ХОЛОСТОЙ ВЫСТРЕЛ ИЛИ ОСИНОВЫЙ КОЛ?

В свое время историк-франковед Альберт Манфред, описывая период заточения Наполеона Бонапарта на острове Святой Елены, дал весьма точное определение феномену французского императора. Оно сводилось к следующему: на оторванном от мира океанском острове свои последние дни в одиночестве доживал не основатель могущественной державы, венценосец империи и величайший полководец всех времен, а простой лейтенант артиллерии из обедневшего корсиканского рода Буонапарте, которого загадочным стечением миллиона обстоятельств судьба когда-то возвела в роль вершителя мировых судеб.

САМА ПО СЕБЕ ПАРАЛЛЕЛЬ, КОНЕЧНО ЖЕ, КОЩУНСТВЕННА, однако нельзя удержаться от соблазна применить манфредовскую формулировку для характеристики феномена морально-интеллектуального убожества, очутившегося в кресле премьер-министра Армении. Ибо 27 июня на заседании парламентской комиссии по расследованию 44-дневной войны перед публикой в очередной раз предстал не верховный главнокомандующий, не обремененный заботой и ответственностью за вверенную ему страну государственный муж, а учредитель и главный редактор бульварной газетенки, полуграмотный писака, интриган, мастер поклепов, шантажист и вымогатель, которого судьба вытолкнула из червивой жижи обитания политических маргиналов на самую вершину армянской власти.

Можно целыми днями разбирать по косточкам всю ту околесицу, ложь и похабное увиливание от ответственности, которые он выдал в качестве железной аргументации своей невиновности. Можно посвятить этому уйму статей и комментариев, которые, впрочем, действительно наводнили всю неангажированную армянскую прессу и соцсети. Но мы коснемся только одного эпизода его многочасовой пламенной брехни, «разоблачающей» вину поголовно всех – от взводных командиров армянской армии до инопланетян – в поражении в войне, призванной лишь скрыть факт собственной никчемности и абсолютного разгильдяйства на посту верховного главнокомандующего.

И коснемся мы этого эпизода для того, чтобы на одном примере наглядно продемонстрировать методологию увиливания лица на посту премьера от ответственности и, соответственно, неправильной формулировки вменяемых ему обвинений. Ведь именно изначальная ошибочность формулировок дает возможность бульварному писаке практиковать столь излюбленную им демагогию и парировать все обвинения словесной эквилибристикой.

Речь идет о пресловутой истории с посещением известной особы в статусе "первой леди" командного бункера в Арцахе в дни азербайджанской агрессии 2020-го.

 Итак, лицо на посту премьер-министра, касаясь этой темы, дословно заявило: "Она мне сказала – я не могу сидеть дома сложа руки, когда там война. Поеду туда, может, окажусь чем-то полезной… Уже в Степанакерте родилась идея посещения командного пункта, чтобы командный состав увидел, что супруга премьер-министра Армении находится в Степанакерте. Это был своего рода визит вежливости: она зашла в командный пункт, поприветствовала присутствующих и минут через 10-15 вышла…".

ТЕМ САМЫМ ПАШИНЯН ОТВЕЧАЕТ НА ОБВИНЕНИЯ, КОТОРЫЕ ЗВУЧАТ УЖЕ ТРЕТИЙ ГОД. И это не первый его ответ по поводу посещения Акопян бункера Армии обороны Арцаха. Он уже дважды или трижды в публичном пространстве касался этой темы, всякий раз аргументируя "командно-штабную" активность своей супруги стремлением "морально поддержать" генералов. Дескать, это был сугубо "гражданский" визит, не имеющий никакого отношения к попытке вмешательства в действия армии.

Прежде всего следует подчеркнуть, что подобная аргументация сама по себе не выдерживает никакой критики с точки зрения здравой логики и принятых как в исторической традиции, так и в современной политической практике канонов, согласно которым жены лидеров, будь то монархи или, тем более, демократически избранные руководители, никоим образом не должны переступать табуированные линии во всем, что касается армейского управления и военного планирования. В наши дни это в равной степени касается и супругов женщин-руководителей, которые никаким боком не должны быть причастны к упомянутой сфере государственного функционирования, если не являются должностными лицами, обязанными принимать участия в штабном управлении.

В конце концов, в военное время для "моральной поддержки" генералов, армии и народа существует немало иных, более полезных практически и высокогражданственных способов, которые, к примеру, демонстрировала вся женская половина царственной семьи Романовых в годы Первой мировой войны. И если бы "первая леди" Армении вместо того, чтобы разносить ароматы своих духов в штабном бункере и потом позировать на видеокамеры с автоматом в руках и со свежеуложенной прической, занималась в те дни уходом за ранеными армянскими солдатами, это действительно можно было бы считать примером высокого гражданского сознания и женской душевной и духовной заботы о соотечественниках.

 Едва ли генералы в бункере, офицеры и солдаты на передовой в этом случае не узнали бы, что где-то в степанакертском подвале супруга армянского премьера развернула патриотическую деятельность наравне с их сестрами, матерями и женами. И уже точно именно это явилось бы самой большой "моральной поддержкой" армянскому воинству и народу, стимулирующей на подвиг и победу.

