ВЫХОД - В КОНФЕДЕРАЦИИ ТРЕХ ЗЕМЕЛЬ?

Являются ли западные украинцы отдельной нацией? Несмотря на внешнюю тривиальность постановки, вопрос этот не поверхностный. Вот уже более двух столетий – еще со времен Великой Французской революции - европейские умы тщетно пытаются выйти на такую универсальную формулировку понятия "нация", которая была бы защищена от всех последующих потрясений и исправно работала бы при всех формациях и временах.

ОДНИ СЧИТАЛИ, ЧТО НАЦИЯ РОЖДАЕТСЯ В ХОДЕ освободительной и классовой борьбы и только в водовороте этой борьбы может самоопределиться подлинно единая нация. Приводился излюбленный пример: французская нация образовалась в эпоху Великой революции в результате соединения различных по культуре народов - гасконцев, бургундцев, бретонцев и т. д.

Другие придерживались того мнения, что базовым компонентом в процессе формирования нации является также наличие независимого централизованного государства. Сторонниками такого подхода приводился пример Германской монархии и Итальянского королевства - новых стран, возникших в XIX в. и населенных родственными, но разными народами - швабами, баварцами, саксонцами, венецианцами, тосканцами, сицилийцами и т. д., которые вполне могли и не сплотиться в единую нацию, не будь этого централизованного государства.

Позднейшие марксисты-большевики возражали против такой постановки вопроса. По их мнению "получается, что ирландцы стали нацией лишь после образования "Ирландского свободного государства", а до этого времени они не представляли собой нации; норвежцы не были нацией до отделения Норвегии от Швеции, а стали нацией лишь после такого отделения; украинцы не были нацией, когда Украина входила в состав царской России".

Проблема заключалась в том, что к середине XIX в. язык перестал быть универсальным дифференцирующим признаком: один и тот же английский, испанский, португальский, французский, арабский, сербский (сербо-хорватский)… использовался совершенно разными этносами. Швейцарцы, наоборот, пользовались четырьмя языками, но при этом представляли единую общность. По мнению швейцарского историка Эдгара Бонжура, "понятие швейцарского нейтралитета возникло одновременно с понятием швейцарской нации".

Религия также не являлась универсальным дифференциалом: один и тот же народ мог состоять из католиков и протестантов, из суннитов и шиитов, из христиан и мусульман… И наоборот: в отдельных случаях религиозный фактор сам был способен раздробить на "национальные секции" некогда единое этническое ядро.

ИМЕННО РЕЛИГИОЗНЫЙ ФАКТОР ОБУСЛОВИЛ "НАЦИОНАЛЬНУЮ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЮ" южнославянских народов – сербов (православных), хорватов (католиков), бошняков (мусульман) и т. д., разговаривающих на разных диалектах единого сербского (сербо-хорватского) языка. В начале XIX в. возникло движение пансербизм, провозглашенной целью которого являлось объединение под эгидой Великой Сербии почти всех южнославянских земель. Патриарх движения Дмитрий Обрадович исходил из того, что все жители Сербии, Боснии, Герцеговины, Черногории, Далмации, Хорватии, Сремии, Баната и Бачки – братья, независимо от религии. Пансербисты искали пути преодоления религиозных барьеров, а митрополит Петр Негош выдвинул даже идею насильственного возвращения к истокам - силовой гомогенизации. Не вышло.

В числе самоопределившихся к тому времени национальных обществ фигурировали и расово неоднородные. Например, латиноамериканские нации (которых профессор Корнельского университета Бенедикт Андерсон называет первыми современными нациями, сформировавшимися в ходе борьбы за независимость от испанской короны) состояли из белых, креолов, мулатов, метисов, индейцев-америндов… и вместе с тем говорили на испанском. Становление американской гражданской нации в свою очередь усугубило все известные противоречия.

Можно привести еще много свидетельств того, что в промежутке последних двух веков никаких универсальных формулировок понятия "нация" придумано так и не было. Как и не была внесена ясность в вопрос: является нация очередным этапом развития той или иной этнокультурной общности или это нечто другое, связанное преимущественно с гражданством? Особенно популярным "гражданский подход" стал после Французской революции, когда бывшие подданные короны - те же гасконцы, бретонцы и т. д. - стали представителями французской нации.

