«ВО ВЕСЬ ГОЛОС». РУССКИЙ ТЕАТР АРЦАХА НАДЕЕТСЯ НА ВОЗВРАЩЕНИЕ

Исход населения из Карабаха в сентябре прошлого года разрушил не только привычный быт и жизнь сотен людей, но и все то, что они десятилетиями создавали на своей земле — в считанные дни осиротели университетские аудитории, библиотеки, галереи, уютные пекарни и гранатовые сады, которыми так славился Карабах.

ПОСТРАДАЛИ ГУМАНИТАРНЫЕ СВЯЗИ, в том числе прочные отношения между жителями Арцаха и Россией, так как отдельными политиками активно муссировалась тема вины российских миротворцев в падении Арцаха. В числе карабахских беженцев оказалась и театральная труппа Степанакертского русского драматического театра.

После окончания 44-дневной войны театр едва-едва обрел новую жизнь, как подвергся новым испытаниям — эвакуации в Ереван и очередному восстановлению усилиями преданных актеров и руководителей.

 Имя мое Арцах

Сценарий одной из самых сильных постановок театра режиссер Жанна Крикорова написала во время блокады НКР. Еще до того, как армяне покинули Карабах, а Нагорно-Карабахская республика официально прекратила свое существование, Жанна потеряла дом и родину. Она жила в столице карабахской культуры Шуши, который по итогам 44-дневной войны был передан под контроль Азербайджана.

ПОЧУВСТВОВАВ СЕБЯ ИЗГНАННИЦЕЙ РАНЬШЕ ДРУГИХ КАРАБАХЦЕВ, Жанна смогла создать постановку, не оставившую равнодушной ни арцахскую, ни позже ереванскую аудиторию. Именно этой постановкой Степанакертский театр громко заявил о себе после эвакуации в Ереван.

После переезда в Ереван театральной труппе пришлось нелегко, а весь реквизит оставлен в Степанакерте.

«В Ереване нам было, конечно, боязно, мы сомневались, наберется ли зал, сможем ли мы заявить о себе, как нас примет публика, но в итоге все прошло удачно, причем зрители был смешанными — арцахские, ереванские, релоканты. Теперь можно сказать точно — определенный резонанс в культурную жизнь Еревана мы внесли», — рассказывает ИА Регнум одна из самых «старых» актеров театра Эмма Огольцова.

«Во весь голос» — поэтический спектакль, и в первой его части рассказывается история его жизни в разные периоды. Вторая часть написана Жанной в стилистике Владимира Маяковского, но это — звенящий голос Нагорного Карабаха.

И я, имя мое Арцах,

в поисках правды

И сам оказался потерянным.

Остался один на один с собой,

Униженный, израненный,

истерзанный.

Маяковский, послушай,

Ты всегда был

с Богом на ты,

Может быть, и сейчас

сидите так

на облаке,

спорите до хрипоты…

За год до своего падения республика существовала в блокаде со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но карабахцы, привязанные к своей земле, готовы были жить на ней даже в стесненных условиях. До самого последнего момента они не думали, что придется уезжать, и к эвакуации всерьез никто не готовился.

Актриса Огольцова вспоминает: люди до последнего надеялись, что политики договорятся и людям не придется покидать родину.

«Большинство были настроены на то, чтобы и дальше выживать в условиях блокады. Но указы, подписанные верхами, дали понять народу, что житья не будет. Только после этого люди решили покинуть родные дома. Сейчас в Степанакерте осталось человек 20 наиболее социально незащищенных людей — одинокие, старики, больные. Им помогает «Красный крест», который их содержит, кормит и поит. А вообще город стоит пустой — там нет азербайджанского населения, есть только азербайджанская полиция и европейский Красный крест»,— говорит Эмма.

Блокада началась 12 декабря 2022 года и продолжалась до 19 сентября 2023-го. За год блокады жизнерадостный и многолюдный Степанакерт изменился очень сильно. В какой-то момент магазинчики и кафешки закрылись, потому что им нечего было предложить своим посетителям. Провизию какое-то время завозили через блокпосты, цены на продукты постоянно росли, а потом, когда в июне появился пост на мосту Акари в Лачинском коридоре, началась полная блокада.

