ДЕЯТЕЛЬ, КОТОРОГО СЕГОДНЯ ОСТРО НЕ ХВАТАЕТ

В эти февральские дни, дни начала Карабахского (Арцахского) национально-освободительного движения в 1988 году, считаю своим долгом рассказать об одном из самых ярких общественно-политических деятелей того времени, бывшем председателе Степанакертского городского Совета народных депутатов, члене Национального Совета НКАО, депутате парламента НКР нескольких созывов блаженной памяти Максиме Мирзояне.

Мы были знакомы почти 30 лет, часто встречались в Степанакерте, беседовали вокруг важных тем, пытались разобраться в происходящем, делали оперативные и актуальные интервью для армянских и иностранных изданий. Он, очевидец, свидетель и активный участник судьбоносных для Арцаха событий, был настоящей находкой для любого журналиста и летописца, неизменно давал на удивление компетентный и подробный комментарий по различным вопросам, будучи информированным в деталях и разбираясь в самых сложных перипетиях явлений и процессов, особенно исторического и политического плана. Во время одной из наших бесед мы остановились на вопросе о том, как появилась идея независимости Нагорного Карабаха. И вот что он рассказал.

«РЕАЛЬНАЯ ИДЕЯ НЕЗАВИСИМОСТИ У НАС ПОЯВИЛАСЬ В ФЕВРАЛЕ 1990 ГОДА. После кровавых событий в Баку делегация карабахцев отправилась в Москву. Встретились с Зорием Балаяном, тогда депутатом Верховного Совета СССР. В конце нашей беседы он отозвал меня в сторонку и сказал: «Максим, дорогой, тебе необходимо пойти к Примакову, ибо он никого из нас, депутатов от НКАО и Армении, не принимает».

С Евгением Примаковым, в то время депутатом Верховного Совета СССР, я познакомился в марте 1988-го, после встречи с секретарем ЦК КПСС Егором Лигачевым. Тогда Евгений Максимович принял меня и Роберта Кочаряна в своей квартире. Посредником нашей встречи была Нами Арутюнова, интеллигентная, очень обаятельная и красивая женщина, мать Стаса Намина… И вот мы снова встретились с Примаковым, к тому времени председателем Совета Союза Верховного Совета СССР. Мы говорили о событиях в Баку и в Азербайджане в целом. Он заметил: «Армяне – древний народ, освоивший все институты, которые создало человечество, за исключением института государства… Вот в чём беда армян!» В свою очередь я пожаловался на халатность руководства страны, которое старалось не замечать, как бойцы Народного фронта Азербайджана «мирно» решали вопросы, связанные с армянами, русскими, украинцами и т.д., то есть расправлялись с христианским этносом. Я спросил, почему Горбачёв и К° позволили азербайджанцам разрушить советскую границу от Нахичевана до Астары? Ведь граница для нас была священным рубежом! Евгений Максимович объяснил: «В Баку Народный фронт рвется к власти, а угроза существованию Карабаха – налицо. Что остается делать армянам? Отвоевать Нахичевань?.. А что оставалось делать азербайджанцам?.. Громить границу…»

Далее Примаков говорил о поручении Горбачева комиссиям Верховного Совета разработать проект закона «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». «Думаю, что через месяц-два закон будет принят», – сказал он.

3 апреля 1990 года данный закон вступил в силу. Третья статья закона гласила: «В союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе. В союзной республике, на территории которой имеются места компактного проживания национальных групп, составляющих большинство населения данной местности, при определении итогов референдума результаты голосования по этим местностям учитываются отдельно». Тут у нас с Кареном Бабуряном (политический и государственный деятель НКР, в 1995–1996 гг. – спикер парламента НКР – авт.) родилась реальная идея замены «миацума» (воссоединения Карабаха с Арменией – авт.) идеей независимости, которая исходила из мысли о скором развале СССР и, как следствие, изменения правового поля. Отмечу, что с Кареном Бабуряном мы были друзьями. С его именем связано оформление всех политических решений по Карабаху, и он был единственным юристом, кто безоговорочно имел подобное право. Между тем Горбачевым, Яковлевым, Ельциным и иже с ними «перестройщикам» не терпелось выполнить взятые обязательства по разрушению cтраны Cоветов…

