"ПРОКЛЯТЫЕ ГОДЫ" ЕРВАНДА ОТЬЯНА

Воспоминания обычно пишут на склоне лет, когда приходит пора "итожить то, что прожил", когда вокруг бегают внуки и внимательная невестка старается угадать желания grand-pиre. Примеров таких воспоминаний в мировой литературе много – обычно они такими и бывают.

Но таких воспоминаний нет у армянских писателей. Редко кто из них дожил до седин и скончался в окружении заботливой родни. Провидение распорядилось так, что очередной взлет армянской литературы пришелся на конец XIX – первые десятилетия XX века, а это – Геноцид нашего народа в 1890 – 1923 гг. и затем - сталинские репрессии. Эти две мясорубки перемололи практически всю армянскую литературу, выбив из нее наиболее ярких, наиболее талантливых авторов.

К ИХ ЧИСЛУ ОТНОСИТСЯ И ЕРВАНД ОТЬЯН. ОН БЫЛ ПРЕДСТАВИТЕЛЕМ одной из самых знаменитых армянских фамилий Османской империи, известных не менее архитекторов Синанянов. Достаточно сказать, что его дядя Григор Отьян был вместе с Мидхат-пашой одним из авторов Османской конституции 1876 г. Сам он был талантлив до неприличия. Он мог на спор, не вставая из-за стола, написать роман на любую предложенную тему, и роман этот читался так же, как и писался – на одном дыхании. Он был блестящим сатириком, достойным последователем Акоба Пароняна, не уступавшим ему в таланте. Он писал в год по два романа, вел ежедневную колонку в газете "Жаманак", жил светской жизнью… Он занимался своим делом - у него было блестящее настоящее и не менее блестящее будущее.

Потом вместо блестящего будущего наступил 1915 год. Началась мировая война (тогда еще не пронумерованная) и правительство Османской империи решило, что настал удобный момент для окончательной расправы с армянами.

Сказать, что бельмом на глазу у турок были одни армяне, было бы неверно. Так же они расправились и с ассирийцами – древнейшим народом, создавшим государство тогда, когда предки турок жили еще в каменном веке в своих закаспийских и алтайских степях, и с понтийскими греками – наследниками византийцев.

Во время этого Геноцида христианских народов в Османской империи были вырезаны, забиты, замучены более полутора миллионов армян, около миллиона ассирийцев и столько же понтийских греков. Взяв Смирну, войска генерала Кемаля сожгли город и вырезали более 80 000 греков и уцелевших после бойни армян – практически все христианское население, причем Кемаль, получивший прозвище Ататюрк – отец тюрков, сказал тогда, глядя на пылающий город: "В очистительном огне Измира (так турки переиначили Смирну), сгорают враги Турции и возрождается ее былая слава".

То, что это слава патологического убийцы и насильника, салоникского "денме" (так в Турции называли евреев, внешне принявших мусульманство, но продолжающих исповедовать иудаизм) не заботило, как не заботило и его предшественников – Энвера, Талаата, Джемаля и иже с ними, организовавших и осуществивших первый Геноцид ХХ века. Они создавали новую Турцию, где имели право жить одни турки, день которых должен был начинаться с фразы: "Я счастлив тем, что я – турок".

ЕРВАНД ОТЬЯН, КАК И ВСЕ АРМЯНЕ, СКАЗАТЬ ТАКОГО О СЕБЕ НЕ МОГ, а значит, ему было отказано в праве не только жить на своей земле, на своей родине, но и жить вообще. Но прежде чем нацию уничтожить, ее следовало лишить защитников и затем – обезглавить. Турки самым "блестящим" образом осуществили это под мудрым руководством германских советников, соединив германскую педантичность и основательность с турецкой жестокостью. Воспользовавшись начавшейся войной, они забрали в армию всех мужчин от 18 до 45 лет – старики, женщины и дети остались без защитников. Затем наступила очередь интеллигенции – нацию обезглавили. Дальнейшее было вопросом времени.

Арестовали и выслали вместе с другими 2400 писателями, врачами, публицистами, юристами, коммерсантами, педагогами, депутатами Османского парламента и Ерванда Отьяна, и поэтов Сиаманто и Варужана, и основателя и редактора газеты "Сабах" (она выходит до сих пор – это одна из влиятельных газет Турции), стоявшего у основ турецкой журналистики, профессора университета Тирана Келекяна, и композитора архимандрита Комитаса – потому что они были Армяне и в Турции им не было места.

