В МИР УСТРЕМЛЕННЫМ ВЗГЛЯДОМ ВЕСЕННИМ: БЫТЬ! МЫ УТВЕРЖДАЕМ: БЫТЬ!

…Февраль 1946 года. Из поверженной Германии вот-вот должна начаться радиотрансляция о суде над фашистскими преступниками. В холодной ленинградской квартире выдающийся трагик Ваграм Папазян с нетерпением ждал выступления своего не менее именитого соотечественника - директора Эрмитажа академика Иосифа Орбели.

ПАПАЗЯН ПОДОШЕЛ К БАЛКОННОЙ ДВЕРИ и чуть отодвинул бархатные портьеры. На улице было холодно и безлюдно. Вдали еле виднелись фигуры двух женщин в темных тулупчиках. Они медленно двигались с небольшими бидонами по скользкому, неприбранному тротуару. Город Петра тяжело приходил в себя после страшных блокадных дней. В ту зловещую пору, когда немец еще не успел сомкнуть зловещее кольцо, населению было предложено покинуть Ленинград. Но многие люди не поддались уговорам, остались в осажденном городе.

Орбели денно и нощно спасал от варварских артобстрелов и бомбежек бесценные сокровища Эрмитажа. Папазяна же часто вывозили в Москву. Отсюда, из редакции Всесоюзного радио, он на разных языках мира рассказывал о злодеяниях нацистских извергов и призывал всех честных людей планеты стать на борьбу с ними.

Задернув занавеси, Ваграм Камерович присел на краешек дивана. Голос из радиоприемника с едва сдерживаемым гневом приводил ужасающие факты зверств нелюдей, сидящих в Нюрнберге на скамье подсудимых. Ни к одной из своих речей - а их у маститого ученого-востоковеда в жизни было вдосталь - он не готовился так тщательно, как к этой - нюрнбергской! В тот холодный зимний день 46-го Эрмитаж, от имени которого он как директор должен был выступить, слился в его сознании с потерянными и безвозвратно уничтоженными жемчужинами мировой культуры.

"Старец с красивой головой библейского пророка, с седой курчавой бородой выступил и как свидетель, и как прокурор" - так позднее опишет знаменитое выступление Иосифа Орбели писатель Борис Полевой. Мудрый седовласый академик конкретными фактами буквально пригвоздил фашистских генералов, строящих из себя безвинных овечек, к позорному столбу. Он назвал количество снарядов и бомб, выпущенных и сброшенных на Эрмитаж, поведал не только о снаряде, ранившем гранитное тело могучего Атланта, но и о фугасной бомбе, погубившей в  Соляном переулке немало старинных музейных ценностей.

ЗАТЕМ ОРБЕЛИ ПЕРЕЧИСЛИЛ ПОСТРАДАВШИЕ архитектурные памятники в Петергофе, Пушкино, Павловске. И вновь вернулся к Эрмитажу: "Преднамеренность артиллерийского обстрела музея для меня и моих сотрудников была ясна потому, что повреждения причинены вовсе не в результате случайных налетов. Город планомерно и последовательно обстреливался на протяжении многих месяцев. Это чистейшая правда! Не стоит юлить и обманывать участников заседания..." Адвокаты из-за океана всеми силами старались помешать ученому завершить его блестящее выступление. Вот и на этот раз защитник немецких вояк задал каверзный вопрос, касающийся познаний ученого-гуманитария в области баллистики. "Я никогда не был артиллеристом. Но в Эрмитаж попало более тридцати снарядов, тогда как в расположенный рядом мост - всего один. И потому я могу с уверенностью судить о том, куда целил фашизм. В этих пределах я артиллерист", - гордо парировал Орбели. "Если бы в суде можно было аплодировать, зал, безусловно, устроил бы Иосифу Абгаровичу овацию, - читаем у того же Б. Полевого. - Даже лорд Лоренс, объявлявший обычно перерыв неизменной формулой "не кажется ли вам, господа, что настало время объявить перерыв", на этот раз слегка изменил ее: "Не кажется ли вам, господа, что после такого блестящего выступления свидетеля настало время объявить перерыв".

А за три десятилетия до этого события Иосиф Орбели - потомок славного княжеского рода, скрепя сердце вместе с русской армией покинул древний армянский город Ван, где проводил раскопки. Это был один из самых тягостных дней в его жизни. Целых десять полевых сезонов он вместе с наставником и другом Николаем Марром вели раскопки древнейшего культурного пласта, в слоях которого преобладали предметы глубокой старины, явно принадлежавшие армянскому этносу. Молодой ученый был твердо уверен, что после ухода русских солдат турецкие власти непременно уничтожат ценности, принадлежащие более древним, ,цивилизованным народам, жившим задолго до их появления. И тогда он, Иосиф Орбели, не державший в руках оружия, осознал, что и он обязан сражаться. Осознал, что обнаружение и демонстрация миру культурного наследия - греческого или армянского - оружие, посильнее турецкого ятагана… Знаменитый ученый, так и не дождавшись наказания варваров, совершивших страшные преступления против человечности в начале XX  века, в Нюрнберге приложил максимум усилий, чтобы их фашисткие последыши, орудовавшие в середине столетия, понесли наконец заслуженную кару.