В республике не хватало топлива, а газ отключили еще зимой — почти сразу после нового 2023 года. В какой-то момент люди начали везде ходить пешком. Если до работы добираться далеко, приходилось выходить за час-полтора. Те, кто жил в пригородах и добирались на машине, вовсе лишились работы.

Эмма отмечает, что в эти дни театр для многих, — и актеров, и руководителей, и зрителей, — стал спасением:

«Театр всегда был моей отдушиной, а сейчас тем более. Это место, где я могу выражать свои эмоции. Если надо сыграть веселье, то сыграю веселье, если грусть, то сыграю грусть. Если я испытываю сильные эмоции, то мне проще их переработать во время игры, даже если это очень тяжелые переживания».

 Русские в Карабахе

Биография Эммы очень типична для маленького и гостеприимного Карабаха, она родилась в интернациональной русско-армянской семье педагогов. Мама Эммы — армянка родом их Карабаха, а папа — русский из Сумской области Украины.

«В ДАЛЕКОМ 1987 ГОДУ ОН РЕШИЛ СМЕНИТЬ КЛИМАТ, ткнул пальцем в точку на карте Советского Союза — по воле судьбы это оказался Карабах. Мой отец такой человек, что может запросто взять чемоданчик, сняться с места и уйти куда глаза глядят. Так вот он и оказался в Карабахе. Он приехал изначально в Степанакерт, но как преподаватель английского языка был распределен в деревеньку в 30 км от города. Там он год проработал, а потом знакомые моих родителей, как водится, устроили ему и маме смотрины. Как это так, папа такой видный и неженатый? Надо бы его пристроить в хорошие армянские руки, — вспоминает актриса.

История ее семьи не уникальна, в Степанакерте жила большая русская община, а русская культура в Нагорном Карабахе всегда занимала особое положение. Приехав из России, можно было чувствовать себя как дома — в магазинах повсюду русские вывески, в ресторанчиках меню на русском языке, русские имена наряду с армянскими у местных жителей, особенно у старшего поколения. Не говоря уже о том, что русский язык использовался наравне с родным, да и, в общем-то, для многих армян Карабаха он и был вторым родным.

В Нагорном Карабахе существовала русская школа, кафедра русского языка и литературы в местном университете, и, конечно, там просто не мог не появиться русский театр. До 2022 года он, правда, назывался иначе — это была арт-студия «Бродячая собака» на базе студенческого театра Университета Месроп-Маштоц, однако все постановки уже тогда шли на русском языке.

«После развала СССР та же самая Армения очень быстро искоренила из своей культуры русский язык, а Арцах был более прорусским, просоветским, и язык у нас сохранился, и культура. Элементарно если в Армении все смотрели армянское телевидение, то мы все смотрели российские каналы. Ну а что касается отношения к русскому языку, то каким оно могло быть, если карабахский диалект армянского на 30 процентов состоит из русских слов?» — говорит Эмма.

Когда завершилась 44-дневная карабахская война и в НКР вошли российские миротворцы, пророссийские настроения Карабаха стали еще более выраженными. Здесь расползались и воспринимались позитивно слухи о скорой раздаче российских паспортов людям.

Карабах готовился если не к присоединению к России, то уж точно к долгому и тесному сотрудничеству с ней и верил, что в этом случае ему будет нечего опасаться за свое существование. Поэтому не удивительно, что русскоязычному театру на волне этих настроений дали новое, более подходящее ему имя — Русский драматический театр Степанакерта.

Несмотря на изменение названия, репертуар в целом оставался прежним, составляя 50 на 50 классические спектакли и поэтические постановки на русском языке — Маяковский в спектакле «Во весь голос», поэзия русского рока в спектакле «Место где свет» по песням Цоя, Аквариума, ДДТ в репертуаре театра соседствуют с классическими постановками — пьеса «Дура», «Голубцы по объявлению», новогодняя комедия «Пока она умирала». По этой пьесе Олег Янковский снимал фильм — «Приходи на меня посмотреть».

