ФЕСТИВАЛЬНЫЙ СЕЗОН В РАЗГАРЕ

Как быстро летит время! Вроде бы еще совсем недавно -15 лет назад был проведен первый, музыкальный фестиваль исполнителей новой волны, когда наш соотечественник, молодой виолончелист с мировым именем Александр Чаушян, живущий ныне в Великобритании, собрал вместе с главным дирижером Национального филармонического оркестра Эдуардом Топчяном славную команду артистов экстра-класса и привез в Ереван. Эта инициатива была поддержана Министерством культуры РА и претворена в жизнь. Марафон словно распахнул окно в широкий мир и позволил слушателям познакомиться с новыми именами.

ВСЯКИЙ, КТО УЧАСТВОВАЛ В МУЗЫКАЛЬНЫХ СМОТРАХ ФЕСТИВАЛЯ, международных творческих встречах, знаком с трудностями организации того потока музыки, которую они представляют. И слушателям трудно сохранить до конца свежесть слухового восприятия, решить какую из программ выбрать, когда в Ереване одновременно проходят несколько фестивалей.

Было бы наивно и упрощенно объяснять такую "фестивалеманию" только модой (хотя порой это и так) или желанием привлечь гостей. Дело, видимо, прежде всего в том, что музыкальные праздники рождаются реальной потребностью в культуре, наличием достаточно большой аудитории, отнюдь не обязательно музыкально подготовленной (о чем свидетельствуют бурные овации между частями Концерта или Симфонии), но сознающей необходимость приобщения к искусству.

Признаться, когда знакомишься с программами всех этих фестивалей по буклетам и брошюрам, начинает казаться, что все они как бы на одно лицо. Но, побывав на некоторых, вдохнув их неповторимую атмосферу, отчетливо понимаешь, что все они различны, каждый имеет свое лицо, свои более или менее устоявшиеся традиции.

 Удастся ли нынешнему марафону достойно поддержать репутацию одного из серьезных фестивалей и завоевать любовь новых слушателей, покажут те 11 концертов, которые будут проходить до 30 октября. Нынешний фестиваль интересен и тем, что он пройдет под знаком выдающегося армянского дирижера Огана Дуряна, которому в этом году исполнилось бы 100 лет.

Восьмого сентября состоялось торжественное открытие фестиваля. Особую значимость событию придало присутствие в зале президента Ваагна Хачатуряна, официальных представителей МОНКС, посольств, деятелей культуры и широкой общественности. В программе открытия были Скрипичный концерт Брамса с участием известного венгерского скрипача Кристофа Барати и Девятая симфония Бетховена.

К сожалению, исполнение Скрипичного концерт трудно назвать блестящим. Он был сыгран ровно, гладко, что называется, без сучка и задоринки, но и без любви и вдохновения, без ярких красок и нюансов, без внутреннего темперамента и горения. А без всего этого трудно захватить слушателей.

Больше повезло Бетховену. Девятая симфония во втором отделении в исполнении Национального филармонического оркестра под управлением Эдуарда Топчяна, Национального академического хора Армении (художественный руководитель и главный хормейстер Оганес Чекиджян), замечательных солистов - сопрано Арцвик Демурчян, меццо-сопрано Беллы Амарян, баса Николая Эльсберга (Дания), тенора Тиграна Мелконяна прозвучала мощно, волнующе. На лицах людей, сидящих в зале, можно было прочесть переживание, граничащее с потрясением. Бетховен обращался к нам из другого мира, и мы слышали и понимали его речь… И самое примечательное: фрагмент симфонии прозвучал под управлением… самого Дуряна, дирижирующего с экрана. Мы вновь увидели говорящий жест маэстро, полный значения, словно творящий великую музыку на наших глазах.

ПРИ КАЖДОЙ МЫСЛИ О ДУРЯНЕ НА ДУШЕ становится удивительно светло. Это драгоценное чувство передано нам художником, которому был дан божественный дар общения с духом музыки и людскими душами.