Неопределенность в национальном вопросе спровоцировала рождение не только больших и малых интеграционных идеологических течений (панславизм, пангерманизм, панурмынизм, панскандинавизм, пантюркизм и т. д.), но и дифференцирующих направлений (периферийный патриотизм). Так, в середине XIX в. одно из таких обществ под названием "Сибирского областничества" сплотилось вокруг кружка обучавшихся в Петербурге студентов-сибиряков. Областники определяли сибиряков в качестве "сибирской нации", а саму Сибирь считали колонией Российской империи.

Будучи сторонниками дифференцированного подхода в отношении народов, населяющих отдаленные друг от друга регионы Российской империи, и противниками подгона разных этнических единиц под одни и те же термины, сибирские областники предложили использовать для обозначения тех или иных групп новые названия, которые если и были собирательными (распространялись на представителей как близких, так и совершенно далеких этнических групп), но при этом ограничивали географию применения более или менее четкими рамками отдельного локального региона. В частности, закавказских татар они предложили называть адербайджанами, чтобы отделить их от татар сибирских – слагаемых сибирской нации.

ИНЫМИ СЛОВАМИ, ФАКТ ОТОЖДЕСТВЛЕНИЯ ЗАПАДНЫХ УКРАИНЦЕВ (коренных жителей Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской, Волынской, Ровненской, Хмельницкой, Черновицкой, Закарпатской, отчасти – Винницкой и Житомирской областей) с восточными собратьями не может быть разрешен в строго директивном порядке, как это было сделано в СССР. Эти земли весьма долгое время пребывали в составе разных государств, в известной степени они германизировались (в период Австро-Венгрии) и полонизировались, то есть подверглись существенным ментальным изменениям. С учетом того (признаваемого историками) обстоятельства, что даже в наиболее передовых европейских странах механизмы национальной консолидации (именно по этническому, а не гражданскому принципу) долгое время были попросту неэффективными, нынешний раскол украинского общества вполне понятен.

Показательно наблюдение виднейшего британского историка национализма Эрика Хобсбаума: "Вполне очевидно, сколь привлекательной может быть традиция государственности для современного национализма, цель которого - становление нации в форме территориального государства. Это заставляло некоторые из национальных движений выходить далеко за пределы реальной исторической памяти своих народов, дабы отыскать в прошлом подобающее (и подобающим образом внушительное) национальное государство. Так обстояло дело с армянами, которые после I в. до н. э. не имели сколько-нибудь крупного государства".

Показательно, что из эффективных "западных примеров" ученый приводит только армянский. Эрик Хобсбаум отмечает, что армянская церковь и армянская средневековая историография оказались - в силу тех или иных причин – более эффективными и состоятельными институтами консолидации общества и конкретного самопозиционирования и самообозначения этого общества (именно как общества армянского), чем позднейшие европейские институты. "Теократий, способных развиться в нацию, сравнительно немного, а потому нам трудно судить, каковы в этом смысле возможности власти, опирающейся исключительно на божественный авторитет. Если взять "западный" пример, он удался только историкам средневековой Армении. Однако в Европе XIX в. этот авторитет оказался явно недостаточным, в чем и убедились итальянские неогвельфы, пытавшиеся построить итальянский национализм на основе идеи папства. Они потерпели неудачу - хотя папство представляло собой de facto итальянский институт, а вплоть до 1860 г. - даже единственный в прямом смысле слова общеитальянский институт".

Конечно, Украина остается перекрестком внешних интересов, однако нельзя сводить все исторические противоречия лишь к внешнему давлению. Вполне возможно, что в настоящее время протекает процесс становления западно-украинской нации, и если это так, то приемлемым механизмом сохранения территориальной целостности этого государства может стать конфедерация трех земель – Западной Украины, Восточной Украины, Крыма. Во всех остальных случаях крайне трудно будет сохранить территориальную целостность крупнейшей европейской страны.