19 АПРЕЛЯ 1991 ГОДА МНЕ ПОЗВОНИЛ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ОБЛСОВЕТА НКАО ЛЕОНАРД ПЕТРОСЯН и сказал, что хочет встретиться вместе со мной с заместителем коменданта Района чрезвычайного положения генералом Валерием Стариковым. Беседа сводилась к тому, что Муталибов договорился с Горбачевым об особой операции, связанной с Карабахом, и получил добро. «Прошу вас принять к сведению. Ждать осталось 10-15 дней», – сказал генерал. Речь шла о карательной операции «Кольцо», в рамках которой войска МВД СССР совместно с азербайджанским ОМОНом организовали депортацию армян с территории Геташена, Шаумяновского района и ряда населенных пунктов Нагорного Карабаха. Все это воспринималось как наказание Армении за отказ участвовать во всесоюзном референдуме о сохранении СССР. 1 мая 1991 года вертолетами ВВ МВД СССР было доставлено в Степанакерт более 400 депортированных геташенцев, в основном стариков, женщин и детей. Были выселены жители 24 сел из Бердзора, Гадрутского и Мартакертского районов.

12 июля 1991 года наша делегация в составе Карена Бабуряна, Левона Мелик-Шахназаряна, Георгия Петросяна, Шмавона Петросяна и меня встретилась с министром обороны СССР Дмитрием Язовым. После недолгой беседы я спросил:

– Дмитрий Тимофеевич, вы в курсе, что творится в Шаумяновском районе?

– Да, – коротко ответил он.

– Тогда почему Советская армия и внутренние войска МВД творят варварства с применением авиации, артиллерии, танков и сухопутных войск, стирают с лица земли армянские села, убивают и забирают в плен армян? Знаете ли вы, сколько людей уничтожено? Сколько пропавших без вести?

– Вы говорите неправду, молодой человек.

– В таком случае прошу соединить меня по вашему телефону с Ереваном.

Ребят в Ереване я попросил связать меня с народным депутатом СССР, полковником Владимиром Смирновым, который в это время находился в Шаумяновском районе. «Товарищ Смирнов, передаю трубку министру обороны СССР», – сказал я.

Не знаю, о чем конкретно они говорили, но, положив трубку, Язов взял другую и дал команду: «Товарищ генерал, остановите депортацию армян до возвращения Горбачева из Лондона».

Через неделю, 19 июля, Горбачев вернулся и продолжил отложенную Язовым депортацию армян. Это лишь подтвердило преступную деятельность Горбачева и Политбюро в целом в Карабахском вопросе.

Вскоре мы с Бабуряном получили весточку от руководства Поспредства Армении о намерении ВС Азербайджана принять 30 августа декларацию о «Восстановлении государственной независимости Азербайджанской Республики». На следующий день мы позвонили Леонарду Петросяну, сообщив о необходимости принятия соответствующей декларации о независимости Нагорного Карабаха и Шаумяновского района спустя 2-3 дня после принятия декларации Азербайджаном. Телефонные переговоры с Леонардом Петросяном, Зорием Балаяном и др. привели нас к убеждению, что с декларацией нельзя медлить, и 2 сентября 1991 года на совместной сессии Нагорно-Карабахского областного и Шаумяновского районного Советов народных депутатов была принята декларация о провозглашении Нагорно-Карабахской Республики.

 У НАС С КАРЕНОМ БАБУРЯНОМ БЫЛА СВЯЗЬ С БЕЛЫМ ДОМОМ В МОСКВЕ, и нам стало известно, что 20 сентября в Степанакерт приезжает миротворческая делегация во главе с Ельциным и Назарбаевым. Ранее, 19 сентября, приехал Государственный секретарь РСФСР Геннадий Бурбулис с целью подготовки визита делегации. На встрече с нашим активом Бурбулис попросил, чтобы кто-то из нас поехал встречать глав России и Казахстана в Баку. Последовало несколько предложений о том, кто поедет, однако окончательный выбор пал на меня. Я сказал, что поеду, но вместе с представителем Шаумяновского района, коим оказался Самсон Даниелян. По дороге в аэропорт выяснилось, что вместо Баку мы должны лететь в Кировабад. Прилетели в Кировабад, куда через три часа прибыли Ельцин, Назарбаев, президент АзССР Муталибов, министр обороны СССР Грачев, министр ВД СССР Баранников, заместитель председателя ВС Азербайджана Тамерлан Караев, а также помощники Ельцина и Назарбаева и др. Цена поездки – нам стала известна приблизительная дата развала СССР – первая половина декабря 1991 года. В этой связи актуализировалась необходимость скорейшего проведения референдума о независимости НКР...

