МОЙ ПАПА ЛЮБИЛ ХИМИЮ И ЖИЗНЬ...

Во многих ли семьях есть генеалогическое древо? Знаем ли мы о своих родных дальше третьего поколения? Скажем, чем занимался прадед? Когда меня попросили написать об отце - первом химике-аналитике Армении, я обнаружила, что знаю о нем мало. Поэтому хочу посоветовать всем - интересуйтесь жизнью старших. Ведь это так важно - помнить, откуда ты родом и почему именно такой получился...

ОТЕЦ МОЙ, ИВАНЯН АРКАДИЙ КАРПОВИЧ, РОДИЛСЯ В 1900 ГОДУ В АРДВИНЕ, небольшой провинции в Западной Армении. Поcле русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Ардвин вошел в состав Российской империи, в 1921году по Карсскому договору отошел к Турции.

 Ардвинцы были довольно образованными людьми. Наряду с армянскими школами были и русские, даже гимназия. Ардвинцы - католики. Благодаря губернатору Ардвина, который был близким другом французского посла в Турции, ардвинцы были единственными во всей Западной Армении, кому удалось избежать истребления. Посол убедил турецкие власти дать ардвинцам всего два дня, чтобы они покинули свои дома и перебрались в Батуми. Поэтому переселенцы сохранили определенную часть имущества, а значит - легче обосновались на новом месте. Но всю жизнь они оставались большими патриотами. Вспомним хотя бы таких ардвинцев, как футболист Никита Симонян, первый секретарь ЦК Армении Яков Заробян, художники Гюрджяны.

Раньше Иваняны были Айвазянами и занимались сапожным делом. И поскольку были тесно связаны с Россией - привозили кожу и увозили туда готовую обувь, - их стали называть Иванами, а позже Иванянами.

Иваняны переехали в Батуми еще в 1905 году, раньше других. Но тоска по родине и надежда, что они когда-нибудь смогут вернуться домой, никогда не покидали их. Я помню, как моя бабушка Такуи с восторгом рассказывала об Ардвине, и каждый раз упрямо заключала на своем ардвинском наречии: "Ардвин ти эртам, какал ти утим" ("Я должна поехать в Ардвин и поесть там орехов"). Не довелось.

Об Ардвине мне рассказывал наш дальний родственник Катунян, ослепший на старости лет. Тогда по молодости я ничего не записала и сейчас многое забыла. Но кое-что помню. Например, о моем деде. У моей прабабушки были очень трудные роды, ребенок был слишком большой. Врачи старались спасти жизнь матери, и вдруг видят рождается и второй мальчик - маленький, слабый. "Ну, этот не жилец", - подумали все, и, завернув его в тряпку, положили на пол под стенку, продолжая спасать женщину. Когда роды, наконец, закончились, вспомнили и о втором ребенке. Все были уверены, что он уже умер. А младенец преспокойно крепко спал на прохладном кафельном полу. Это и был мой дед Карапет.

Маркар и Каро росли очень дружно и до конца жизни были крепко привязаны друг к другу. Они организовали в Батуми крупное кожевенное производство, фактически став в Закавказье первыми кожевенниками. Кожа и лак по качеству ничем не уступали европейским. Маркар знал, где и как можно выгодно приобрести или сбыть товар. А Каро хорошо разбирался в тонкостях производства и качествах рабочих. Короче, Маркар исполнял роль директора завода, а Каро - главного инженера.

БРАТЬЯ ЖЕНИЛИСЬ, ОБЗАВЕЛИСЬ БОЛЬШИМИ СЕМЬЯМИ. Потом встал вопрос о наследниках завода. Было решено обоих старших сыновей, Аракела и Закара, послать учиться в Европу.

Кузены, окончив русскую гимназию в Батуми и хорошо владея французским языком, успешно сдали вступительные экзамены и стали студентами Химико-Технологического института города Лиона. Этот институт только открылся и был весьма престижным в Европе, потому что в нем преподавали всемирно известные ученые, авторы учебников, которые потом были переведены на многие языки мира.

Позже младшего сына Ивана тоже послали учиться кожевенному делу в Казань. В дальнейшем он многие годы возглавлял в Кировакане кожевенный завод. Им были введены новые технологии, расширен ассортимент выпускаемой продукции, и кожзавод уже не только выделывал кожу, но стал выделывать меха, а потом и шить шубы. Завод превратился в большую фабрику, второе после Химзавода по величине предприятие в Кировакане. Кироваканцы хорошо знали и уважали скромного, честного, интеллигентного Ивана Карповича Иваняна.