Дурян был свободным человеком, чуждым суеты. Жил музыкой. Только музыкой, словно был распят ею. Очевидно, поэтому каждый его концерт воспринимался как откровение. Все, что он играл, было отмечено виртуозным мастерством и высоким артистизмом. За долгие годы не было в нашем дирижерском искусстве фигуры значительней, чем он.

И не только потому, что он играл наизусть весь свой необъятный симфонический и оперный репертуар. В каждое из исполняемых произведений Дурян вносил ренессансный размах, шекспировский объем. Бетховен, Гайдн, Брукнер, Малер, Вагнер, Чайковский, Рахманинов, Хачатурян, Спендиаров - его планка, уровень в дирижерском ремесле, это его постоянные собеседники и круг духовных общений. Даже тогда, когда он медленно поправлялся после перенесенного инсульта, когда стремительно сокращались человеческие контакты, Дурян не чувствовал себя одиноким: он жил в своем духовном мире - мире великой музыки, которая, вероятно, и продлила его жизнь на этой земле.

Невозможно забыть его концерты. До сих пор слышу ту музыку и вижу небольшую фигуру во фраке, откинутую назад голову с рассыпающимися прядями седых волос, четкий жест, энергичный, властный. Как он дирижировал Шуберта, Моцарта, Берлиоза!

Но играл маэстро не только классиков. Произведения крупных форм многих современных композиторов впервые звучали именно в блестящем исполнении возглавляемого Дуряном симфонического оркестра. Эдвард Мирзоян с особой теплотой вспоминает о первом исполнении своей Симфонии для струнных и литавр: "Впервые моя Симфония прозвучала в Ереване 14 февраля 1962 года в дни V съезда композиторов Армении. Ее исполнил Симфонический оркестр Армении под управлением замечательного самобытного дирижера Огана Дуряна. До сих пор с чувством восхищения вспоминаю его блестящую интерпретацию. Не могу не отметить с благодарностью, что партия литавр в Симфонии была по его инициативе отредактирована, благодаря чему роль литавр в произведении возросла…"

Дуряна считали баловнем судьбы, а он буквально не щадил себя в работе. Достаточно было наблюдать за ним во время репетиций, на которых мне посчастливилось бывать не раз. Каждая его репетиция - это спектакль, волнующий, пожалуй, не меньше, чем сам концерт. Одна из них запомнилась особенно.

Это было в начале 90-х годов. В поисках режиссера Тиграна Левоняна я зашла в полутемный зал Оперного театра. Только одинокий луч прожектора освещал пустой зал, сцену, разложенные на стульях инструменты и нотные листы на пюпитрах. На сцену выходит маэстро Дурян, становится перед оркестром, солистами и хором и, проговорив несколько слов, поднимает дирижерскую палочку. Сначала еле слышно, а потом все громче, мощнее начинает звучать музыка. Голоса солистов словно возникают из этой музыки, звучат вместе с ней. Но вот наступает самая сложная сцена - и все разъехалось по швам. Маэстро остановил оркестр, опустил голову, лицо его помрачнело.

"СЕЙЧАС НАЧНЕТСЯ..." - ПОДУМАЛА Я, наслышанная о его разносах на репетициях. Но после томительной паузы прозвучала лишь команда дирижера солистам: "Отойдите в глубь сцены и пропойте все сначала!" Оркестр снова заиграл, артисты запели. И мне показалось, что именно сейчас артисты услышали в себе ту самую музыку, которую до сих пор видели на кончике дирижерской палочки...

...Осень 1991 года. После 17-летнего перерыва имя Дуряна снова появилось на афишах Ереванского оперного театра. Аншлаг, о котором может мечтать любой театр. Вечер прозрений, вернувший людям почти забытое чувство человеческой солидарности. Это была победа, прорыв. Шквал бурных, долго не смолкавших аплодисментов, свидетельствующих о том, что его ждали.