Радиотрансляция из Нюрнберга завершилась. На широком лбу Ваграма Камеровича неожиданно прорезалась глубокая морщина, серебристые брови сдвинулись, глаза заволокло слезами. Вспомнились страшные блокадные дни. О какой духовной жизни, казалось бы, могла идти речь в те тяжелые времена! Однако, вопреки всем законам мироздания, в городе продолжали работать музеи, театры, филармония… Неправда, что, когда стреляют пушки, музы молчат. В блокадном Ленинграде музы не молчали! И, может быть, именно это помогло городу не только выстоять, но и показать всему миру высочайшую силу духа, которая воплотилась в музыке Дмирия Шостаковича, стихах Ольги Берггольц и Анны Ахматовой, каждодневной, кропотливой работе директора Эрмитажа академика Иосифа Орбели…

Велик вклад в поднятии духа ленинградцев и актерской братии. Голодные, озябшие, они едва держались на ногах, но продолжали выходить на сцену, чтобы благодарные зрители в очередной раз могли соприкоснуться с высоким искусством, вселяя заодно в их добрые сердца уверенность в победе. На вопрос одного из дотошных журналистов, кого он играл в блокадном Ленинграде, Папазян ответит: "Иногда читал для солдат монолог Гамлета, в конце добавляя от себя: "Быть или не быть? Быть, быть, быть и победить!" Но в большинстве случаев, не скрою, строил гримасы, паясничал, чтобы на лицах воинов появилась улыбка. Ведь многие из них после представления уходили охранять рубежи осажденного города…

НЕОЖИДАННО НАХЛЫНУЛИ НОВЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ, и великий трагик мысленно унесся в Германию 30-х годов. Папазян, пожалуй, был в числе тех немногих деятелей отечественной культуры, перед взорами которых нацизм предстал в своем первозданном обличье хищника. По Берлину маршировали озверевшие молодчики со свастикой на рукавах. Они врывались в магазины и лавки евреев, круша и ломая все на своем пути, глумились над служителями культа, подвергали пыткам и истязаниям всех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление. И это происходило в стране, давшей миру Гегеля и Дюрера, Гете и Бетховена...

Сын древнего многострадального народа не мог безразлично созерцать, как на виду всей доброй старой Европы "чистокровные арийцы" безнаказанно, с лютой волчьей яростью измываются над гражданами своей страны, попавших в одночасье по велению бывшего ефрейтора-параноика в разряд никчемных, затравленных существ. В свое время именно преступное равнодушие международного сообщества и позволило "молодым туркам" из Салоник совершить свои чудовищные злодеяния.

Уединившись в гостиничном номере, великий трагик готовился к предстоящему выступлению, в котором намеревался выразить протест против нового уродливого человеконенавистнического строя. Рядом на соседней площади вовсю неистовствовали сторонники нацистов. Никак не удавалось собраться с мыслями. Вопроса "быть или не быть?", естественно, не существовало. Безусловно, "Быть!" Но быть кому - Гамлету, Отелло? Наконец вызрел план. Вечером он загримируется мавром и бросит всей этой разнузданной толпе, всем приспешникам бесноватого фюрера не платок, а …перчатку. Он выйдет размашистым шагом на сцену и что было сил бросит в зал: "Взгляните на меня, любуйтесь, я черный!"

…СТОЛЕТИЯ РАЗДЕЛЯЮТ НАС И ВЕЛИКИЕ ТВОРЕНИЯ ШЕКСПИРА. Однако и до сегодняшнего дня они не утратили своей значимости. Причем каждая эпоха, каждый народ раз к разу открывают своего Шекспира. Что до героев и героинь, то и тут вкусы разнятся. Армянскому читателю, вне сомнения, близок и дорог Гамлет. В списке шекспировских пьес, переведенных на армянский язык Ованесом Масеяном, "Гамлет" стоял первым! Первый армянский Гамлет в исполнении несравненного Петроса Адамяна выражал всю боль и страдания родного народа, никогда не мирившегося со злом и насилием.