Старик Катунян мне рассказал, что когда большевики, отняв завод, решили с помощью профсоюза руководить производством, у них ничего не получилось. Тогда они позвали хозяев. Братья очень быстро восстановили производство. Но через несколько лет у них снова отняли завод, и уже навсегда.

Узнав о событиях в Батуми, Аракел и Закар (Аркадий и Захарий), которые уже закончили институт и работали в Париже, решили вернуться домой. С большим трудом им удалось приехать, но власти запретили им как детям капиталистов жить в Батуми и в больших городах. Они уехали работать на Донбасс.

В это время в Армении академик Гамбарян, организовывая в Ереване химическое производство каучука, сделал запрос в Лион, в тот же институт и попросил прислать хорошего химика. Ему посоветовали найти их выпускника, отличника Иваняна Аркадия и дали адрес. Так братья приехали в разоренный, без элементарных бытовых условий Ереван.

Вскоре Захарий, не выдержав спартанской жизни, уехал во Львов. Папе же предложили организовать и возглавить химическую аналитическую лабораторию при Геологическом управлении. Геология только начинала развиваться в Армении. Прежде чем выслать пробы в Москву, надо было предварительно подвергнуть их анализу. Сначала лаборатория состояла из четырех человек, а потом расширилась до тридцати. Работали одни женщины, из мужчин были папа и сторож. Не надо забывать, что был 1937 год ,когда по ночам на "черном вороне " увозили мужчин. Часть из них расстреляли, потом многие мужья погибли на фронте, а угодивших в плен сослали в Сибирь.

ПАПА ОЧЕНЬ ЖАЛЕЛ ЭТИХ ЖЕНЩИН, которые растили детей, ухаживали за стариками, одновременно работая допоздна. Помогал своим химичкам как мог. А мог он многое: провести свет, починить плитку, починить обувь, даже сшить босоножки. Помню, как одна женщина, видя, как он вместе со сторожем таскает ящики с молоком, которые получала лаборатория за вредность, сказала: "Это как-то несолидно для вас. Пусть делают сторож с уборщицей". "А разве будет солидно, если женщина будет таскать тяжесть, а я буду стоять и смотреть?" - ответил папа. Через много лет одна из химичек, вспоминая военные годы, отозвалась о папе: "Таких, как Аркадий Карпович, больше нет. Для многих из нас он был идеалом мужчины".

Папе,  высокому, стройному, интересному мужчине, многие женщины симпатизировали. Но он был верным мужем и хорошим семьянином. Образованный, начитанный, хорошо разбирался и в политике, и в экономике. А мама не имела высшего образования, закончила только десять классов грузинской школы. Но папа с ее мнением всегда считался. Мама до замужества заведовала отделом грузинской художественной литературы в самом большом книжном магазине в Тбилиси. Она хорошо знала грузинскую литературу и язык. Часто грузины с удивлением говорили: "Армянка прекрасно говорит по-грузински, мы так не можем".

Жили мы в Конде, в знаменитом доме Саши Агамалова. Некогда это была прекрасная усадьба с анфиладой господских комнат, множеством подвалов, маранов, замечательной конюшней, где в прошлом содержались чистокровные карабахские кони, а двор украшал роскошный цветник. Дом был передан в распоряжение Геологического управления, т.к. в довоенное время и в период войны геологические изыскания и разработка новых месторождений в Армении приобрели важное значение в экономике всей страны. Кроме геологов, в дом Агамалова селили и тех специалистов, кто приезжал помочь Армении возродиться. Многие знаменитые люди, в том числе и Спендиаров, какое-то время проживали в этой усадьбе. Позже дочь его, Марина, писала Эдварду Мирзояну из ссылки в Сибири: "Эдик, напиши, все еще стоит этот чудный дом Агамалова?" К сожалению, вместо того, чтобы превратить этот уникальный дом в этнографический музей, горсовет именно его разрушил, а не соседние мазанки, и построил на этом месте гостиницу "Двин".

Папа после работы часто подрабатывал - готовил ляпис для зеркальщиков, шил на заказ обувь. В небольшом сарайчике под нашим балконом он из грязной бараньей шкуры вручную выделывал такую мягкую, тонкую кожу, что она ничем не отличалась от фабричной. Но подрабатывал папа втихаря, т.к. любая частная инициатива тогда запрещалась. Соседи у нас были хорошие, двор в общем жил дружно, но были и завистники, донесли. Однажды нагрянули с обыском и унесли рулоны готовой кожи.

