ЕГО ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ БЫЛИ ОБРАЩЕНЫ К ЗВЕЗДАМ

Он был удивительно несуетным, в гармонии с миром и с собой. Его воздушные замки строились на земле, но лицом были обращены к звездам… Масштаб личности Рубена Саркисяна, значимость его Слова большого художника давно утвердили его имя в числе тех, кто творил историю современной армянской музыки на рубеже тысячелетий.

Рубен, несомненно, тяготился бы высокопарным слогом, ограничусь поэтому скромным эссе в надежде все же раскрыть дорогой сердцу образ.

МОЖНО БЫЛО БЫ ДОЛГО ГОВОРИТЬ ОБ ОРИГИНАЛЬНОСТИ суждений Рубена, энциклопедичности знаний, глубине и отточенности мысли, но я хочу говорить о душе. Потому что Рубен, Рубик - это прежде всего Душа. Всепроникающая, певучая, теплая, самоироничная, от незамутненного чистейшего родника. Он был из носителей этического идеала. Его присутствие обязывало быть человеком. Как не вспомнить его учителя Лазаря Мартиросовича Сарьяна...

С неутраченным детским любопытством Рубен не уставал открывать мир. Что-то было в нем, роднящее с Маленьким принцем. Влюбленный в жизнь, он вкушал ее медленными глотками. Жадный до знания, подстегивал и наш интерес к истории и философии, литературе, точным наукам, к жизни вообще. Был замечательным собеседником - вникающим, участливым. Без словесного мусора и "парфюмерного" налета и тем более без ложного пафоса. Говорил тихо, как бы "про себя". Никогда ничего не доказывал. Просто в его прерывающих паузы репликах звучали аксиомы... За скупыми словами чувствовался обширный опыт жизнепознания.

Знаний была планета - от этрусков до наших дней. Что бы ни затрагивал Рубен, выверялось камертоном его прихотливого гена. "Кто постоянно идет от общего к частному, когда-нибудь поймет, насколько "великое частное" определяет общее" (из знаменательных фраз). И это "великое частное" открывал он у Малера и Шенберга, Пруста и Джойса, Ницше и Фрейда, в перипетиях грегорианского хорала, музыке Комитаса…

Мне всегда казалось, что люди, живущие в собственном мире, не теряют способности удивляться. Вот и Рубена часто посещала формула удивления, как и мягкий озорной юмор. И ни слова дурного, никогда ни о ком. Как сейчас, вижу его на балконе своего дома с сигаретой в руках о чем-то размышляющем. Редким спокойствием веяло от этого замечательного дома, в котором творили все, - и жена Ирочка, и дочь Алиса (обеими неприкрыто гордился), и все вместе они творили чудо, именуемое "любовью". Ею была пропитана вся атмосфера радушного гостеприимного дома. Любимые книги, велосипед, вылазки на природу, рыбалка, встречи с друзьями… Радость бытия с удовольствием обживалась в его музыкальном пространстве.

НАШИ ЖИЗНЕННЫЕ И ТВОРЧЕСКИЕ ПУТИ не единожды пересекались. Еще студенткой училища (им. Р. Меликяна) я начала преподавать так называемое общее фортепиано. В памятный день в дверь постучался первый студент. Его милая, стеснительная улыбка, точно солнышко, озарила унылые стены моего класса. Признаться, меня несколько смутила его немногословность, но, уйдя весь в музыку, при всем несовершенстве исполнения он покорил меня абсолютно необычным слышанием сверхпопулярной Прелюдии и фуги Баха до минор. От меня Рубен поспешил на урок ко всеобожаемому Эдуарду Ивановичу Багдасаряну, а после, к моему удивлению, собирался еще на какие-то лекции в Политехнический институт, в котором параллельно учился.

В 1979 году я исполнила на конкурсе в Париже его Сюиту для фортепиано. Написанное по специальному заказу организаторов конкурса замечательное произведение и потом, в турне по городам Франции, имело большой и заслуженный успех. В 2010-м по настоянию Рубена я включила в один из моих дисков нравившуюся ему запись Второго концерта Рахманинова с Арлингтонским симфоническим оркестром. А сейчас под моими пальцами его "Посвящение Комитасу", когда-то бездумно брошенное мной в долгий ящик. Сегодня оно делит со мной тяготы непростого времени.

"Приношение Комитасу" - подлинная жемчужина, в которой прочитывается весь Комитас. И ты, исполнитель, с ним в постоянном диалоге. В этом написанном музыкальными звуками своеобразном биографическом эссе словно сплелись мечта и явь. И как скрепляют все семь частей произведения, поначалу робкие, оторванные от родного мотива интонации Крунка.

Два звука… Сколькое могут выразить два звука… Мне мало известно произведений, где так бережно работали бы с интонацией, так органично выстраивали бы цикл. "Приношение" - это целое действо в театре одного актера. Словно на маленькой неказистой флешке набрана живая, волнующая история народа. И фактура без лишних нот, как у Комитаса. Вот где гениальное переплетение частного и общего. Счастье - проживать такое произведение, счастье - знать его автора, кстати, никогда не говорившего о своих творениях, доверявшегося им и передавшего их нам, как святыню, во всех деталях чудной мозаики, которую предстоит собрать…

Светлана НАВАСАРДЯН

22.11.2020