Шекспировский Гамлет ясно понимал, что суть преступления кроется вовсе не в самом убийстве, а в том, что оно осталось безнаказанным и не было раскрыто именно благодаря равнодушию и попустительству окружения Клавдия. И потому месть Гамлета должна нести в себе вовсе не личностный характер, а стать актом всеобщего, государственного возмездия. Сразив мечом спрятавшегося за занавесом Полония, Гамлет признается: "Что до него,/то я скорблю, но небеса велели,/Им, покарав меня и мной его,/Чтобы я стал бичом их и слугою." Он усматривает в этом "сигнале", некое послание сверху, верит, что небеса именно на него возложили высокую миссию отмщения вероломному и жестокому убийце.

Нашему "сегодняшнему Гамлету" предстоит не менее важная работа: созвать наш "отечественный Нюрнберг" и строго наказать гнусного аспида и его продажную компашку. Это нужно не только живым, но и во имя светлой памяти погибших защитников Отчизны, их вдовам, детям-сиротам, поседевшим от горя родителям…

Произошла глубочайшая трагедия, а до сегодняшнего дня ни один из ее виновников не понес наказания. Нам нельзя кривить душой как перед нынешним, так и последующим поколением. Ведь жизнь не остановилась. Она продолжается, и нам еще предстоит решать уйму не менее сложных и запутанных вопросов. И лишь очистившись от соросовской скверны, отряхнувшись от трехлетней грязи, мы сможем дружной и сплоченной семьей шагать далее, смело преодолевая все препятствия :"Быть, быть, быть и победить!"

Иного пути нам не дано! Вот почему нам дорог Гамлет!.. Ни один народ в мире не присвоил себе столько шекспировских имен, и мало кто может похвастаться Шекспировской библиотекой и своим Шекспировским центром. Потому и сегодня не потеряли своей значимости слова-напутствия великого лорийца О.Туманяна: "Шекспир превратился в мерило для определения степени развития нации. Если какой-либо народ не переводит Шекспира, значит, он невежествен, если не понимает, значит, неразвит, если какой -либо язык не может владеть им, значит, он немощен".

А ЧТО ДО ОБЛЮБОВАННЫХ ИМЕН, ТО, КАК БЫЛО СКАЗАНО РАНЕЕ, пальму первенства, безусловно, держит Гамлет. Ему и впрямь нет равных! Именно благодаря широко распространенному "армянскому имени" и состоялась эта сценка, невольным свидетелем которой оказался ваш покорный слуга. Немолодая супружеская пара, кажется, из Германии осматривала в Шуши восстановленный храм Казанчецоц. Это невероятно красивое сооружение расположено в самом центре бывшей карабахской столицы. Возвышаясь на фоне зеленых холмов, оно властвует не только над всем плато, но и над обширной долиной, простирающейся вдоль реки Каркар.

Гости не только оценили красоту храма, но и, к радости стоявших неподалеку шушинцев, обнаружили его схожесть с Кафедральным собором Св. Эчмиадзина. Вдруг юная гид, бойко отвечавшая на вопросы, замешкалась. На помощь ей вызвалась немолодая воспитательница детсада. Поручив детишек коллеге, она быстрым шагом направилась к девушке. "Чего они хотят услышать?" - с ходу спросила она. "Они спрашивают, почему у армян так много Гамлетов? Водитель автобуса, хозяин кафе и даже гаишник… Одни Гамлеты… Ведь имя-то не армянское. По Шекспиру он принц Датский".

"Доченька, не волнуйся, постарайся как можно точнее перевести..." - залпом вымолвила "спасительница" и, отдышавшись, начала декламировать великолепные капутикяновские строки:

"Нам-армянам, принявшим с древности вызов

Смертей и нашествий, всегда был близок

Гамлет, в наши вошедший души,

с нами по нашим горам идущий…

Ты, чужеземец, бродя по склонам,

Бровей не вскидывай удивленно,

Слыша, как матери кличут их ласково

Именем бледного принца Датского…

Еще невдомек им, а что оно лучшее?

А где она - лучшая из дорог?

"Быть или не быть?" - сомнение жгучее

Их не касалось еще и не мучило.

…В мир устремленным взглядом весенним:

Быть! Они утверждают: Быть!

Прошло более десяти лет, но память сумела сохранить звенящую музыку этих слов, мелодию волшебных стихотворных звуков, столь искусно переданных немолодой и мудрой наставницей.

Сергей ДАНИЕЛЯН, член Национального Союза журналистов Украины, г. Винница.

Р.S. И.А. Орбели родился 8 марта 1887 года. В шутку он называл себя "женским подарком".

Правда, в январе 1918-го был принят Григорианский календарь, в связи с чем его день рождения сдвинулся на целых 12 дней. Выдающийся ученый ушел из жизни чуть более 60 лет назад - 2 февраля 1961 года. А с момента его блестящего выступления в Нюрнберге 22 февраля 1946 года минуло три четверти столетия.