 ПАПА БЫЛ МНОГОГРАННЫМ ХИМИКОМ И ОХОТНО, с удовольствием делился своими знаниями со всеми. Многие химики, в том числе и академик Мнджоян, советовались с ним. Постоянно работая в области геологии, папа одновременно состоял консультантом на многих предприятиях. К нему нередко официально и неофициально обращались за помощью. В период войны, если завод выпускал брак, то руководителя предприятия наказывали вплоть до расстрела. И не было случая, чтобы папа не захотел или не смог помочь.

Однажды на коньячном заводе начальник цеха допустил технологическую ошибку, и часть продукции оказалась бракованной. А это тысячи литров. Папа поработал несколько дней, и бракованный спирт превратил в третий сорт. Дирекция коньячного привезла в лабораторию несколько больших баллонов коньячного спирта. Папа сам не пил, но много лет готовил из него разные наливки и угощал геологов.

А еще помню, как ночью к нам домой пришли главный инженер ереванской конфетной фабрики с женой и, плача, просили разобраться с браком. Папа оделся и уехал с ними. К утру вся продукция была спасена. В благодарность дирекция подарила папе 10 литров клюквенного экстракта. В военные голодные годы при отсутствии витаминов это был весьма ценный продукт. Мама варила из него кисель, а мы с сестрой мазали густой экстракт на пергаментную бумагу и носили в школу. Там дети ее рвали на части и слизывали вкуснятину. Спустя двадцать пять лет, когда мы собрались классом, все с радостью вспоминали эту клюкву, которая заменяла детям и конфеты, и витамин С.

Папа был неравнодушен к чужой беде и очень переживал всякую несправедливость. Был 1937 год, разгар репрессий. Увезли и нашего соседа Мушегяна, интеллигентного, образованного человека, который закончил в Берлине университет. Его объявили немецким шпионом. В доме остались жена и двое детей-подростков - сын Сережа и дочь Женя. Кто-то из дворовых детей назвал Сережу сыном врага народа. С тех пор мальчик перестал ходить в школу, связался с воровской шайкой, грубил матери. Та в отчаянии пришла к нам. Папа нашел Сережу и спросил, почему он обижает мать. На ответ "Не ваше дело" Сережа неожиданно получил сильную пощечину. И тут папа стал ему объяснять, что это большая ошибка, что отец его образованный, прекрасный, всеми уважаемый человек и обязательно вернется. А сын должен отцу доказать, что он достоин его. Спустя годы и брат, и сестра защитили докторские диссертации, и Сережа после защиты на банкете сказал: "Тем, что я есть сегодня, я обязан пощечине дяди Аркадия".

Папа сам два раза попадал в "черные" списки НКВД как неблагонадежный и французский шпион, и оба раза его фамилию вычеркивал начальник Геологического управления Егор Мирзоевич Арутюнян, который, поговаривали, работал и в НКВД. Он хорошо знал, что Иваняна заменить будет некем, и геология в Армении пострадает.

 ... ПОМНЮ 1953 ГОД, КОГДА УМЕР СТАЛИН. Весь народ кругом рыдал. А папа, придя вечером с работы, сел обедать и, затыкая себе за шею салфетку, радостно сказал: "Наконец собака сдохла!" Я будучи комсомолкой была так возмущена, что резко отодвинула от себя суп, который разлился по белоснежной накрахмаленной скатерти. "Вот ты капиталист и потому радуешься смерти Сталина!" - выкрикнула я. Папа ничего не ответил, встал из-за стола и молча вышел в другую комнату. Бедный наш папа! Представляю, что он чувствовал все эти годы. Ведь он прекрасно понимал, что делалось вокруг, но был вынужден молчать. Это мы, наивные пионеры и комсомольцы, свято верили в Сталина. А он видел, как исчезают один за другим его многие друзья и уважаемые люди.

Лаборатория в Геологоуправлении была недостаточно хорошо оснащена. Химикам приходилось работать без вытяжных шкафов. Я помню, когда мы, дети, приходили к папе, ни минуты не могли находиться в лаборатории, задыхались от газов и сразу же выбегали на воздух. А папа работал там все восемь часов. И это с одним его легким. Во Франции он заболел мокрым плевритом, и врачи были вынуждены высушить его одно легкое. Папа спасался тем, что каждый вечер выходил на прогулку. Медленно шагая по улице Абовяна и почтительно приподнимая шляпу, он раскланивался со своими знакомыми, вдыхал прохладный чистый воздух вечернего Еревана, проветривал легкое. Воздух в городе тогда был еще достаточно чистым. Не было больших строек, а химкомбинат находился далеко от города.

