НЕ СКАЗКА - БОЛЬ

Дорогой читатель! Перед вами редкая литературная сказка, которая не просто с былью аукается, но и с болью иллюстрирует трагическую судьбу армянского народа. И подспудно перекликается с современными драматическими событиями. Чаша терпения переполнилась у двенадцатилетнего армянина, героя сказки известного западноармянского писателя, публициста Аршака Чобаняна (1872-1954). Турецкий ятаган в 1915 году не дотянулся до А. Чобаняна: армянское горе он пережил в Париже. О горечи исторической несправедливости глаголют уста младенца.

Аршак ЧОБАНЯН

            СЛУЧАЙ С КРЕСТЬЯНСКИМ МАЛЬЧИКОМ-АРМЯНИНОМ

Был последний вечер кошмарного 1895 года, когда над миром воцарилось Злодейство. Фанатичные толпы праздношатающихся грабителей по велению неистовой власти ворвались в армянские села. Смертоносные силы взяли в осаду мирный трудолюбивый народ. Отряды молодых людей, попытавшихся оказать сопротивление, были разгромлены вооруженной дикой ордой в глухих глубоких ущельях; острые когти зверя растерзали немощных стариков и беспомощных юношей и девушек. Сквозь облака просочился уродливый облик Зла, и на долю секунды почудилось, будто вот-вот померкнет навеки Солнце.

РАЗБОЙНИЧЬИ ШАЙКИ УГОМОНИЛИСЬ, прервалась вакханалия смерти, однако страх все еще блуждал по обезлюдевшим селам. Сиротливо маячили обугленные скелеты сгоревших церквей; застывшие в наготе вздрагивали разрушенные дома и выжженные поля. Опустели улицы. Выжившие сельчане притаились-схоронились, будто поглощенные недрами.

Наступившие зимние морозы довершили черное дело рук человеческих. Снежные сугробы завалили дороги и напрочь отрезали от всех и вся обездоленных людей, и убийственные ветры налетели на погруженные во мрак жалкие лачуги.

Вечером, в канун Нового года, ни в одном окошке не засветилась лучина и не взвилась к небу песня из ердыков (слуховое окно на кровле дома. - К. Х.).

По селу попеременно раздавались одинокие протяжные завывания ветра, точно подражавшие заунывной мелодии.

Однако обманчивой была смерть. Под снежной тишиной пульсировала настороженная, робкая, но непоколебимая жизнь. В закоулках холодных сумерек бился глухой трепет живых душ. Проклятия и плач, мольбы и гнев исподволь клокотали в унылом безмолвии.

И вот в предновогодний вечер в одном из сел близ К произошло невероятное событие - как предвестие смерти.

***

В убогой лачуге жил-был двенадцатилетний мальчик. Однажды под покровом скорбных ночных сумерек он крепко задумался.

В окаянные дни осени он воочию видел, как люди с налитыми кровью глазами набросились на отца, избили дубинами, повалив на землю, отрубили голову и, как мячик, подбрасывали ее друг другу, после чего с радостными воплями удалились, волоча за собой тринадцатилетнюю сестру, вырванную из объятий матери. Он понял, какое горе, точно ураган, обрушилось на село. На глазах у мальчика турки плевались на трупы, штабелями лежавшие среди улицы, а сельская церквушка полыхала под гогот оголтелой толпы.

Мальчик уединился в лачуге с двумя младшими братьями, которые плакали и просились к отцу, и с обезумевшей матерью, распевавшей песни былых времен. Проходили дни, в доме не осталось маковой росинки. Маленький отец семьи нанялся в батраки к сельчанам, у которых еще водились деньги. Обратился и к толстопузым бородачам-чужестранцам, которые в первые же трагические дни обходили село и взамен предлагаемого хлеба требовали отречься от исконной веры дедов и прадедов. Мальчик не поддался уговорам и больше не хотел знаться с осквернителями родных святынь. Часто он сносил кровавые побои турок только за то, что, проходя мимо по улице, окидывал их ненавистным взглядом. Вернувшись домой, мальчик наедине, втихомолку переживал, что не в силах был перерезать всех турок мира.

