ПОДВИЖНИК ИСКУССТВА

Благородство натуры, жизненные установки, его высокое искусство – все свидетельствовало о нем как о личности исключительной. В художнике Николае Котанджяне удивительным образом сочетались два, казалось бы, несовместимых друг с другом качества: взрывная сила внутреннего горения и баснословная сила терпения. Сложившиеся в противоборстве этих сил его нравственные принципы и творческие воззрения поколебать не могло ничто – ни годы, ни обстоятельства. В человеке для него непростительны были хитроумие, изворотливость, лживость, сколь бы малы они ни были. И самым высоким мерилом он судил об истинной подлинности искусства - как живописи, так и изобразительного искусства в целом - на всех его уровнях и во всех проявлениях.

Как человек и как художник, Н. Котанджян обязан и своему характеру, и своей судьбе. В некотором смысле можно утверждать, что он был человеком, который сам прокладывал свой путь, находил учителей, соратников и сподвижников, не полагаясь на прихоти судьбы. В первую очередь это, конечно, основатель Картинной галереи Армении, искусствовед Р.Дрампян, искусствоведы Л.Дурново, В.Лазарев, Д.Сарабьянов, Е.Мурина, О.Подобедова, В.Мириманов и особенно И.Р.Дрампян, доктор искусствоведения, с которой он сотрудничал в течение долгих лет. Из художников это были Е.Татевосян, В.Гайфеджян, М.Сарьян, Э.Исабекян. Многие имена известных и неизвестных художников остались неназванными, но уже перечисленные свидетельствуют о главном – все эти люди были деятелями культуры исключительно высокого ранга, подвижниками подлинного искусства, знатоками своего дела и, что самое главное, наделены той исключительной художественной интуицией, которая присуща истинному художнику и искусствоведу. Судить о том, каков удельный вес каждого в этом благотворном для художника общении, затруднительно. Но определенно можно отметить, что все они очень высоко ценили талант Н.Котанджяна и как художника, и как искусствоведа.

Надо сказать, что Н.Котанджяну удалось получить лучшее профессиональное образование, которое только и возможно было при советской власти. Ереванское художественное училище им. Ф.Терлемезяна, Ереванский художественный институт, аспирантура при Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е.Репина в Ленинграде, где его руководителем был прославленный советский художник и теоретик искусства Б.Иогансон, наконец, работа над искусствоведческой кандидатской диссертацией "Цвет в раннесредневековой живописи Армении" под руководством всемирно известного ученого, выдающегося историка искусства итальянского Ренессанса, византийского, армянского, европейского и русского искусства В.Н.Лазарева. Н.Котанджян был досконально знаком не только с наследием выдающихся мастеров классического искусства и искусства XIX-XX вв., но и знал обо всех их высказываниях об искусстве, о роли линии, цвета, формы, композиции, многообразных средств художественной выразительности. Со всей основательностью он изучал новейшие исследования и открытия в области научной оптики, системы перспективы; ему были хорошо известны законы психологии и физиологии зрительного восприятия цвета, линии, света, которые мало кого из художников интересуют.

Характер и особенности таланта Н.Котанджяна, очевидно, сложились уже в детские годы. Свежесть чувства, непосредственность восприятия он мастерски умел перевести на язык искусства. Уже его юношеские, написанные в родном Гандзаке натюрморты и пейзажи поражают композиционной стройностью, исключительной гармонией цвета и тона, ясностью предметных форм. При всей мозаичной разноплановости длительной творческой эволюции искусство Н.Котанджяна – на всех его этапах – отличает главное: поразительная внутренняя ясность, чистота. Это свидетельствует о том, что уже в самом зародыше его творчества таилось то неизбывное стремление к идеалу в своем искусстве, для достижения которого были нацелены зоркость его знания, проницательная тонкость восприятия, его терпение послушника. Мне редко приходилось встречать кого-либо, кто бы имел, как Котанджян, столь же ясное, внятное и неоспоримое для себя убеждение о путях создания образцового произведения искусства - безотносительно и к его символике, и к его идейному содержанию, и к способам воспроизведения сущего.

Мне приходилось бывать свидетелем работы Котанджяна над своими произведениями. И всякий раз меня изумлял тот факт, что над совершенно законченной, казалось бы, картиной он мог месяцами упорно продолжать работать. С этой точки зрения он, несомненно, художник классической закалки. В то время как опытному глазу со стороны его картина представлялась абсолютно законченной, сам автор всегда мог найти в ней нечто такое, что еще требовало совершенствования. И в этом он следовал своему любимому Сезанну, чьи холсты на каждом этапе своего написания имели вполне законченное лицо. Обращался ли Котанджян к пейзажу или натюрморту, природа в ее изменчивости, мимолетности состояний его не интересовала. И потому, когда он писал в своей статье об устойчивой сущности композиции и цвета в произведениях Сезанна и Сарьяна, он знал, о чем говорит, исходя из собственного художественного опыта.