Леонард Петросян предложил провести референдум 29 декабря, параллельно с Азербайджаном. Я возразил: «Мы опаздываем», и настоял на 10 декабре, обосновав так: «Возможно, что 10 декабря мы проведем референдум, а 11-го СССР перестанет существовать». 10 декабря мы провели референдум под канонаду азербайджанских пушек и «Града». Погибли свыше 10 человек, порядка 80 были ранены. А 11 декабря утром по радио прозвучало: «8 декабря 1991 года в Беловежской пуще президент РСФСР Борис Ельцин, президент Украины Леонид Кравчук и председатель Верховного совета Республики Беларусь Станислав Шушкевич подписали Соглашение о распаде СССР и о создании Содружества Независимых Государств…» 12 декабря 1991 года Верховный совет РСФСР принял постановление "О денонсации Договора об образовании СССР"»…

ПРИМЕЧАТЕЛЬНА И ДРУГАЯ ИСТОРИЯ С АКТИВНЫМ УЧАСТИЕМ МАКСИМА МИРЗОЯНА, предшествовавшая вышеописанной. Речь о судьбоносных событиях начала второй декады февраля 1988 года, которые, по сути, предопределили проведение 20 февраля исторической сессии, ознаменовавшей собой успех Движения того периода. Именно в эти дни, 11-13 февраля, репрессивная махина Азербайджана предприняла политический штурм Степанакерта, падение которого означало бы конец всему Карабаху.

Излагаем события со слов Максима Мирзояна в собственном изложении.

Баку и Москва хорошо знали ситуацию – все процессы находились под контролем спецслужб. Надеясь на собственную мощь и поддержку союзных властей, Азербайджан предпринял решительный шаг к достижению своей цели – подавлению справедливого народного движения, преподносимого властями АзССР как «экстремистско-сепаратистское». День 12 февраля 1988 года стал апогеем в конфронтации между желанием Баку уничтожить Карабах и мечтой Карабаха избавиться от ига Азербайджана…

11 февраля, стремясь придать своим действиям видимость некой цивилизованности и добиться санкции у народа на подавление движения, Баку решил организовать в Степанакерте и райцентрах собрания партийно-хозяйственных активов, а обобщив результаты на областном партийно-хозяйственном активе, приступить к конкретным практическим действиям. С этой целью в Степанакерт прибыла большая делегация представителей руководства АзССР во главе с вторым секретарем ЦК КП Азербайджана Василием Коноваловым. Утром 12 февраля степанакертский горком партии собрал партийно-хозяйственный актив: были приглашены первые лица предприятий, парторги и профкомы всех организаций города. В президиуме горделиво разместились бакинские бонзы во главе с Коноваловым, а также представители бюро обкома партии во главе с первым секретарем Борисом Кеворковым и бюро горкома. Сразу перейдя в наступление, Коновалов в своем выступлении назвал «экстремистов и сепаратистов» отбросами общества, а народ, который поддался этой авантюре, «неблагодарным по отношению к вкладу Азербайджана в развитие Карабаха».

«Мы четко знаем организаторов поименно и обещаем, что изолируем их от общества. Мудрость народа, в том числе и актива как части народа, сводится к тому, чтобы осудить этот сепаратизм. Карабах всегда процветал, будучи в составе республики, был, есть и будет неотъемлемой частью Азербайджана», – безапелляционно заявил партбонза.

Подхватив слова Коновалова, Кеворков практически повторил его слова: «Будьте уверены, Карабах был и будет неотъемлемой частью Азербайджана, только в этом мы видим будущее нашего народа».

