Последние новости

ОН СТРЕМИЛСЯ ДЕЛАТЬ ПОЭТИЧНЫМ ВСЕ ТО, ЧТО ЕГО ОКРУЖАЛО

9 января 1924 года родился гениальный кинорежиссер Сергей Параджанов

"Художник идет другим путем. Он создает искусственную жизнь, дополняя ею пошлую реальность. Он творит искусственный мир, в котором благородство, честность, сострадание являются нормой"

Сергей ДОВЛАТОВ, "Зона"              

Глубоки и богаты культурные традиции живописнейшего Подольского края, расположенного в самом центре Украины. Края славного, неповторимого, по праву гордящегося своими выдающимися сыновьями и дочерями.

Так уж распорядилась судьба, что именно с Подольем, с Виннитчиной были связаны как прекрасные, так и тяжелые периоды жизни Великого мага кино-Сергея Иосифовича Параджанова. На Виннитчине родился его Учитель, рано ушедший из жизни режиссер Игорь Савченко, воспитавший также Марлена Хуциева, Юрия Озерова, Владимира Наумова, Александра Алова…

ИМЕННО ИМ, НЕОПЕРИВШИМСЯ "САВЧЕНКОВЫМ ПТЕНЦАМ", пришлось после смерти наставника завершать съемки его незаконченного фильма о великом Кобзаре. Они ничуть не стушевались, блестяще справились с заданием, показав при этом и характер, и профессиональную сноровку.

В "столице Подолии", Виннице жил и творил писатель Михайло Коцюбинский, по мотивам повести которого "Тени забытых предков" Сергеем Параджановым в1965 году на киевской киностудии им. А.Довженко был снят фильм об удивительно своеобразном мире карпатских украинцев. Народные обычаи, костюмы, характеры гуцулов, поэзия и красота гор, чудесно описанные М.Коцюбинским, буквально заворожили Параджанова. Все то сокровенное, что долгие годы таилось в глубинных недрах его души, получило наконец возможность выплеснуться наружу.

Параджанову удалось не просто войти в материал, а бесконечно раствориться в нем. Он полюбил традиции, культуру, обряды и такой близкий ему гуцульский фольклор. В своей красивой и правдивой киноленте Параджанов попытался разгадать, вникнуть в необъятную, подлинно сакральную Вселенную этого удивительного горного народа. И все-же, по справедливому замечанию одного из исследователей творчества классика кино, "…ценность "Теней…"не только в великолепии красок, в беспримерных цветовых решениях и в редкой мобильности камеры. Этот фильм рожден любовью и состраданием к Человеку, размышлениями о жизни и смерти, поэтическим вдохновением Художника, его искренностью и взволнованностью. Параджанов творил по наитию, подчиняясь чувству красоты. Это стихийное чувство и было сутью его мироощущения".

Параджаново детище, которое нарекли "Карпатской эпопеей", весь мир созерцал с любовью и восторгом. Фильм этот собрал неслыханное количество премий, полученных когда-либо произведением киноискусства. Гранды кино были едины в своих суждениях, окрестив эту киноленту "Звездой первой величины". Казалось бы, нужно лелеять Автора, содействовать в реализации его творческих замыслов. Ан, нет! Не успели "Огненные кони" (так фильм назывался в зарубежном прокате) триумфально "проскакать" по кинозалам земного шара, как началось шельмование выдающегося кинорежиссера, привеченного главами многих государств, звездами мировой культуры. Понятное дело, не мог такой яркий, самобытный Талант вписаться в рамки существующего режима, прийтись ко двору партийной верхушки. Власть имущие жаждали отомстить создателю "Теней…" за его острый язык и постоянное высмеивание им партийно-чиновничьего аппарата, скандальную презентацию фильма осенью1965 года в киевском кинотеатре "Украина", получившей широкий отклик по ту сторону океана.

ОЧЕРЕДНОЙ ДОНОС В КГБ ОСЕНЬЮ 1973 ГОДА СТАЛ ПОВОДОМ для наказания "армянского выскочки". Параджанову были предъявлены обвинения сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса: от спекуляции антиквариатом, распространения порнографических предметов до мужелоства. Из клубка противоречивых показаний "неподкупные" служители Фемиды "сшили" серьезнейшее обвинение, потянувшее аж на целых пять лет лагерей строго режима. Отбросив все другие статьи обвинительного акта, умышленно оставили самую мерзопакостную… Статью, из-за которой их подсудимый мог сгинуть в зоне или наложить на себя руки… После двухмесячной Лукьяновской отсидки в июле 1974 года великого режиссера упекли в Губникскую колонию (Тростянецкий район Винницкой области) строгого режима для опасных преступников.