КРЕСТЬЯНСКИЙ МАЛЬЧИК-АРМЯНИН ВСЕГДА СЛЫЛ СТРАННЫМ РЕБЕНКОМ. Еще в раннем детстве в штыки принимал попреки родителей. Бывало, один-одинешенек отправлялся бродить по лесу и нисколько не страшился ни змей, ни волков. Случалось не раз, что, подвергая себя опасности, бросался в реку спасать по неосторожности угодивших в воду утопающих маленьких девочек. Он был несловоохотливым ребенком, но в немногословной речи проявлялась удивительно ранняя зрелость пытливого ума. Вопросы сына, обращенные к отцу, ошеломляли наивного крестьянина. Как-то он спросил отца, а почему сельский ростовщик, такой безобразный и злой, живет счастливой жизнью, в то время как его отец денно и нощно добывает на кусок хлеба для семьи; в другой раз он поинтересовался, а почему люди разделены на турок и армян и почему первые, такие ленивые, грубые и бесстыжие, живут за счет последних, зарабатывающих в поте лица, и за труды им платят притеснениями и оскорблениями.

Отец растолковывал, что сие выше человеческого разумения, что высоко на небесах живет невидимое существо - Отец всего живого на земле, великий старец - и зовут его Господь Бог, и Он сотворил мир по образу и подобию своему, и ко многому надобно относиться смиренно, поскольку такова воля Отца нашего, ибо безмерные несчастья уготованы человеку, ежели он возропщет против Него. А для пущей достоверности он посоветовал сыну обратиться к священнику, более сведущему в подобных вопросах. Священник повторил то же самое, добавив, что Господь на небесах создал блаженную жизнь для всех мучеников на земле и что оттуда будут изгнаны все злодеи и сильные мира сего и обречены на вечную кару. В дни бедствия крестьянский малец видел, как сельские старики возводили руки к небу и молили Бога о помощи. Однако Господь и пальцем не шевельнул, и тогда ятаганы, распоясавшись, вонзились в дрожащие уста, взывавшие к Богу.

Как же так, задавался вопросом мальчик, и его осенило: пойти и лично повидаться с Богом, чей добрый образ вызывал в нем недоумение, и напрямую от Него услышать, отчего так устроен мир.

Мальчик вечер напролет размышлял, как же поступить? Три дня кряду семье нечего было есть. Село, отрезанное сугробами ото всех и вся, оказалось лицом к лицу с голодом и холодом. Под утро от истощения умер один из малышей, точно тонкая свечка, растаявшая в пламени. Другой малютка, забившись в угол, свернулся калачиком и замер. Изможденная тревожным ожиданием, мать распласталась на полу в глубоком забытьи. Лачугу без огня и окон, затопленную ночным мраком, сотрясал завывающий ветер. Сквозь мглу перед мальчиком замаячила отрубленная голова отца на шесте, из глаз его катились кровавые слезы. Он почувствовал рядом смерть брата. Беспросветное безмолвие потемок сжимало горло. Хватит, решил мальчик. Ничего не остается, как повидаться с Богом.

 По слухам, мальчик знал: единственный путь к Богу - это смерть. А чтобы умереть, надо было либо простудиться, либо ничего не есть. Второй способ был долгим. Он выбрал первый способ.

Мальчик беззвучно и осторожно открыл дверь, проскользнул во двор, разлегся на снегу и стал ждать смерти.

***

КРОХОТНАЯ ДУША ВОЗНЕСЛАСЬ ВВЕРХ ПО ТОЙ САМОЙ ДОРОЖКЕ, по которой снежинки падают с небес на землю. Поднялась душа сквозь вечерние сумерки, обдаваемая ветром, касаясь снежинок, и запыхалась, когда добралась до больших золотых ворот.