По воскресеньям папа с нами часто выбирался на прогулку за город или водил нас в цирк. Он особенно любил цирк, где не переставал восхищаться человеческими возможностями. Однажды мы попали на представление Вольфа Мессинга. Никто не мог объяснить происходящие чудеса. Многие говорили, что он заранее договаривается со своими ассистентами. Но папа сказал, что наука еще не может объяснить это явление. Потом, прочитав академика Спиркина, я поняла, что он был прав.

В детстве я видела уникального ясновидящего. Он был намного сильнее Мессинга и даже Ванги. Этот молодой деревенский парень лет 23-25, краснощекий с красивыми армянскими глазами, и сам не понимал, откуда все знает. Был уверен, что это Бог ему дал, чтобы он помогал людям. Он пришел в Эчмиадзин и сел под стеной Кафедрального собора. Он с большим трудом выговаривал слова. Ему показывали фото человека, и парень сразу же говорил о его прошлом, настоящем и будущем. Ясновидца привела к нам во двор соседка. Это было в 1944 году, у нас гостила бабушка Такуи. Ее младшая дочь Агнесса, которая работала врачом с Л. А .Орбели, в 1939 году добровольцем пошла на войну с белофиннами и пропала без вести. Бабушка выбрала фото, где Агнесса была в числе 30-40 врачей, все в одинаковых белых халатах. Бабушка только молча протянула фото. Меня как маленькую (мне было 5 лет) впустили вместе с бабушкой. Он, глядя то на фото, то на ноготь своего большого пальца, быстро нашел Агнессу. Потом, спустя годы, я узнала, что они так сосредотачиваются. Кто на ногте, кто на воде, кто на зеркале…

- Это ты о ней хочешь знать. Она твоя дочь, твоя кровь, из твоего живота.

- Она жива? - спросила бабушка.

- Да. Кругом вода, она сидит. - И он пальцами изобразил клетку. - У нее есть дочь.

- Нет, - сказала бабушка. - Нет у нее дочки.

- Есть - уверенно сказал он. - Сначала получите письмо, а потом приедут они. Будет хорошо. Иди и позови следующего.

В этот день он посмотрел около 200 фотографий совершенно разных людей и ни разу не ошибся.

Спустя несколько месяцев, его опять привели к нам во двор. Мама взяла совершенно другую фотографию, где Агнесса была снята вместе с братом. Он сразу же указал на Агнессу.

- О ней ты хочешь знать. Она не твоя кровь. Она твоя золовка.

И сказал то же, что и бабушке.

КОНЧИЛАСЬ ВОЙНА. ВДРУГ МЫ ПОЛУЧАЕМ ТЕЛЕГРАММУ ОТ ИОСИФА ОРБЕЛИ: "Агнесса жива, находится в Финляндии. Борис Пиотровский поехал за ней". Жены Иосифа Орбели и Бориса Пиотровского (директора Эрмитажа) были армянками, и Агнесса дружила с этими семьями. Приезжает Агнесса и с нею чудесная девочка. Оказывается, она сидела в плену в Финляндии, в концлагере, который находился на острове. А так как была беременной, то там же и родила.

Этого ясновидящего никто больше не видел, милиция гонялась за ним. Говорят, таких людей тогда просто убивали, потому что Берия их очень боялся. Так что папа мой был совершенно прав - наука тогда не могла объяснить это явление, да и сейчас тоже.

Папа был не только хорошим химиком-практиком, но и занимался научной работой. Его кандидатская диссертация была настолько насыщенной, что многие говорили, что он мог сразу же защитить докторскую. Он постоянно разрабатывал новые методы получения различных цветных металлов. Например, предложенный им гидрометаллургический метод переработки медно-молибденовой руды в Каджаране позволил одновременно получать и другие цветные металлы, что позволило гораздо эффективнее использовать рудные месторождения Армении. Таких разработок у него было немало.

После защиты диссертации отец работал лет десять в Институте геологии Академии наук Армении. К сожалению, многие из коллег, которые могли бы рассказать о вкладе Аркадия Иваняна в науку и химическую промышленность, ушли из жизни. А сама я филолог.

Кстати, химиков во втором поколении Иванянов не получилось, хотя он очень хотел. Правда, внучка моя Ани, школьница 7-го класса, любит этот предмет, интересуется. Может, пойдет по стопам прадеда...

Отец прожил всего 66 лет, скончался в 1966 году, оставив о себе добрую память и завещав своим близким любовь к родной земле и стране, которую он сам так любил.

Татьяна ИВАНЯН