Однако мы увлеклись априори несбыточными предположениями…Ведь в контексте данной публикации вопрос не в этом, и даже не в том, что Анна Акопян могла зайти в бункер, дабы, как утверждают многие, потребовать от генералов осуществления пагубной для армянской армии "лелетепинской операции". Вопрос, как было сказано выше, в диалектических баталиях, развернувшихся вокруг пресловутой истории с командным бункером, и в изначально ошибочной формулировке общественного обвинения, предъявленного Пашиняну и его "благочестивой” супруге.

ЕСЛИ ВНИКНУТЬ В СУТЬ ВОПРОСА, ТО ПЕРСОНАЖ НА ПОСТУ ПРЕМЬЕРА вот уже три года, жонглируя одними и теми же доводами, успешно парирует изначально ошибочный и беззубый в контексте правовой ответственности вопрос: что делала Анна Акопян в бункере? Три с лишним года он только и описывает мотивы и цели ее визита, и не суть важно - искренне или со свойственной ему лживостью. Более того, с точки зрения диалектики его аргументы безупречны, поскольку нелепо отвечают на нелепо поставленный вопрос. Нельзя не согласиться, что в этой же самой логике и с тем же успехом Пашинян мог бы объяснить и оправдать присутствие в бункере, скажем, своей дочери Мариамик, сына Ашотика, друга Ашотика, а также своей тещи, если бы и им вздумалось забежать туда на полчасика для "моральной поддержки".

 Между тем, вся общественно-политическая кампания по разоблачению и обвинению Пашиняна в контексте скандальной истории должна была строиться вокруг единственно правомерного вопроса: по какому праву Анна Акопян посещала командный пункт Армии обороны Республики Арцах? Ведь ни Конституцией Армении, ни какими-либо правовыми актами, ни армейским уставом, ни регламентированными для высшего командного состава Вооруженных сил предписаниями Акопян не имела права даже близко подходить к командному бункеру, не говоря уже о том, чтобы заглядывать в штабные карты. Пресловутый статус "первой леди" в данном случае совершенно обнуляется!

И поскольку в такой интерпретации проблема переходит в правовую плоскость, следовательно, речь идет о преступлении, причем совершенном в военное время. В такой постановке вопроса известные доводы Пашиняна, озвученные с трибуны НС, и его лирические излияния о патриотизме своей семьи были бы равнозначны признанию в содеянном преступлении и покрывательстве оного. А других доводов и контраргументов он просто не может иметь.

 Вообще ошибочность постановки данного вопроса изначально исходила от Мовсеса Акопяна, по словам которого, он попросил эту мадам покинуть бункер и в качестве аргумента использовал не правовое обоснование, а какие–то невнятные ссылки на нервозность генералов и невозможность использование ненормативной лексики в присутствии женщины. Если бы М. Акопян изначально заявил о незаконности нахождения "тикин Анны" на территории стратегического объекта, то и мелкая месть Пашиняна с выдворением через несколько часов самого генерала из командного бункера приобрела бы совершенно иной контекст. И общественное восприятие проблемы в целом сложилось бы в самой невыигрышной для Пашиняна плоскости.

ХАРАКТЕРНО, ЧТО НИКОЛ В СТРЕМЛЕНИИ ЗАМЯТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ЖЕНЫ обрушился со встречными обвинениями на самого генерала Акопяна. Но, в отличие от последнего, в отличие от оппозиции и всей возмущенной общественности, он переводит свои претензии в правовую, а значит, единственно верную область. К примеру, во время все того же вдохновенного спича на заседании парламентской комиссии Пашинян, ничтоже сумняшеся, заявил, что потребовал от армейского командования прояснить, правомерно ли было с точки зрения законности и внутренних предписаний МО и Генштаба нахождение главного военного инспектора Мовсеса Акопяна в командном бункере Армии обороны Арцаха.

         Заметьте, Пашинян не задает вопрос: что делал там генерал Акопян? Он спрашивает: имел ли право генерал там находиться? Цинично, низко, мелко…, но безупречно в плане разрушения некорректно поставленных формулировок.

 Итог этих размышлений вокруг одного лишь эпизода сводится к постулату о том, что вся философия и методология критики личности, вросшей в кресло премьер-министра, должна отталкиваться от понятия правомочности. Именно в правовой, а не эмоциональной плоскости необходимо формировать всю обвинительную базу против Пашиняна, дабы полностью нейтрализовать демагогический авантюризм этого субъекта и его уход от ответственности путем вовлечения оппозиции и общества в низкопробные дискуссии по принципу "сам дурак". Ведь именно в подобных диспутах он чувствует себя наиболее комфортно и безнаказанно.

Постановка любой претензии к Пашиняну в ключевой форме "для чего" - это выстрел в пустоту. Тогда как вопросительная формулировка "по какому праву" всякий раз будет оборачиваться осиновым колом в сердце возглавляемой им клики политических зомби.