Долго пришлось ждать, пока ангелы распахнули ворота: накануне Нового года они не сразу смогли принять новичка - такое и на земле случается, перед домами богачей; а мальчуган, окоченевший на морозе и разозлившийся от нетерпения, чуть было не пожалел, что покинул землю, однако при мысли, что наконец-то поговорит с Богом и задаст подготовленные заранее вопросы, а также надежда из Божьих уст услышать великое откровение, вдохновили его, вселив в душу терпение и храбрость.

Представшая перед мальчиком картина за воротами была настолько восхитительной, что он на долю секунды забыл обо всем на свете. Его обволокла расслабляющая теплая нежность. Вся окрестность излучала свет, в воздухе витали божественные благовония, словно в огромном роскошном храме, превосходившем своим величием знакомые земные церкви.

‒ Ты кто? - спросил открывший ворота ангел, раздосадованный, что был потревожен посреди пиршества непрошеным посетителем.

- Я живу на земле, - ответил мальчуган.

- Что привело тебя в ночную пору? Что тебе надобно? Есть ли у тебя пропуск?

- Нет. Я и не знаю, что это такое. Я просто мальчик, и я ничего плохого никому не причинил. Мне бы с Богом повидаться.

Ангела удивило странное посещение души без свидетельства от священника, да еще ее смелая просьба о немедленном свидании с Богом. Однако парнишка настаивал на своем, мол, ему надобно очень много важного поведать Богу; да к тому же он слишком юный и миловидный; так что ангел согласился проводить его к Богу при условии, что тот будет вести себя почтительно.

Ангел вел гостя через анфиладу залов, к амфитеатру Царства Небесного, где в тот вечер собрались божественные ангелы и праведники, чтобы отпраздновать Новый год.

Ошеломленный мальчуган озирался по сторонам - какая благодать! Залы, через которые он проходил, казались гораздо больше земных полей. Лучезарный воздух утопал в пестром сиянии. Вдалеке вырисовывались точечные кровли, напоминающие небосвод, усеянный необычными звездами, пляшущими под волшебную мелодию. В минуты паузы просачивались бесподобные душистые ароматы. Деревья пламенели от искрящейся листвы, будто плодоносили солнцами; распевали в полете синие птицы-великаны с фосфоресцирующими крыльями и радужными гузками. На шелковисто-бархатной земле слаженно тянулись ввысь крупные головки цветов, напоминая распускающимися бутонами женское личико.

Измученная, продрогшая душа мальчика оцепенела от столь чрезмерного великолепия, от столь щедрой неги. Чересчур сладостная и пьянящая обстановка напугала его: как бы он не занемог, а посему не смог бы заговорить с должной громкостью. Приложив сверхчеловеческие усилия, он обратился мысленно к семье, оставленной там, на земле, во мраке и страданиях.

- Поторопитесь, пожалуйста, - обратился он к сопровождавшему старому ангелу, - хочу поскорее повидаться с Богом.

Ангел взлетел вверх.

- В такой час трудно встретиться с Богом. Он не привык общаться с маленькими мальчиками. Тебе лучше поговорить с кем-нибудь из его секретарей.

- Хочу видеть Бога, - не отступал мальчик.

Наконец они добрались до огромного амфитеатра. На пиршество собралась несметная публика. Мальчик подался вперед. Длинный роскошный стол ломился от деликатесов. Среди тысячи разнообразных блюд с закусками, пирожками, фруктами выделялись в сверкающей посуде армянские прославленные новогодние яства, приготовленные в духе Царства Небесного: соус из кураги и тушеного лука, политый отблесками зари, в каждой порции - по дольке полумесяца, посыпанного пыльцой Млечного пути; шафрановый плов, скроенный из вечных снегов и украшенный глазами ангелов, расцвеченный лепестками подсолнуха; из летних облаков слепленный студень с россыпью звездного бисера и лунных бликов. Вся трапеза переливалась, сияла и искрилась среди буйной щедрости света и цветов. С четырех сторон стола сонм обнаженных серафимов распевал песнь о бессмертном блаженстве, сопровождаемую задушевными первозданными звуками семиструнных инструментов.