После этой массированной психологической атаки первый секретарь степанакертского горкома партии, ведущий собрания Завен Мовсесян предложил перейти к прениям. Тут поднял руку Максим Мирзоян, тогда начальник автоколонны 2718 Степанакертского ПАТО, однако, не обратив на него внимания, ведущий предоставил слово председателю профкома мебельной фабрики Михаилу Шахраманяну. Суть его выступления сводилась к тому, что в годы ВОВ азербайджанцы и армяне вместе защищали родину в окопах, делили последний кусок хлеба, были братьями по духу. «То, что творится сегодня в Карабахе, не свойственно нашему народу и призвано лишь скомпрометировать нас, карабахцев. Как ветеран войны и труда осуждаю подобные действия и призываю к трезвости», – заявил он.

Зал, более 400 человек, был подавлен этим выступлением. Впоследствии выяснилось, что в ночь с 11 на 12 февраля от имени активистов было подготовлено свыше десяти однотипных, «идеологически выдержанных» выступлений, первое из которых и было оглашено. Затем секретарь горкома снова обратился к залу с предложением высказать мнение по данному выступлению. Максим Мирзоян снова поднял руку. Однако, проигнорировав свое же предложение, секретарь предоставил слово следующему по списку – директору школы № 10 Анушавану Погосяну. Тот также выразил недоумение в связи с организованным в Карабахе сбором подписей, пожаловался на то, что в школе течет крыша… и что такие мелочи становятся поводом для активизации нежелательных для общества элементов.

«В процессе выступления Погосяна я почувствовал, что инициатива уходит от актива в пользу программы президиума, а потому, не дожидаясь предоставления мне слова, вышел к трибуне. Зал замер в ожидании…» – вспоминал Максим Мирзоян.

ОН НАЧАЛ СВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ СЛЕДУЮЩИМИ СЛОВАМИ: «Мой отец расписал матом Гитлера на стенах рейхстага. Сегодня расписывают мою мать – Карабах. И это возведено в ранг государственной политики, чему потворствуете вы, Борис Саркисович (Кеворков – авт.), выполняя чуждый нашему народу политический заказ. Вам безразличны Карабах и его будущее. Как и все руководство Азербайджана, вы видите его будущее без армян. И это не пустые слова».

Затем Мирзоян отметил, что при Кеворкове наступление на армянство Карабаха шло по всем направлениям – армянские географические названия самовольно заменялись азербайджанскими топонимами, демографические процессы искусственно направлялись в благоприятное для азербайджанцев русло – под видом «интернациональной политики» внутри самого Карабаха.

«В Шуши полностью исчезли вывески на армянском языке. Есть надписи на азербайджанском, русском и даже на английском языках, хотя сюда англичане не приезжают. А может, вы хотите, чтобы они приехали, как это было в 1918 году? Всем известно, чем это закончилось для армян, – продолжал Максим Мирзоян, которого дважды по ходу выступления прерывали Кеворков и Коновалов. – С вашего ведома в Шуши строится родник, символизирующий герб натовской Турции. Как это понять? Вы ни разу за 15 лет не посетили Гадрут, самую больную точку Нагорного Карабаха. Зато постоянно бываете у уважаемого Мамунца (директор совхоза имени XXII партсъезда Мардакертского района, Герой Социалистического Труда – авт. ), где тепло и сытно. Так вы заботитесь о Карабахе?! А как вы распоряжаетесь мизерными средствами, которые выделяются республикой на так называемое социально-экономическое развитие НКАО? Угроблено 16−18 миллионов рублей на строительство авторемонтного завода, который впоследствии почему-то переименовали в завод сельхозмашин. По сей день непонятно, чем станет эта незавершенка. И все это с вашей подачи, товарищ представитель центральной власти, Василий Николаевич…»

Коновалов прервал его:

– Что вы предлагаете?

– Я не социолог, не политолог, а всего лишь инженер-механик. Однако, в отличие от вас, знаю мнение своего народа. Если и вам хочется знать его, проведите референдум и получите ответ.

– Этого еще не хватало!..

– Мой совет – не запугивайте наш народ, – спускаясь с трибуны, бросил напоследок Максим Мирзоян.

