ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ЛЕВОНЕ МКРТЧЯНЕ

«По прихоти судьбы, разносчицы даров – в прекрасный день мне откровенья были». Эти слова Булата Окуджавы как нельзя лучше определяют значение события, каким стало для меня поступление на работу под началом Левона Мкртчяна на возглавляемый им в то время факультет русской филологии Ереванского государственного университета. Произошло это в 1982 году, Мкртчян был тогда в полном расцвете своих творческих сил. Жизнерадостный, полный интереса к людям, работе, жизни вообще, он в полной мере был наделен тем особым качеством, которое, по-научному, называется эмпатией, что означает способность к сочувствию, сопереживанию, состраданию. И с особой силой эта его особенность проявилась в начале 90-х годов, когда люди особенно нуждались в этом.

В ПАМЯТИ ТЕХ, КТО В ТО ВРЕМЯ ЖИЛ В АРМЕНИИ, ЭТИ ГОДЫ ОСТАНУТСЯ временем тяжких испытаний физических и душевных сил. Шла война в Арцахе, Армения была в блокаде, не было света и тепла, из продуктов только то, что присылали в качестве гуманитарной помощи. И зимы как назло были очень снежными, морозными и долгими.

В ту пору университет в зимние месяцы становился похож на огромный рефрижератор. Но, несмотря ни на что, надо было жить и работать. Чтобы хоть как-то скрасить нашу жизнь, Левон Мкрчян время от времени устраивал факультетские посиделки. После уроков в деканате сдвигались столы, каждый приносил из дома что-нибудь из еды, и начиналось застолье, которое он вел, стараясь нас развеселить и уделяя внимание каждому из присутствующих. Было весело и тепло на душе. Он шутил, читал стихи, читали стихи и мы. На это время забывались наши беды, мы чувствовали себя одной семьей, содружеством близких людей.

Это не был пир во время чумы, и ничего общего у наших застолий не было с теперешними фуршетами. Все было скромно и просто, по-домашнему незатейливо. Как-то перед очередным таким застольем он сказал мне, понизив голос: «Понимаешь, люди живут очень тяжело, у многих дома есть нечего, пусть хоть здесь покушают».

Но не только это беспокоило его. Как человек, близко стоявший к первоосновам жизни, он понимал, что не хлебом единым жив человек. Он считал важным сохранение традиций, сложившихся на факультете за время его деканства. И одной из них, особенно дорогой для всех нас, были Литературные среды, проводившиеся регулярно на протяжении многих лет до начала 90-х. Каждая из них посвящалась творчеству какого-либо выдающегося деятеля литературы и искусства. Кто только ни побывал на факультете: Кайсын Кулиев, Василий Белов, Арсений Тарковский, Савва Дангулов, Белла Ахмадулина, Михаил Матусовский, Андрей Битов, Михаил Дудин, композитор Тигран Мансурян. Были среды, посвященные Вере Звягинцевой, Марии Петровых, Осипу Мандельштаму. Была еще одна Среда, посвященная восстановлению Храма Христа Спасителя в Москве. Все перечислить невозможно. И неизменным ведущим всех этих Сред был Л.М.

В начале 90-х эта традиция прервалась, не до того было. И вдруг (к сожалению, не помню даты) он объявил, что в ближайшую среду состоится Литературная среда, посвященная Анне Ахматовой. Что и говорить, большого восторга это у нас не вызвало, так как предстояло просидеть довольно долгое время в промерзшем помещении. Ведь в конце концов стихи Ахматовой можно было почитать и дома, пристроившись около керосинки или буржуйки. Однако в назначенное время мы собрались, и когда после краткого вступительного слова декана студенты стали читать стихи (как выяснилось, он сам подготовил их выступление), последние недовольные этой прихотью Мкртчяна воспряли духом и настроение собравшихся изменилось. Стало ясно, насколько это было необходимо всем. Жизнь продолжалась. В те дни мы были под его надежной защитой.

НО В РАБОТЕ ОН БЫЛ СТРОГ. И тут приходилось тяжко всем, включая протеже. К слову сказать, на кафедре русской литературы, заведующим которой был также он, они не задерживались. Сам он работал много, у него не было ни одного дня, не занятого творчеством. Человек открытый, он не делал секрета из того, над чем работал. Охотно рассказывал об этом, давал читать отрывки из еще не изданных книг, прислушивался к высказываемым мнениям. Любил делиться с нами впечатлениями о прочитанных книгах, побуждая и нас к тому же. При этом никогда не читал нотаций, полагая, что достаточно его примера. Правда, порой, вместо проповеди о пользе трудолюбия, читал стихи В.Брюсова, многозначительно поглядывая на собеседника:

Еще я долго поброжу

По бороздам земного луга,

Еще не скоро отрешу

Вола усталого – от плуга.

Вперед, мечта, мой верный вол!

Неволей, если не охотой!

Я близ тебя, мой кнут тяжел,

Я сам тружусь, и ты работай!

В нем было сильно просветительское начало. Он писал доступным языком, живо и просто, избегая сложной терминологии, что нисколько не исключало значительности содержания. Читать его было интересно. В обширном поле литературоведения, наряду с академическим, есть и другое направление, которое теперь принято называть «литературоведение как литература». Виктор Шкловский, противопоставляя такое направление академическому, иногда слишком заумному, как-то сказал: «Это не приближает людей к искусству, пишем ведь для людей, а не для соседнего ученого».

Остается добавить, что знавшие его представители академического литературоведения высоко ценили его труды. О признании научных заслуг Л.М. говорит, к слову, его избрание членом редакционной коллегии Библиотеки поэта. Подтверждает это, в частности, и отношение к нему выдающегося филолога ХХ века Лидии Гинзбург, о чем свидетельствует надпись на подаренной Л.М. ее книге «О лирике»: «Дорогому Левону Мкртычевичу Мкртчяну с сердечным приветом». Слово «сердечный» здесь ключевое, и оно наилучшим образом характеризует этого замечательного человека и ученого.

19 февраля 2023

Каринэ МХИТАРЯН