В творческом наследии Н.Котанджяна особое место принадлежит графическим работам. За исключением определенного числа произведений, написанных акварелью, акриловыми красками и в других техниках, большинство исполнено в технике рисунка карандашом. Сотни этих листов, в которых главенствует один-единственный образ – образ женщины, есть, по сути, не что иное, как прославление "вечной Женственности". И в этом отношении можно провести некоторую параллель между Котанджяном и кристально-чистыми рисунками Энгра. Однако все остальное – характер линии, трактовка объемной формы, таинство нежнейших, по существу, абстрактных свето-теневых переходов – рождено лишь внутренним духовным миром Мастера. Именно так, от мала до велика, величали Котанджяна все его ученики.

Руководимая Н.Котанджяном художественная студия, существовавшая в советские годы при ереванском алюминиевом заводе "КанАЗ", по существу, была свободной высшей школой искусства. В некотором отношении она напоминала мастерские именитых художников эпохи Возрождения. Здесь занимались бок о бок люди самого разного возраста - от пяти и до шестидесяти лет. Многие из них посещали студию в продолжение довольно длительного времени, но и покинув ее, связи не прерывали. У Котанджяна искали совета и получившие высшее образование состоявшиеся художники, его сверстники. В студии царила атмосфера взаимного доверия и уважения. В подобной, полной гармонии и непринужденности среде мне более не приходилось бывать. Не удивительно, что эта чудотворная атмосфера, созданная строгим, но и беспредельно отзывчивым учителем, порождала не одно художественное озарение. Основной задачей, которую ставил перед собой Котанджян в качестве педагога, было не столько подготовить профессионального художника, сколько воспитать в человеке высокий вкус и безупречную нравственность.

Н.Котанджян являл собою на редкость целостную личность. Тому свидетельством его жизнь и творчество, его педагогическая и искусствоведческая деятельность. Его научное исследование "Цвет в раннесредневековой живописи Армении" было воистину героическим шагом в деле "спасения" от окончательной потери памятников фресковой живописи Армении эпохи раннего средневековья, гибнущих как в силу людского равнодушия и небрежения, так и в силу разрушительных природных воздействий. Между тем фрески эти – бесценное сокровище общемировой значимости в ряду немногих сохранившихся памятников монументальной живописи раннехристианского времени - от Рима и Равенны до Константинополя и Ассирии. Л.Дурново мы обязаны ее открытием миру обстоятельств того, что в Армении в течение всего средневековья имела распространение стенопись самого высокого художественного качества. Н.Котанджян же на основе изучения особенностей цвето-линейного строя на примерах реконструированных им композиционных и колористических схем определил основные стилистические направления в средневековой (в особенности ранней) фресковой живописи Армении, их своеобразие и отличительные черты начиная от самого первого мазка кистью и завершая целым.

Н.Котанджяну принадлежит также введение в орбиту научного исследования "Цгрутского Евангелия" 974г. – редчайшего из дошедших до нас образцов книжного искусства, своеобразные архаичные черты которого хранят воспоминание о древнейшей истории формирования рукописной культуры. Если книга Котанджяна о Цгрутском Евангелии, расширяя наши представления об искусстве миниатюры IX-XI вв., является первым обстоятельным научным исследованием этого памятника, другая его книга – "Эчмиадзинское Евангелие" - посвящена одному из самых известных армянских манускриптов, к которому обращались, который изучали крупнейшие армянские, русские и западные медиевисты, такие как И.Стржиговский, К.Вайцман, Р.Дрампян, С.Тер-Нерсисян, Л.Дурново, К.Норденфальк, А.Грабарь и др. Н.Котанджян исследует эту бесценную реликвию в совершенно иных ракурсах. Очень значима еще одна работа Котанджяна в соавторстве с И.Дрампян. Речь идет о фресках церкви Григория Просветителя, построенной в начале XIIIв. Тиграном Оненцем в Ани. В изданной на английском монографической научной статье авторы убедительно опровергают представление о халкедонитском происхождении росписей и скульптурного убранства этого памятника, уточняют многие его характеристики.

Особенности художественных стилей и направлений прошлого, головокружительный калейдоскоп произведений и эстетических доктрин современного искусства - все это тот глубоко продуманный и прочувствованный опыт, который удивительным образом синтезирован в творчестве Н.Котанджяна. Нелегко было понять его, когда он говорил, что с целью осознанно подходить к своей работе и постоянно совершенствовать ее художнику необходимо изучить и освоить художественный опыт и Возрождения, и накопленный за последние два столетия. Но он, этот великий подвижник искусства, дал нам пример своей жизнью и творчеством, своими картинами и искусствоведческими исследованиями. Он посвятил себя своему искусству целиком, и в определенном отношении на это была нацелена и его научная деятельность. Он глубоко верил в неистребимую жизнеспособность и талант своего народа.