В президиуме назревала паника. Бакинские чиновники шушукались между собой, пытаясь найти выход из положения. Однако было уже поздно – психологический барьер был преодолен, и зал еще долго осуждал дискриминационную политику Баку в Карабахе. Нарушая установленный регламент (выступление по списку), ведущий обратился к залу и остановил свое внимание на поднявшем руку директоре профтехучилища Владимире Саркисяне, предложив ему выступить.

«ТОГДА Я ПРЕКРАСНО ПОНИМАЛ, ЧТО, ЕСЛИ НЕ ВЫСТУПЛЮ, МАКСИМА ЗАБЕРУТ», – позже признавался Владимир Саркисян. Он стал разоблачать выступавшего ранее директора школы, утверждавшего, что в Карабахе нет межнациональных проблем, обвинил руководство Азербайджана в стремлении изменить демографическую ситуацию с тем, чтобы полностью исключить в Карабахе «армянский элемент». Конкретным проявлением этого он назвал намерение властей Азербайджана построить в Степанакерте межрегиональное профессионально-техническое училище, рассчитанное на азербайджанскую молодежь прилегающих к краю районов республики, вместо того чтобы строить новое здание Степанакертского профтехучилища. При этом Саркисян обвинил в создавшейся ситуации также обком и горком партии.

Зал воодушевился и воспрял духом, в то время как президиум уже явно впал в панику. Кеворков «наехал» на Мовсесяна: «Кого вы подготовили?!»

Забегая немного вперед, отметим, что на следующий день Владимир Саркисян был вызван к Кеворкову, который потребовал от него выйти к собравшемуся на митинг народу и убедить его разойтись. На что Саркисян заявил: «Вы довели народ до этого в течение 15 лет, а теперь хотите, чтобы я за 15 минут разогнал его». Более того, он повел на митинг и учащихся руководимого им ПТУ.

Тем временем встревоженный ходом актива Мовсесян предложил выступить очередному по списку докладчику – директору «Каршелккомбината» Радику Атаяну. Тот отказался. Секретарь горкома упрекнул его в беспринципности, напомнив, что, будучи членом пленума обкома, он обязан высказать свое мнение. Поколебавшись, Атаян вышел к трибуне, достал готовое выступление, но, подумав, сложил его и положил обратно во внутренний карман пиджака. Затем он произнес следующее: «Я, как и Мирзоян, предлагаю провести референдум по данному вопросу». Сказал и вернулся на свое место.

Как утопающий за соломинку президиум попытался ухватиться за очередного оратора по заранее подготовленному списку – парторга Степанакертского пединститута Башира Фараджева, но зал освистал его. В президиуме началась настоящая суматоха, в результате которой высокопоставленные особы в знак протеста покинули зал без каких-либо заявлений.

Тем временем, узнав о провале замысла руководства Азербайджана, дежурившая у входа группа Аркадия Карапетяна (впоследствии – первого командующего силами самообороны Арцаха), донесла информацию об этом до Аскерана, где также планировалось проведение партийно-хозяйственного актива района. Аскеранцы достойно встретили направившуюся туда делегацию высокопоставленных особ республиканского и областного масштаба, окончательно развеяв их надежды на успех. Попытка проведения в тот же день партийно-хозяйственного актива в Гадрутском районе привела к стихийному митингу – собственно первому массовому митингу в Карабахе в поддержку свободного волеизъявления народа. Все события после 12 февраля последовательно вели к исторической сессии, предопределившей самоопределение Нагорного Карабаха.

13 февраля народ стал собираться на большой митинг в Степанакерте…

Тем временем власти Азербайджана готовились запустить репрессивную машину против вставшего на борьбу за свои исконные права народа. Баку ответил на мирное справедливое требование арцахцев армянскими погромами по всему Азербайджану, а затем – широкомасштабной войной в Нагорном Карабахе, геноцидом и этническими чистками…

Сегодня, когда стараниями внутренних и внешних врагов в Армении полностью размылись многие традиционные, казавшиеся незыблемыми национальные ценности, особенно остро ощущается отсутствие таких принципиальных, последовательных и решительных деятелей, как Максим Мирзоян. Вечная ему память!