Сергею Иосифовичу писали в колонию многие известные люди страны. Сюда, в Губникскую глушь, приезжал всенародный любимец Юрий Никулин. После раскрытия истории с книгами, собранными коллегами по киностудии и тайно переданными режиссеру в колонию, Параджанова перевели в Стрижавскую ИПК Винницкой области. Произошло это 22 апреля 1975 года. Само собой разумеется, что жизнь в колонии не сахар. Всякого насмотрелся великий "стрижавский узник". Многие тюремные надзиратели, которые вдоволь насытились звериными обличьями своих "воспитаников", были сбиты с толку. Ну никак не вписывался этот молчаливый бородач в разряд особо опасных преступников. Хоть умри!.. "Кому же на воле он так крепко насолил?" - вопрос этот долго, очень долго не давал покоя стражам порядка…

"Я, грузинский армянин, осужденный за украинский национализм…Я вспоминаю Губник, Стрижавку. Людей, для кого добро, честь были выше эполет. О них еще обязательно расскажу …". Это слова самого Параджанова. Увы, с того света он уже не расскажет. В необыкновенно пестром узоре, сотканном годами из многочисленных документов, воспоминаний и писем из неволи, изобилуют тусклые тона. Но там, где речь заходит о человечности, неистребимом достоинстве - независимо от "людей в погонах" или поверженных в круги уголовного ада - вовсю играют оттенки светлых красок. Письма Параджанова из зоны удивляют неутомимым любопытством ко всем сферам и проявлениям жизни, не иссякающем даже по ту сторону добра. Память Мастера на людей и интерес к ним поистине феноменальна. В письмах, большинство которых сдобрены колоритным "тифлисским сленгом", фигурируют не только имена его многочисленных родственников. Не позабыты их пристрастия и увлечения. По воспоминаниям Параджановых друзей, он был чертовски обаятельным человеком. Едва познакомившись, люди прикипали к нему всем сердцем, пробивались на свидания через все запреты и кордоны, писали письма, слали посылки.

"ЕСЛИ БЫ Я УВИДЕЛ ГРАНТА МАТЕВОСЯНА РАНЬШЕ, то он сыграл бы Саят-Нову. Он похож на Эль Греко. Милый, добрый, красивый, сутулый, гневный…", - это из письма мэтра сестре Анне. А вот отрывок из его послания другу и ученику Р. Балаяну: "Роман, дорогой! Рад твоей удаче. Пусть "Каштанка" станет началом твоего творческого полета…". Годы заключения для Параджанова, безусловно самые тяжелые. Но при этом в письмах он признается, что …счастлив. И это вовсе не бравада!

Один из парадоксов выживания великого режиссера в неволе состоит в том, что именно в тюрьме он нашел "внимающих" и смог наконец выговориться. Лишенный зрителя в обыкновенной будничной жизни он все-таки прорвался к своему зрителю. "Слабость побеждает силу", - считали мудрецы в Поднебесной. Параджанова же "слабость" победила, именно благодаря его силе духа и интеллекту! Он не выучился "волчьему" лагерному языку, не полюбил блатной шансон. Зато "хищники" на зоне, лишенные элементарных "сентиментов", зауважали его. "И - странное дело. Если зона наложила злой отпечаток на его жизнь, то фильмов она никак не коснулась, - справедливо замечает, давно друживший с режиссером Василий Катанян. - И он не мог мне объяснить, почему. Видимо, он ни разу над этим не задумывался. В самом деле, ни в "Сурамской крепости", ни в "Ашик-Керибе", ни в наметках "Исповеди" вы не найдете ни горечи, ни злости, ни мести, ни сарказма. Я думаю, что природная доброта и оптимизм взяли верх…".