В Степанакерте, где было всего два театра, — Армянский государственный и русский театр, — все показы проходили с аншлагом. У труппы уже была своя аудитория постоянных почитателей, а после того, как в НКР оказались российские миротворцы и их семьи, спектакли стали привлекать еще большее внимание. Театр процветал, но тут на его долю вместе со всем Карабахом выпало новое испытание.

 Изгнание и возвращение

Эмма Огольцова лично не застала эвакуации, так как выезжала на поэтический конкурс в Россию, а дорога назад из-за блокады была уже закрыта. Однако ее мама уезжала одной из последних — с двумя чемоданами на автобусе для беженцев.

19 Сентября Начались Бомбежки, Снова Возобновились боевые действия. Бомбили город нещадно. Если в 2020-м году по гражданским объектам, по многоэтажкам так сильно не лупили, то тут просто поливали из всего, что только может стрелять. Люди сидели по подвалам, боясь высунуться. Потом уже подписали окончательную сдачу, огонь прекратился, и люди бежали с тем, что смогли унести.

Актриса рассказывает, что чуть больше повезло людям с собственными машинами:«многие, как, например, моя мама, выехали с парой сумок. Мама уезжала одной из последних 30 сентября на автобусах, которые предоставило правительство Армении. Она взяла документы, фотографии и немного одежды».

В тот момент, когда была эвакуация, или исход, как принято говорить в Армении, о спасении театрального имущества ни у кого мысли не было. Каждый со своей семьей думал, как бы самому уехать, успеть вывезти самое необходимое. Весь театральный реквизит, декорации, костюмы остались в Степанакерте.

Но театр — это прежде всего люди, актеры, а большая часть театральной труппы оказалась в Ереване. Правда, не все смогли продолжить участие в жизни театра, например, тяжело пришлось молодежной студии. По словам Эммы, помощи государства не хватает и многим молодым карабахцам приходится трудиться на нескольких работах, чтобы как-то прокормить свои семью. А поскольку молодым в Ереване устроиться проще, вся ответственность за благополучие родных ложится именно на них.

Опасались руководители и актеры и того, как примет их новая публика. Но оказалось, что опасения были беспочвенными. Театр не просто привлек к себе внимание, он смог заручиться поддержкой меценатов, которые помогли восстановить реквизит, найти место для репетиций и выступлений. Эмма собственноручно отшила еще и театральные костюмы — она с первых дней существования театра была не только актрисой, но и костюмером.

Сейчас театр показывает свои старые спектакли, собирая полные залы, и готовит премьеры.

«В процессе два проекта — восстановление спектакля «Голубцы по объявлению», — это легкая репертуарная комедия, которую мы будем повторять несколько раз в этом сезоне, — делится наша собеседница. — Вторая вещь уже посложнее и поинтереснее. Спектакль по пьесе Ивана Вырыпаева «Иранская конференция» — тоже довольно рисковая вещь с учетом того, что мы планируем его показывать не как классический спектакль. Мы хотим провести его именно в формате конференции с элементами имерсивного театра, то есть с вовлечением зрителя».

На вопрос о том, сложно ли в нынешней Армении выживать русскому театру отвечает: политика — это политика, на отношениях людей она не должна сказываться, и пока что, к счастью, не сказывается.

Азербайджан предлагает армянам Карабаха статус нацменьшинства, но они там жить не хотят.

Руководители и труппа театра решили не отказываться и от названия «Степанакертский», хоть сейчас они и вынуждены жить в сотнях километров от родного города. Не только потому, что театр, как и все его актеры, родился на карабахской земле, но еще и потому, что у людей есть надежда туда вернуться.

Может быть скоро, может быть через десять лет, а может быть, ныне живущие не увидят этого момента. Но пока театр будет служить символом этой надежды на возвращение. И заодно — островком русской культуры, той ниточкой, которая соединяет народы — вопреки любой политике.

regnum.ru