БЕССМЕРТИЯ ЗАЛОЖНИК

 Разве не символично, что великий поэт-новатор Егише Чаренц родился 13 марта – в месяц прихода весны, когда происходит обновление всего живого на земле. Каждой весной мы становимся свидетелями этого вечного чуда обновления. Вечным чудом является и сама поэзия Чаренца, которая по-особенному открывается каждому новому поколению читателей.

 Ежегодно день рождения поэта становится радостным праздником для всех любителей поэзии, ибо День Чаренца - самое знаменательное культурное событие. Прямо с утра у памятника Чаренцу собирается огромная толпа почитателей его творчества - писатели, студенты вузов, школьники, гости Еревана.

И СЕГОДНЯ, КАК И СТОЛЕТИЕ НАЗАД, ПОЭЗИЯ ЧАРЕНЦА ПРИГЛАШАЕТ К ДИАЛОГУ. Суть его лирики – в предельно индивидуализированном начале, глубине тех символов-образов, что оказались пропущены и преломлены через его собственное "я", вместившее целую вселенную. Сила воздействия его стихов приобретает все более глубокое значение и новое звучание. Как бы в новом измерении открывается нам поэт революционного поколения, его поступки, его поэзия, мысли и судьба, а через него и время, эпоха, культурный контекст, в котором он жил. И пророческие, прощальные, написанные им с мистической ясностью стихи.

 В моих глазах сто раз погашен май,

 Сто звезд в большой душе моей остыло.

 Но в час прощальный да не проклинай

 Ты жизнь мою. И не смотри уныло.

 Внезапно оборвется эта нить,

 И рухнет все, что свято, что не свято

 В моей судьбе. А песня будет жить,

 Как будто не моя она, а чья-то.

(Перевод Игоря Ляпина)

 И это так. Подлинное творчество не утрачивает свежести и всегда говорит поколениям о новом. Оно обращено к будущему. Овеянное ветрами и бурями эпохи, оно обращено и к нам. Чаренц нам дорог тем, что всем своим творчеством утверждал поэзию больших перспектив, поэзию огромной организующей силы, высокой поэтической взволнованности и напряжения.

 Чаренц - высшая школа для многих поколений армянских поэтов, потому что такого соединения беспредельной творческой энергии, страсти, неповторимого таланта, горячего патриотизма, духа изобретательности и новаторства, лиричности и пафоса, сатиры и трагизма мысли, подлинной действенности поэтического слова в советской армянской поэзии еще не было.

 Он был провидцем и, как никто, умел заглянуть в грядущее, увидеть то, "что временем закрыто". Его поэтический голос – мощный, благородный и кристально чистый, был и будет нам бесконечно дорог. А каждое его произведение от первой до последней строки напоминает горение сердца горьковского Данко, радость, муки и вечное счастье Прометея, похитившего огонь у богов для людей.

 СЕГОДНЯ МИР ЧАРЕНЦА РАСКРЫЛСЯ ПО-НОВОМУ. Дело не только в том, что сейчас мы также живем в эпоху перемен. Важно другое - само время нуждается в Чаренце, в его поэзии, которая с такой глубиной отразила и наше время. Простота и естественность этой поэзии, ее правдивость и глубина, точность языка несравненны. Редкая содержательность, подлинная народность, новаторство, значительность сказанного - все это и сделало творчество Чаренца достоянием всего народа. Оно проникнуто светом крупной личности, и позволило ему стать вровень с самыми выдающимися людьми эпохи, проникнуто мощью и целомудрием народной души, освещено ее мужеством и совестливостью, ее радостью и больше - редкостной силой и чистотой.

 Поднимите глаза! -

 Я иду, я иду!

 Из угрюмого чрева веков

 Я седые мечты за собою веду

 И стихи наших дней без оков...

 Поднимите глаза! -

 Узнаете меня?

 Я любил этот мир - от зари...

 В ядовитой траве умерщвленного дня

 Я бескровные крылья зарыл

 И оставил, когда непроглядная тьма           

 Ваши души брала неуемная в плен...

 Я иду, многолик, как природа сама,

 Где гулящей под стать, где молитвой смирен.

 (Перевод А.Сагратяна)

 Сейчас конечно, уже нет тех, кто встречался с поэтом, общался с ним, видел его горящие вечным огнем глаза, слышал его голос. Последние счастливчики, кому выпало счастье видеть поэта, тоже ушли из жизни. Среди них художники Василий Вартанян, прекрасный сценограф, который ежедневно общался с Чаренцем еще незадолго до его трагической гибели, оставив впоследствии свои интересные воспоминания, и график Владимир Айвазян. Он познакомился с поэтом совершенно случайно, в один из самых тяжелых периодов своей жизни, когда еще как художник не состоялся и влачил абсолютно нищенское существование. Об этой единственной встрече Айвазян рассказал мне за пару лет до своего ухода из жизни.

 СВОЙ ПУТЬ В ИСКУССТВЕ ВЛАДИМИР АЙВАЗЯН НАЧАЛ В 1934 ГОДУ. Никакого специального образования у него не было. Работал электромонтером, жил в подвальчике под лестницей, где помещались узкая кровать и небольшой стол - вот вся жилплощадь. Именно сюда привел однажды художник Василий Вартанян Егише Чаренца.

 А оказались они здесь не случайно. Василий Вартанян дружил с Чаренцем, работали они в первой типографии и каждый день встречались. Однажды он рассказал поэту о забавном эпизоде в парикмахерской, связанном с Айвазяном. "Слушай, Васо, так это же горьковский типаж. Челкаш! Познакомь меня с ним", - попросил Чаренц. И вот в один из вечеров постучались они в дверь подвальчика, хозяин которого не знал поэта и даже не читал его произведений.

 Так как жилплощадь была слишком мала, вошел только Чаренц, сел на доски, служившие кроватью. Айвазян сел рядом. Чаренц попросил показать работы. Конечно, рисунки Айвазяна были еще неумелые, скромные. Но поэт очень бережно и внимательно просмотрел их. Было в этом уважение мастера к чужому творчеству. Вероятно, умение так воспринимать художество – не "дар случайный", оно дается высокой культурой, напряжением ума и сердца. Чаренц одобрил этюды, спросил, откуда Айвазян родом. Узнав, что его предки выходцы из Салмаста, очень удивился. Это ведь персидская родина поэта. По-видимому, Чаренца угнетала крайняя бедность художника. Они быстро попрощались, и он ушел, оставив на столе еду. По дороге Чаренц с грустью сказал Василию Вартаняну: "Васо, присматривай за этим парнем. Из него получится настоящий художник."

 Пророчество Чаренца сбылось – Айвазян стал одним из лучших графиков, заслуженным деятелем искусств Армении, работы которого находятся в музеях республики, России и за рубежом. Эту единственную встречу с Чаренцем он помнил в течение всей своей жизни.