Он не сдался, не отчаялся и не опустил руки, а продолжал созидать, даже здесь, в круге последнем. Отлученный на многие годы от экрана он и в тюремных условиях продолжал увлеченно рисовать и создавать коллажи. В беседе с одним иностранным журналистом Параджанов вспоминал: "… Я там работал дворником. Видите эту фигуру с метлой, там, среди кукол? Это я там, в зоне. Я работал и в прачечной, где уголовники были не склонны работать. Это было ниже их достоинства. У меня было свободное время, хрустящая, чистая, белая, как мечта, бумага, на которой тонким карандашом или фломастером я рисовал все то, что помнил из нормальной жизни. В моей изоляции я стремился делать поэтичным все то, что меня окружало…".

Шматочки мешковины, кусочки блестящей фольги, перья птиц да засушенные цветы - вот, пожалуй, составные части бессмертных параджановских коллажей. Первоначально к странному занятию заключенного Параджанова надзиратели отнеслись равнодушно. Но чуть погодя не только взялись составлять композиции, но и организовали большую тюремную выставку.

Что до пристрастия к произведениям прикладного искусства, то оно у сына тифлисского "старьевщика" с раннего детства. Уже в ту пору маленький Саркис-Сережа пытался выстраивать символические композиции, пользуясь различными брошками, причудливыми веерами и боа, пестрыми платками и шалями. В дальнейшем пропущенное через магию кино это уникальное свойство станет "козырной картой" режиссера-новатора. Стоит, наверное отметить, что термин "миф" в советской атеистической идеологии отождествлялся с суеверием. Поэтому фильмы Параджанова зачастую именовались то легендами, то притчами или, скажем, эпическими сказами…В этой связи анализ творчества по критериям вне мифологических конструкций сужал круг его сущностной проблематики.

Глядя на фильмы "сегодняшними глазами," нельзя не заметить, что примат визуально-изобразительного начала в его фильмах явно доминирует в связи с тем, что мифологическое сознание оперирует прежде всего образами, отводя смысловым понятиям второстепенную роль. "В своей практике чаще обращаюсь к живописному решению, но не литературному. И мне доступнее всего та литература, которая в сути своей сама - преображенная живопись", - признавался не раз Сергей Иосифович.

ХОТЯ С.ПАРАДЖАНОВ НАДЕЯЛСЯ, что Стрижавка окажется его последним невольничьим обиталищем, впереди его ждали колючие проволоки Перевальска. 30 декабря 1977 года Великий кинорежиссер был досрочно, на одиннадцать месяцев раньше, чем было предписано судом, освобожден. Возымели действие просьбы и обращения выдающихся деятелей мировой культуры к московским партийным бонзам. Домой, на волю он возвращался со своими любимыми творениями: восмьюстами лагерными рисунками, композициями, куклами, а также шестью оригинальными сценариями. В Грузии и Армении он снимет поэтико-героическую драму - "Легенду о Сурамской крепости" и перенесет на экран лермонтовскую сказку "Ашик-Кериб".

Одна из итальянских газет так выскажется о "Легенде…" после показа ее в 1985 году на Международном кинофестивале в Пизаро: "Через пятнадцать лет после "Цвета граната" Параджанов вновь доказал, что он великий режиссер, способный создавать только шедевры". Да и при работе над вторым произведением, получившим, кстати, главный приз на МКФ в Португалии, Параджанов оставался верен себе. Взявшись за экранизацию любимого повествования о странствующем ашуге, он в результате манипуляций и буйных игр с типажами и красками создал яркую "восточную сказку, похожую на расписную шкатулку".

Великий Мастер кино в последние годы жизни также был полон замыслов и планов. В одном из последних интервью Сергей Иосифович поведал о намерениях снять "Исповедь" - киноленту, которая бы стала "кардиограммой его детства, его судьбы"… Однако коварная запущенная болезнь вконец подточила его здоровье. Победить ее не смогли ни отечественные, ни зарубежные лекари. В ночь с 20 на 21 июля 1990 года уставшее и больное сердце 66-летнего Художника остановилось навечно. Украину, которую страстно любил и которую прославил на весь мир, он больше не посетил. Остались нереализованными "Киевские фрески", не дали добро на экранизацию "Интермеццо" по Коцюбинскому, да и другие причудливые задумки этого яркого и самобытного Выдумщика так и не успели обогреть сердца его неистовых поклонников…

Сергей ДАНИЕЛЯН, член Национального союза журналистов Украины, г. Винница

    ПОСЛЕДНИЕ ОТ АВТОРА






    ПОСЛЕДНЕЕ ПО ТЕМЕ