Новогоднее пиршество расписал старый ангел.

МАЛЬЧИК ОКИНУЛ ВЗГЛЯДОМ ЗАСТОЛЬЕ.

Он, естественно, подумал: "В доме Господа наверняка веселятся души тех, кто в земной жизни был несчастным и добрым". Вдруг мальчик узнал одного из гостей - скончавшегося год назад бывшего сельского старосту, известного плута и грубияна, вора и эксплуататора, лицемерного и непутевого человека. Поодаль от него показался чудовищный ростовщик села. А вот и - о, ужас - турки, которые с диким аппетитом уплетали самые большие и лакомые куски, будто расправлялись с головами мертвецов. Не верилось собственным глазам. Великий гнев сдавил горло. Мальчик из конца в конец обвел взглядом длинный ряд гостей - то были раздобревшие, толстощекие, самодовольные души в идиотском безжалостном обличье. Привлекла внимание упитанная круглая, очень уродливая душа, обхаживающая смазливого херувима и успевающая широко разинутым ртом заглатывать звезды.

- Кто это? - спросил он ангела.

- На земле он был менялой.

У тощей души с зеленоватой бородой и налитыми кровью глазами был омерзительный смех.

- А это кто?

- На земле он был султаном.

Мальчик в ярости подскочил. Он знал, что означают слова "меняла" и "султан". Отец порой нехотя о них упоминал. Что делают эти ничтожества в доме Господа Бога?

Он бросил своего старого проводника и как очумелый помчался к Богу. Издали тот восседал во главе стола на огромном троне, окруженный созвездиями, под широкими облачно-розовыми опахалами.

Сонмы ангелов вознеслись над головой Господа и не шелохнулись в ожидании его распоряжений. Папы Римские, султаны и императоры обступили Бога и рассказывали забавные истории, дабы его рассмешить. Старик же, погрузивший морщинистое лицо в огненные заросли бороды, вращающий красными, точно драконы, глазами, с потрясающей жадностью поглощал снедь.

Внезапно раздался странный, пронзительный, но тонкий голос:

 - Господи, выслушай меня!

Это был крестьянский мальчик-армянин.

Гости всполошились и обернулись к нему, а Бог нахмурился.

 - Господи, - продолжил малыш, - я мальчик с земли, мне говорили, что ты добрый. Ты же видишь, что добрые люди там, внизу, страдают, а злые счастливы и всемогущи. Вот я и пришел узнать у тебя, отчего такая несправедливость? Но я заметил, что ты пригласил к застолью не наших обездоленных людей, а негодяев и извергов. Так скажи, правда ли, что ты - Отец человечества и правда ли, что ты добрый? Ответь!

 Ангелы возмутились, серафимы прекратили пение, жующие челюсти замерли; гостей обуяла жуткая оторопь. Всего несколько слов, произнесенных пронзительным детским голосом, вызвали огромный резонанс.

Бог повернулся к мальчику - кровь прилила к его искаженному лицу, из ноздрей валил дым.

‒ Выставьте вон этого маленького мерзавца! А ангела высечь кометами за то, что впустил его в мое Царство.

Тем временем негодование в душе маленького мятежника вновь всколыхнулось пуще прежнего. Могуч и прекрасен был гнев мальчика, и ему мимолетно даже почудилось, что безгранично сильным возмущением можно будет взорвать этот дом лжи вместе с чудовищным Отцом.

Он погрозил Богу кулаком.

Вмиг к нему кинулись небесные слуги. В глазах потемнело, все вокруг поплыло, и мальчик, оглушенный безмолвием, оцепенел от холода. Внезапно к нему прильнула синяя тень - мелькнуло чье-то грустное доброе лицо, и черные теплые руки подхватили его на лету, а глубокий голос над ухом прошептал: "Пойдем со мной, я - изгнанный, я - бунтарь, я - брат обездоленных; пойдем со мной; мы с тобой должны низвергнуть дом Господа".