Одна из самых необычных музейных премьер года – выставка «Объединенные искусством: Ерванд и Мелинэ Кочар», представленная в Музее-студии художника Джотто (Геворга Григоряна).
Переступив порог этого уютного островка культуры, в котором благодаря усилиям его работников сохранилась удивительная атмосфера присутствия самого хозяина музея – доброго, с лукавой улыбкой талантливого Джотто рядом с очаровательной женой и другом, художницей Дианой Уклеба, блистательный художественный талант которой проявился только после ухода из жизни ее супруга. Она была истинной подвижницей: оставаясь в тени его искусства, она всячески способствовала расцвету его таланта.
И ВОТ, ПОДНЯВШИСЬ НА ВТОРОЙ ЭТАЖ, ГДЕ РАЗВЕРНУТА ЭКСПОЗИЦИЯ РАБОТ ЕРВАНДА И МЕЛИНЭ КОЧАР, испытываешь сложное чувство печали, радости и напряженного ожидания. Если личность и творчество Ерванда Кочара давно пользуются мировой славой, то творчество Мелинэ, второй жены Кочара, совершенно незнакомо армянскому зрителю. Эта выставка впервые знакомит нас с ее искусством. Конечно, она не может дать полного представления об ее творчестве. Судьба ее наследия оказалась столь же драматичной, как и ее человеческая судьба. С Кочаром они поженились в 1927 году в Париже. Вместе прожили 9 лет, до самого возвращения Кочара на родину. Она осталась в Париже из-за болезни, потом не смогла приехать к нему по независящим от нее обстоятельствам. Все прикрыто завесой неизвестности. Но она помнила его в течение всей жизни и не могла простить себе, что не уехала с ним. Но, оставшись, она считала своим долгом напоминать Парижу об искусстве армянского мастера. Она устраивала в мастерской выставки его работ, участвовала в издании альбома, посвященного его творчеству. Известный французский искусствовед Вольдемар Жорж писал в своем предисловии к альбому, что пространственная живопись так же немыслима без Кочара, как все современное искусство без Пикассо.
Мелинэ вместе с художницей-авангардисткой Соней Делоне и другими представителями французской интеллигенции попыталась устроить Кочару возвращение во Францию, но тогдашние власти не выпустили Кочара даже на его собственную выставку в Париже в 1955 году. Железный занавес сыграл свою роковую роль – Мелинэ и Ерванд больше не увиделись.
Кочар с самого начала своей творческой деятельности поразил размахом, яркостью и свежестью новизны. Его жизни сопутствовала ранняя слава художника «магиллановой крови», открывателя новых земель.15 лет, проведенные в Италии и Франции, не прошли даром. Эти годы сделали его видение острее, упорядоченнее. Ибо изо дня в день он упорно работал. Огромный труд, изучение классики и наблюдения дали возможность пробить путь к вершине – путь к себе.
Обрести собственное лицо в такой стране, как Франции, было нелегко. Кто сегодня не знает миф о Париже начала XX века. Само это явление коллективной гениальности было интернационально, индивидуалистично и ярко так, что до сих пор в мире светло, когда произносятся те имена. Какие имена! Какие звуки! Гийом Аполлинер, Анри Матисс, Макс Жакоб…
НЕ НАПИСАНА ЕЩЕ ИСТОРИЯ ВЕЛИКОЙ САМООТВЕРЖЕННОСТИ, ТРУДА И АРТИСТИЧНОСТИ КАРНАВАЛЬНОЙ БОГЕМЫ ТЕХ ЛЕТ. Было холодно, голодно, безнадежно. Но было и самое главное: были внутренние связи – связи духовно-творческие, а не профессионально-деловых интересов, было бескорыстное отношение к творчеству, которое никак невозможно создать ни лозунгами, ни призывами, ни примерами из истории. Тогда именно там была точка свершений. Что мог противопоставить тогда еще малоизвестный Кочар таким авторитетам живописи, как Матисс, Пикассо, Леже? Оказывается, мог, он стал основоположником нового жанра в искусстве — пространственной живописи.
Кочар выставляется с Пикассо, Матиссом, Кирико. Его имя упоминается рядом с именами Брака, Леже, Люрса, Делоне. Его произведения украшают стены галереи многих стран, в том числе Лувра, музеев Манчестера, Лондона. Но настал час, когда путник, странствующий со своей мечтой, осознал страстное желание вернуться на родину. Решающим толчком послужили слова Чаренца: «Ты должен выситься в Армении, как высится Эйфелева башня в Париже».
На выставке мало работ самого Кочара, но они значительны. Энергия, глубина выражения, виртуозность изобразительных средств, красота без украшательства, гармония без приглаженности, жизненная сила делают живописные картины Ерванда Кочара истинными произведениями искусства. Они отличаются необычной емкостью, своеобразием и смелостью, остротой и завершенностью. Можно утверждать, что ни одна из его характеристик не существует вне выверенной логики построения, вне композиции, и в этом, пожалуй, ее главный содержательный смысл. Он и сейчас удивляет новым открытием эстетики и сладкой поэтической тайны, никогда не разгаданного до конца смысла.