Сиаманто и Варужана забили до смерти камнями на этапе; Келекяна убили в концлагере, и даже его ученик, оказавшийся комендантом лагеря, не смог ничем помочь своему профессору – из 291 лагерника уцелели 40; Комитас сошел с ума, видя Голгофу своего народа.

Ерванд Отьян выжил и оставил свои воспоминания.

Воспоминания о крестном пути армянского народа оставили почти все уцелевшие – понимая, как это важно для последующих поколений, но воспоминания – свидетельские показания - Ерванда Отьяна занимают особое место: они показывают общую, цельную картину всего геноцида от его замысла до способов реализации (так впоследствии поступил и А. Солженицын, создавая "Архипелаг ГУЛаг").

Ерванд Отьян был талантлив, он был знаменит и известен всем – и туркам в том числе, - но не менее известны и не менее талантливы были и Комитас, и Келекян, и Сиаманто, и Зограб – писатель, правовед, депутат парламента, но спасся из них один Отьян. Искать в этом перст судьбы нет смысла: при своей известности он не был политическим деятелем, не состоял ни в какой партии, более того, он едко прохаживался по адресу их всех, т.е с точки зрения турок был человеком безвредным, на которого и пулю тратить жалко – пусть сам помрет на этапе, или, если не повезет – на месте, в концлагере.

ЕРВАНД ОТЬЯН ВЫЖИЛ. ВЫЖИЛ ПОТОМУ, ЧТО, КАК САМ ПРИЗНАЕТСЯ, он был один – с ним не было семьи, родных, о которых надо заботиться, которых не бросишь и не скроешься. Его знали все – и все старались помочь чем могут – советом, деньгами, укрытием, куском хлеба, одеялом… Его спасло ремесло сатирика – он решил для себя, что поневоле оказался участником и статистом пьесы абсурда и пытался относиться к этому философски – c'est la vie. Но даже при всем этом он не раз был на волосок от смерти, был близок к помешательству. Он не сошел с ума, как Комитас, при нем не насиловали его учениц, как это произошло с Вааном Минахоряном – он уцелел и сам удивлялся своей везучести. Ему прямо говорили: "Вся твоя вина в том, что ты армянин". Ему популярно объяснили: "А кто сказал, что тебя погонят в Диарбекир? Полицейский выведет тебя за город, убьет и вернется". Объяснили спокойно, без эмоций, словно речь шла о бездомном паршивом котенке. И он знал, что так и сделают. Он видел сотни, тысячи, десятки тысяч таких убитых, замученных, зарезанных, умерших от голода, от болезней.

И еще он знал, что должен выжить, чтобы написать обо всем об этом. Написать не для того, чтобы турки устыдились. Для турок это было обычным делом – резня христиан и армян, в частности. Он знал, что должен написать, чтобы это НЕ ПОВТОРИЛОСЬ.

К сожалению, человечество не усвоило жестокого урока, преподанного ему турками. Мир сначала содрогнулся, потом это стало статистикой. И вскоре Гитлер сказал перед новой мировой войной, предлагая решить еврейский вопрос уничтожением евреев: "А кто сейчас помнит про резню армян?"

Про резню - Геноцид армян нельзя забывать, как нельзя забывать и про Геноцид ассирийцев, греков, евреев, нигерийского народа ибо, руандийцев… К сожалению, этот скорбный список на нас не заканчивается. Не заканчивается потому, что мир не предпринял ничего, чтобы геноциды остановить. Даже и сегодня ни один народ не застрахован от Геноцида. Не застрахован потому, что забыта максима правосудия: неотвратимость наказания. Потому что даже США, в свое время признавшие Геноцид армян в Османской Турции и в Закавказье и принявшие перед мировым сообществом официальное обязательство ликвидировать его последствия (насколько это вообще возможно) и создать условия для возрождения нашего государства (ибо только в собственном государстве вероятность геноцида сводится к минимуму) – даже США отказались от выполнения этого, взятого на себя перед всем миром, обязательства.

СТОИТ ЛИ ПОСЛЕ ВСЕГО СКАЗАННОГО УДИВЛЯТЬСЯ ТОМУ, ЧТО ТУРЦИЯ НЕ ПРИЗНАЕТ ГЕНОЦИДА? Ведь признай она Геноцид – надо будет вернуть награбленное имущество (а это по сегодняшним ценам сотни миллиардов долларов), вернуть захваченные земли…

Хотя… Турки всегда сначала хватаются за ятаган (теперь это топор – прогресс налицо!) и только потом задумываются (если задумываются вообще) – а стоило ли?

