"Я ВАС ПРОСТО УНИЧТОЖУ. ИСКРЕННЕ ВАШ…"

Так говорил своим конкурентам пароходный и железнодорожный магнат Америки девятнадцатого столетия Коренлиус Вандербильт.

…ВЕКОМ РАНЬШЕ АНТУАН ЛАВУАЗЬЕ, выдающийся французский химик, убитый во время Великой французской революции, попросил отсрочку от казни, чтобы довершить, как он сказал "открытие, важное для нации". Секретарь Трибунала ответил: "Народ не нуждается в твоей науке, и ему нет никакого дела до твоих открытий". (Обратим внимание: ответил от имени народа.)

Истина, не требующая доказательств. Великая французская революция 1789-1799 годов была народной, в ней приняли участие все слои французского общества: городская чернь, ремесленники, интеллигенция, мелкая и крупная буржуазия, крестьяне.

"Бархатная революция" в Армении тоже признана народной. Судить о ее плодах пока рано - нужно, чтобы прошло время, пришло осознание, нужны люди, которые вспомнят и честно напишут о том, как все было.

Эдвард Радзинский, известный писатель, драматург и публицист, для своей книги "Царство палача" такого человека нашел, это простолюдин, приводивший в исполнение выносимые высшей властью приговоры. Проще говоря, это палач, человек, приводивший приговоры в исполнение.

Ниже буквально в нескольких предложениях о происходивших во Франции процессах со слов главного героя этой книги и в какой-то мере героя своего времени.

"…ПРОЦЕСС ЖИРОНДИСТОВ, понятно, шел медленно - все они были знаменитыми ораторами, а обвинения против них были самыми вздорными.

Фуке Тенвиль (человек услужливый, но весьма средних способностей) буквально изнемог в борьбе с ними.

Проблемы решили просто - Трибунал обратился в Конвент с предложением: в связи с тем, что "общественное мнение осудило этих изменников дела революции, а между тем Трибунал ничего не может сделать с ними и тратит время на формальности, предписанные законом, Конвент должен освободить Трибунал от соблюдения этих пустых судебных обязанностей, присущих старому строю.

И уже вскоре легендарные деятели революции и еще два десятка знаменитых республиканцев за два десятка минут были отправлены на гильотину их вчерашними товарищами.

…На пяти телегах я вез их сквозь густую толпу, проклинавшую их, горланившую революционные песни и кричавшую: "Да здравствует республика!" И они - в телегах - пели те же революционные песни и кричали "Да здравствует республика!"

…Помню - Верньо был последним. И этот Верньо, председательствовавший в Национальном собрании, насмешливо сказал секретарю Трибунала, вызывавшему осужденных на эшафот:

- Революция, как Сатурн, пожирает своих детей! Берегитесь, Боги жаждут!

…Террор становился нашим бытом. Теперь что ни день - новая знаменитая жертва.

Первого Флореаля Трибунал осудил во имя революции тех, кто раньше судил во имя революции. И я повез на гильотину тех самых судей, чьи декреты исполнял столь долгое время. Двадцать пять членов парижского и провинциального судов пошли на плаху с президентом во главе.

Утром девятнадцатого флореаля мы казнили двадцать восемь человек. Один из них, некто Лавуазье, ученый, попросил отсрочку от казни, чтобы довершить, как он сказал, "открытие, важное для нации". Секретарь Трибунала ответил ему: "Народ не нуждается в твоей науке, и ему нет никакого дела до твоих открытий".

Он был прав - толпа восторженно кричала, когда я показал ей голову ученого.

…После очередной массовой казни слег в постель. Болезнь заставила меня передать должность сыну… Ежедневное число жертв теперь никогда не опускается ниже тридцати. Круг замкнулся. Теперь я смогу отдохнуть.

Теперь действительно вся история революции уместилась в моей грязной позорной телеге. Но страх… Невыносимый, непередаваемый страх не покидает меня! Господи, спаси!"

Спросим от себя - спасет ли?