HIGHFEST В ПОИСКАХ МАГИЧЕСКОГО КАМНЯ

Завершил свою работу XI Международный фестиваль исполнительских искусств HighFest. Заявление президента фестиваля Артура Гукасяна о том, что, оставив за спиной уже целое десятилетие, HighFest выходит на старт нового пути, оказалось не пустыми словами. В более чем солидной обойме фестиваля нашлись по крайней мере четыре бьющие в цель постановки, и один спектакль вообще значительный, как залп "Авроры". Это, поверьте, очень и очень немало.

Цветение "пластмассовых садов"

"За предыдущие годы по пути с HighFest оказалось Акрам Хану и Филиппу Жанти, Марк Равенхилл показывал здесь свою мировую премьеру. Многие и многие радовали и продолжают радовать нашего зрителя... Когда мы только создавали фестиваль, директор программы Freenge фестиваля Эдинбургского спросил меня, какие цели ставит перед собой HighFest. Я ответил: "Быть фестивалем номер один в мире". Но, чтобы стать лучшим фестивалем в мире, нужно, чтобы у нашего города и нашей страны были необходимые ресурсы. Наших ресурсов явно недостаточно, но мы продолжаем работать. Только благодаря такому непрерывному стремлению можно добиться максимума из, казалось бы, невозможного", - говорил Артур Гукасян на одной из пресс-конференций.

ОГРОМНАЯ РАБОТА, ПРЕДШЕСТВОВАВШАЯ НЫНЕШНЕМУ АРТ-ФОРУМУ, становилась все более очевидной и вызывала все большее уважение по ходу фестиваля, продлившегося целых двенадцать дней. К "высшей химии" - девиз нынешнего HighFest - подошли со всей обстоятельностью. Вещества, вступление в реакцию которых и должно было привести к театральному взрыву и празднику, были выверены и взвешены тщательно. В результате в программе фестиваля почти не было всячины, которой он грешил предыдущие два года, а было много такого, что вызывало живой интерес, открывалось неожиданным ракурсом и рождало дискуссии.

Детская программа, некогда неотъемлемый ингредиент HighFest, в последние годы отсутствует. Но так уж случилось, что под эту дефиницию вполне подпадали спектакли, открывающие и закрывающие фестиваль. Что вовсе не отменяло возможности взрослого и местами профессионального зрителя получить от них удовольствие. Спектакль британской труппы "1927" - "Животные и дети заполонили улицы" классифицировался как мультимедийный. Три героини его, пожилые миссис, вспоминающие минувшие дни и жалующиеся на бедлам, происходящий нынче в жизни и на их некогда спокойных улицах, с потрясающей четкостью вписывались в "мультик", занимающий все пространство сцены. Мультик был веселый и трогательный. Актрисы суперпрофессиональны - изысканная английская речь, даже в скороговорке, прекрасный "живой" вокал, отточенная мимика набеленных лиц... Словом, все очень современно, все работает четко, как Биг Бен.

Совсем иным был "Пластмассовый сад" итальянской труппы "Кантиери Театрали Кореа". Кто бы мог подумать, мыльные пузыри - а из них, огромных, радужно-переливчатых, артисты устроили целую феерию - могут взлетать так высоко?! Из каких-то палочек-тряпочек, из ярких зонтиков, складных стульев и цветных фонариков три клоуна создали мир столь волшебный, изящный и пленительный, а музыкальное сопровождение из итальянских песен под аккордеон так брало за душу, что зрители выходили из зала сплошь с просветленными лицами.

КАЖЕТСЯ, ИЗ ПОСТАНОВОК, МАРКИРОВАННЫХ АРТУРОМ ГУКАСЯНОМ грифом "спешите видеть", наименьший интерес вызвал "Узбек". Спектакль, поставленный и сыгранный совместно со знаменитым берлинским театром Йозефа Бойса недавно взошедшей звездой Талгатом Баталовым. "Узбек" - это сделанная в стилистике документального стенд-апа история о том, как гражданин Узбекистана хотел стать российским подданным. Со всеми вытекающими обстоятельствами. И актер вроде крепкий, и тема актуальнейшая. Но мытарства узбека в душах лиц кавказской национальности явно не нашли отклика.

Зато непредсказуемый успех выпал на долю спектакля "Муму" театра "Комедианты". Тургеневский рассказ из школьной программы, решенный в абсолютно фольклорной манере, обернулся не лубком, но повествованием, поданным с большим вкусом и образностью. Ну и сорвавшим немало аплодисментов.

Самые жаркие споры развернулись вокруг спектакля из Латвии - Драматического театра Валмиерии "Фрекен Жюли". Чем питалось воспаленное женоненавистничество Стриндберга - объяснить нелегко. Тут и личный опыт, и горестное сознание, что рушится вековой уклад и вырвавшиеся из семейных и протестантских оков прелестные барышни с лицами мадонн ведут себя, точно мартовские кошки. По крайней мере, так прочли великого драматурга в латышском театре. Условная режиссура словно упразднена, все достоверно, как в жизни. Персонажи раздеваются, моются и даже плюют друг в друга, и делают это почти так, как это делают не в театре, а за запертыми дверьми. Но по какой-то парадоксальности перед зрителем открывалась не подлинная жизнь, а подлинный театр. Спектакль организован железной режиссерской рукой. И даже самый благонравный зритель должен был бы оценить чистоту режиссерской и актерской работы - пусть в жестких, брутальных мизансценах...