Большая часть выставки принадлежат произведениям кисти Мелинэ Кочар. Это камерные работы художницы, любезно представленные коллекционером Седой Мавян. Как отмечают сотрудники Музея, до открытия этой выставки была проделана огромная работа: сотрудничали в основном с коллекционерами, поскольку в Национальной галерее Армении были всего лишь две работы, которые художник передал в дар галерее в 1964 году через АОКС, остальные картины исключительно из частных коллекций. Драматичная судьба наследия Мелинэ Кочар сыграла зловещую роль в том, что ее творчество оказалось за пределами художественной жизни Франции. Дело в том, что после кончины Мелинэ ее наследием занималась мать: она свято хранила работы дочери. А когда ушла из жизни и мать Мелинэ, ее работы были вынесены на аукцион и разлетелись по частным коллекциям. Поэтому у нас не может быть цельного представления о творчестве этой одаренной художницы. Кураторы выставки благодарны Седе Мавян за то, что она не только представила свою коллекцию для показа в Ереване, а также проделала важную работу, занимаясь биографией художницы, извлекая из архивов различную информацию, передала кураторам свои лекции, чтобы творческий облик художницы вернуть из забвения.
ТВОРЧЕСТВО ХУДОЖНИЦЫ ФОРМИРОВАЛОСЬ НА ФОНЕ ФРАНЦУЗСКОЙ ЖИВОПИСИ САМОГО ЯРКОГО ПЕРИОДА. Она впитывала в себя атмосферу этого города, который был воплощением искусства: здесь рождались художественные идеи и направления, и «разлетелись мгновенно по миру, как шариковая ртуть: художники, писатели, законодатели искусства здесь оглашали и низвергали принципы и декларации». На ее творчестве сказалось и влияние Кочара. Она очень ему помогала, но очень многому у него и научилась. Он учил ее и своей требовательностью и, главное, своим примером делать всегда как можно лучше. До конца жизни была очень одинока, сама ограничивала круг тех людей, с которыми могла бы общаться. Ей была нужна какая-то внутренняя сосредоточенность, чтобы сделать еще что-то важное для своего великого мужа.
Есть ли влияние французского авангардиста Фернана Леже, в школе-студии которого Мелинэ пыталась избавиться от пробелов в своем образовании? Честно говоря, те картины, которые представлены в экспозиции выставки, не говорят о прямом воздействии ее учителя. И это не случайно. В те годы в Париже искали свой путь художники со всего мира и поступали в Академию изящных искусств, либо в Академию декоративного искусства, либо разбредались по свободным школам-академиям, которыми руководили художники-мэтры. И почти каждый приносил свою, пусть незрелую подчас, но присущую ему изобразительную манеру. Фернан Леже принимал каждого с его живописными пристрастиями, никому ничего своего не навязывая. Одни занимались абстракциями, другие находились в традициях классического реализма, третьи увлекались сюрреализмом. Леже уважал индивидуальность каждого и, объясняя и поправляя ошибки, не уходил от манеры, выбранной учеником.
Сами же произведения Леже выражали интенсивный темп жизни, индустриализацию, натиск урбанизма. Настойчиво эстетически лихо отзывался художник на дела и надежды своего времени. Вот почему в нежном, камерном искусстве Мелинэ мы не находим прямого влияния ее учителя. Зато влияние Кочара ощущаешь сразу. Мелинэ была щедрой, умной, отважной и красивой. Вокруг этой пары всегда создавалась атмосфера своеобразного почитания. Красота была заключена и в ней самой, и в ее работах, и в самой линии ее творчества.
Дальнейшая судьба Кочара связана с Маник Кочар, талантливым литературоведом, на которой маэстро женился в 1949 году, спустя 13 лет после возвращения на родину. У них родились два сына.
Теперь о главном. Почему выставка открыта именно в музее Джотто, а не Кочара. Сложно ответить однозначно. Этих художников связывала давняя дружба. У Тельмана Зурабяна в книге эссе о художниках мы читаем: «Он (Кочар. – Н.Г.) изобразил своего друга и ровесника художника Джотто-Григоряна, обнаженного по пояс. Но какая прозорливость! На картине распятый Христос, но не сломленный. Джотто – тот, кто упорно, невзирая ни на что не отступал, следовал своим пристрастиям и, убедив всех в правоте избранного им пути, получил неоспоримое место среди лучших армянских художников». Вот почему вопрос о месте проведения выставки отметается сразу.
Кураторы выставки — искусствоведы Арпинэ Сарибекян, руководитель Музея-студии Джотто и Айкуи Саакян.