Пути Господни неисповедимы: необязательно Ему тыкать нам в глаза пальцем в доказательство своего существования. Не признавая Геноцид армян сегодня, турки завтра сами могут оказаться в нашем положении. В современном мире это вовсе не фантастический сценарий. К кому они тогда пойдут с жалобами? И кто их тогда захочет слушать? И найдется ли для них свой Ерванд Отьян?

Предлагаем вашему вниманию несколько отрывков из воспоминаний Ерванда Отьяна "Проклятые годы. 1914 - 1919" в переводе Раздана Мадояна. Роман на русском языке выйдет в свет в издательстве Первопрестольного Святого Эчмиадзина.

Глава первая

НАЧАЛО МИРОВОЙ ВОЙНЫ

... В воскресенье 2 августа (по новому стилю) газеты сообщили, что мировая война началась.

Этим же утром на стенах домов К-поля мы увидели наклеенные объявления большими буквами:

"ОБЪЯВЛЯЕТСЯ МОБИЛИЗАЦИЯ, ВСЕ ВОЕННООБЯЗАННЫЕ ДОЛЖНЫ ВЗЯТЬ В РУКИ ОРУЖИЕ. Первый день мобилизации 21 июля, понедельник".

Это объявление, как я потом узнал в ссылке, в тот же день появилось во всех провинциях от Анатолии до Сирии, от столиц наместничеств до последнего села. Несколькими месяцами раньше оно было разослано всем мухтарам (старостам, главам самых мелких административных единиц – сел и городских кварталов /махалле/) в опечатанных конвертах со строжайшим распоряжением держать послание в секрете и вскрыть только после приказа из столицы.

Эти секретные пакеты, о которых стало известно народу и который ничего не знал об их содержании, во многих местах повергли в ужас Армян, решивших, что в них находится приказ о начале резни.

...И вот постепенно знакомые и родственники стали надевать котомки, отправляться на военную службу.

...Тогда же я как-то встретил на улице министра почты и телеграфа Воскана-эфенди Мартикяна.

Естественно, говорили о злободневных вопросах.

Воскан-эфенди был крайне пессимистичен.

- Эти люди объединятся с Германией и начнут войну, - сказал он.

- Но это же совершенная глупость, - заметил я.

- Глупость или нет, но это так.

- И что будет в итоге?..

- Для турок все кончится очень плохо, потому что Германия войну проиграет.

Как и всякий Армянин, Воскан-эфенди разделял опасения наших соотечественников:

- Для нас, - добавил он, - все это очень опасно. Дай бог, чтоб поскорее все кончилось.

... По дороге мне встретился сам Зограб, направлявшийся к пристани. Дальше пошли вместе.

... речь пошла о положении в стране.

Никогда еще я не видел Зограба настроенным столь пессимистически.

- В страшные дни живем, - сказал он, - эти турки сильно изменились и особенно изменилось их отношение к нам…

- Чего вы боитесь? – спросил я.

- Боюсь, что нас всех вырежут, - ответил Зограб, действительно волнуясь. - Мировая война даст им повод, которого, возможно, больше никогда не представится.

После этого я еще несколько раз встречался с Зограбом; его настроение и предчувствия не изменились.

- Турки вырежут всех нас, - повторял он.

Эта мысль неотступно преследовала его.

... Турки уже не скрывали своего откровенно враждебного отношения к Армянам.

ЭТОМУ СПОСОБСТВОВАЛИ И СООБЩЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКИХ ГАЗЕТ о том, что российский император своим указом пообещал кавказским Армянам независимость.

Господин Гоф, генеральный инспектор по осуществлению реформ в восточных вилайетах, до того пребывающий в Ване, вернулся со своими работниками в К-поль.

... Турки знали, на чьей стороне симпатии Армян, и это еще больше бесило их.

"Карагез" писал: "Хотите узнать военные новости - смотрите на Армян. Если Армяне радуются, значит, побеждают Французы и Русские, если у них грустные лица – будьте уверены, что побеждают Германцы".

В это время появилась новость, которой мы поначалу не придали особого значения. Говорили, что полиция составила списки известных Армян, и многие из этого списка будут высланы (всего было арестовано и выслано более 2300 человек).

- Составлен список из шести тысяч человек, - говорили одни.

- Нет, только из двух тысяч, - уверяли другие.

Целыми днями только об этом списке и говорили, но, как я уже сказал, не придали этому значения.

Все эти разговоры постепенно все более сгущали вокруг нас атмосферу беспокойства.

В воздухе повисла ощутимая угроза.