Страсти вокруг несчастной фрекен разыгрались нешуточные. Впрочем, это не единственный фестивальный спектакль, вызвавший дискуссию. И это, наверное, одно из достижений HighFest. Ведь фестиваль ставит своей целью ознакомление с новейшими арт-течениями, реакции на которые в нашем зрителе еще не отрефлексированы. Но время идет, фестиваль работает, и многочисленные армянские молодежные и даже студенческие спектакли, которыми изобиловала его программа, явственно показывали, что работа эта не напрасна.

Остров Миранды

Не на каждом фестивале случаются спектакли, позволяющие отпустить ему любые грехи. У нынешнего HighFest такой спектакль имелся - добытая нелегким и длительным трудом "Миранда" культового литовского режиссера Оскараса Коршуноваса. В зале Русского театра, где прошел спектакль, яблоку негде было упасть. Сей факт, доказывающий не только хорошую работу айфестовских пиарщиков, но и то, что время действительно изменилось настолько, что имя театрального режиссера может собрать аншлаг, радовал сам по себе.

ДЛЯ КОРШУНОВАСА "БУРЯ" ШЕКСПИРА стала не поводом к ее сценическому воплощению, но поводом к разговору - разговору о личинах власти, мысли об эпохе. Остров, на котором изгнанником живут Просперо и Миранда. У Коршуноваса он превращается в старую советскую квартиру - стеллажи, книги, книги, книги, огромный ящик радиоприемника, в которой, как Сахаров в Горьком, живет диссидент-отшельник с дочерью, искалеченной ДЦП. Болезнь, приковавшая ее к креслу, превращает ее движения в особый танец, столь же отталкивающий, сколь и завораживающий.

Вот из черно-белого телевизора заиграло "Лебединое озеро", адажио августовского путча 1991 года. И телефон, к которому пугливо, нервно прикасается Просперо, не решаясь позвонить. Односторонняя, прерывающаяся, барахлящая связь с внешним миром. Отмель времен. Трудно объяснить, как режиссер заставляет работать какие-то механизмы бессознательного, заставляет переживать ситуацию "человека из подполья" как опыт собственной экзистенциальной и исторической "затравленности".

ПРОСПЕРО ЧИТАЕТ МИРАНДЕ... Начинается завораживающая фантасмагория, когда два совершенно уникальных актера - Арида Гинтаутайте и Дариус Мескаускас - разыгрывают "Бурю", мгновенно, на глазах у зрителей преображаясь в шекспировских персонажей. Вот уж поистине "мы сотканы из ткани наших снов". И думается, что сейчас мы увидим, как искусство преображает действительность, как спасает и лелеет человека, как дает ему надежду. Отец, начиная читать от лица Просперо, с азартом принимает на себя роли Гонзало, Фердинанда и Калибана. Дочь, сначала с трудом выговаривая первые слова, проживает роли Миранды и Ариэля. Чем дальше заходит процесс преображения, сживания с текстом и ролями, тем опаснее и разрушительнее становится эскапизм героев.

С первыми словами Шекспира, которые разрывают искривленный рот Миранды, ее словно начинают одолевать бесы, бесы театра, которых то ли изгоняют из нее, то ли призывают. Два человека, одержимые "Бурей", подчиняясь роли, провоцируют друг друга на открытие неизведанного и страшного внутри.

Вот Миранда сосредоточенно красит губы для встречи с Фердинандом, глядя в маленькое зеркальце, и вдруг с ужасом замечает, что за спиной ее не Фердинанд - а скачущий, отвратительный, страшный полуголый Калибан. Дариус Мескаускас с таким безумием, ненавистью, актерской смекалкой, с таким талантом подходит к роли, что непонятно, чья суть ему ближе. И эта бесовская пьяная пляска Калибана, его низменная, грубая, разрушительная агрессия выходят далеко за границы "домашнего театра".

В полутемной комнате с грохотом распахивается одна из полок стеллажа - в ящике извивается необычайно подвижным телом Миранда-Ариэль. Ариэль - плененный дух, необузданный и взыскующий свободы. Арида Гинтаутайте выделывает какие-то немыслимые пластические фигуры, буквально ходит по стенам, как ниндзя, она кричит пронзительным тонким голосом, тарабанит шекспировский текст, и словно целые сонмы демонов читают "Бурю", словно эти демоны разносят ее слова эхом. А спектакль, от которого уже бегут мурашки по телу, начинает восприниматься сеансом экзорцизма...

Произнеся последние слова о вечных ценностях, о знании и духовности, отошел от своей крепости из книг, откинул голову на спинку кресла, чтобы забыться последним сном, Просперо. И из небытия, куда ведут все дороги из этой маленькой комнаты, из ослепительно белого света перед угасающим в буре взглядом и сознанием отца, разочаровавшегося в попытках творения лучшей реальности и себя в ней, является Миранда. Под звуки того же адажио из "Лебединого озера" она является воздушной балериной, торжествующе красивой. И этот амбивалентный образ прекрасного духа, по стечению исторических обстоятельств ставший символом военного переворота, долго-долго не отпускает зрителя.

Итак, занятия органической химией и даже алхимией для выявления вещества и существа театра, затеянные в нынешнем году HighFest, увенчались успехом. Фестиваль взял курс на получение театрального магического камня. Пожелаем ему успеха!