Многое мешало Дуряну вернуться к нам. И прежде всего порочная система, которая гасила одних, создавала иллюзию значимости в искусстве других, сбивала с пути третьих. Горько сейчас сознавать, что в чужих странах живут и творят истинно одаренные художники, талант которых корнями уходит в нашу культуру.

 Сейчас с трудом вспоминается, что именно послужило причиной отставки Дуряна и его отъезда из страны. Очевидность таланта не сулила ему лавров первооткрывателя. Он жил на острие внимания всей музыкальной общественности. Каждый концерт превращался в неповторимый праздник классической музыки. Он был главным дирижером симфонического оркестра Армфилармонии, создал симфонический оркестр радио и телевидения. Но, как известно, был непредсказуем и... неуправляем. Дурян давно разошелся с официальным календарем. А независимый, пусть даже взбалмошный характер, гордость осознавшего свою силу художника не позволяли перед кем-либо заискивать.

Скольких премьер на оперной сцене и в концертном зале мы лишились за те семнадцать лет, что отлучили маэстро от родины! Это не только эпизод его биографии, это драма нашей национальной культуры, которая, хотя и по другим причинам, но продолжается и сегодня. Наши талантливые артисты давно прорубили окно в Европу и США.

Во Франции, где жил в те годы Оган Дурян, и в других странах он дирижировал многими оркестрами, имел успех. Между тем за благополучным фасадом скрывался процесс мучительный и трудный. Это была параллельная, непрекращающаяся внутренняя жизнь, которую можно назвать "незаживающей раной". Он очень остро ощущал жизнь своего народа, и его не покидала тоска по родине. И когда наша замечательная соотечественница Люси Ишханян создала фонд для лучших студентов-пианистов Ереванской консерватории, Дурян решил поступить так же: организовал фонд для лучших студентов-дирижеров.

Оперный и симфонический репертуар Огана Дуряна был практически необозрим. Дирижерское искусство его опиралось не только на высокое техническое мастерство, но и на чувство стиля, которое в конечном счете и обусловливало его яркую творческую индивидуальность.

С первых же дней в Оперном театре маэстро столкнулся с массой проблем, требовавших тонкого дипломатического подхода. Оркестр, подвигнутый им на большое и трудное дело, подчинившийся его твердой воле и твердой руке, пытался осилить не одну трудную партитуру. В работу оркестра он вносил высокий профессионализм, строгий вкус, внедряя европейские оперные традиции, предъявляя самые высокие требования.

КОНЕЧНО, КОНФЛИКТНЫЙ НРАВ ДИРИЖЕРА не раз давал повод для скандалов, выходивших далеко за пределы театра. Но бывает ли творческая жизнь без конфликтов? Примеров тому тьма! Тем не менее, Дуряна снова отлучили от любимой работы, обрекая на простой, с которым он никак не мог смириться. То, что прославленный маэстро вместо творчества вынужден был заниматься не свойственным художнику делом - обращаться в суд, - результат некомпетентности бывшего министра культуры, подписавшего поначалу приказ о пожизненном назначении Дуряна главным дирижером, а через год - об освобождении.

Не секрет, что работать с посредственностью гораздо легче, чем с осознающим свою силу талантом. Только в этом смысле можно понять (но не одобрить) ополчившееся против Дуряна руководство театра. Естественно, борьба за качество требует воли и нервов. Но было ли увольнение главного дирижера фатальной неизбежностью?

Природа родила Дуряна дирижером, но отнюдь не борцом за финансовые преобразования. За пультом он демонстрировал истинный талант. Жил в абсолютной гармонии со своими жизненными принципами, сохраняя верность незыблемым законам, продиктованным музыкой. Даже в составлении программ он был непревзойден - одно произведение у него как бы продолжало другое, заражая слушателей.

Жизнь своенравного маэстро располагалась между двумя вехами: с момента, когда он взял в руки дирижерскую палочку, и до того момента, когда он ее оставил. Одаренный от рождения, великий труженик в жизни, человек перед лицом совести - таков был Оган Дурян, вписавший свое имя в историю исполнительского искусства Армении.