В ОБИТЕЛИ ВДОХНОВЕННОГО РОМАНТИКА

День был жарким. Казалось, после Еревана гюмрийское солнце будет более щадящим. Но нет! Наша машина, нагретая солнцем до оранжевого свечения, свернула на улицу Варпетац (улица Мастеров), где нам предстояло посещение Мемориального музея Ованеса Шираза. Нас четверо - известный исследователь творчества поэта, его большой друг и почитатель, литературовед Самвел Мурадян, Вардан Гомцян с женой Анаит и я, примкнувшая к ним.

Где-то в относительной тени машина останавливается, и мы выходим в зной. Словно "сто сорок солнц" направили на нас свои горячие лучи, положили раскаленные ладони на наши лица, плечи, слепили глаза. Пересекая не очень широкую улицу, мы оказываемся у красивого одноэтажного особняка. Таких в старом центре Гюмри немало. Свой неповторимый облик этот город имел благодаря ансамблям таких зданий, сложенных в основном из темного гладкотесаного туфа с резными украшениями вокруг больших парадных окон и дверей.

 ВСКОРЕ ОТКРЫВАЮТСЯ НЕВЕРОЯТНОЙ КРАСОТЫ РОСКОШНЫЕ ВОРОТА С ПРИЧУДЛИВОЙ РЕЗЬБОЙ, и мы попадаем в уютный просторный дворик, оставляя за собой нещадно палящее солнце и звенящий зной. Здесь покой, тишина, прохлада. Деревья с разросшимися ветвями создают приятную тень, оберегая посетителей от жары и уличной суеты. Чудится что-то древнее в слитном квадрате стен музея. Не так уж много приходилось видеть таких мест, где ощущаешь абсолютный покой и появляется чувство остановившегося времени. Здесь иной мир, наполненный пульсацией крови и биением сердца.

У самых дверей нас приветливо встречают сотрудники музея - Наринэ Хачатрян и Лусинэ Петросян и приглашают в дом. В музее хранятся личные вещи, рукописи, архивные документы, фотографии, печатные произведения великого поэта, который пользовался невероятной любовью народа - пожизненно и посмертно. Недаром с первого же дня открытия музей стал святым местом не только для гюмрийцев, но и гостей города.

Благодарная память людей естественна. Его любили. Даже поэты, когда-то бывшие его литературными оппонентами, высоко ценили его творчество. Не только потому, что армянскую поэзию XX века невозможно представить без имени Шираза, но и потому, что его поэзии и в новом тысячелетии принадлежит исключительная роль.

И все же его творчество по-разному оценивалось современниками: никакой другой поэт не вызывал одновременно такого притяжения и таких яростных, но безуспешных стремлений парализовать это притяжение. Его то боготворили, то низвергали, то называли знаменем целого поколения, то полуинтеллигентом, проповедником вседозволенности. Такие противоположные оценки Ованеса Шираза, порождающих мифы, неслучайны. Он был беспокойным, противоречивым человеком. Необычность личности поэта, его фантастическая одаренность создали феномен, который народ называет легендой по имени Шираз.

Был ли он любимцем времени? Нет! Он им никогда не был. И не стремился к этому. Его мало интересовали писательские сборища и поэты, близко стоящие к властям и давно похоронившие поэзию. Для него же поэзия была всем. И связи его с ней были самые надежные и вечные. Нарекаци, Кучак, Данте, Туманян, Исаакян. Он принадлежал к могучему и яркому поколению поэтов.

 ШИРАЗ ПРИШЕЛ В ПОЭЗИЮ, КОГДА В НЕЙ ТВОРИЛА БЛЕСТЯЩАЯ ПЛЕЯДА АРМЯНСКИХ ПОЭТОВ, на вершине которой стояло имя Аветика Исаакяна. Но они не затмили свежий талант, самобытный дар Шираза проявился в подлинной поэзии, в его трехтомнике "Армянская лира", в стихах, посвященных Великой Отечественной войне, в щемящем цикле "Памяти матери" и в других произведениях, в которых исследователи будут находить все новые и новые штрихи, открывать что-то близкое себе, новое.

Это новое ощущаешь и в залах музея, хотя, казалось бы, если не все, то многое знаешь о жизни поэта. Постепенно приходит особое чувство душевной тишины. Как будто поднялась невидимая преграда и отделилась от забот. Все мелочное отпало, как цепи. Все, что здесь открывается взору, обращает мысль к простому, главному. В этом помогает и экскурсовод Наринэ Хачатрян, внучка старшей сестры Шираза - Гоар. Она - истинный подвижник музея. Чувствуется, что ее экскурсия - блистательные импровизации, всякий раз нацеленные на определенную аудиторию. Взволнованно, весело, с какими-то очень точными деталями и подробностями ведет она речь о жизни поэта, о событиях, связанных с них, необыкновенных встречах. И словно комнаты эти оживились, стали обитаемыми, хотя ведь известно, что Шираз не жил в этом доме. Выступая перед публикой, Наринэ сохраняет естественность, раскованность, искренность, присущие ей в обычной обстановке.

"Шираз не успел пожить в этом доме, - рассказывает она. - Дом ему подарили 6 июля 1983 года, а умер в марте 1984 года". Здание было построено в 1886 году из темно-красного туфа и принадлежало богатому торговцу Кешишяну. В советские годы в течение долгого времени здание использовалось в качестве амбара. В 1983 году правительство Армении предложило поэту выбрать дом для проживания. Шираз выбрал именно этот дом на улице Варпетац. Неподалеку от него находится и Дом-музей Аветика Исаакяна, которого он боготворил". По словам Шираза, именно в этом квартале в детстве он продавал воду. Чтобы сохранить наследие поэта, после его смерти было принято решение превратить этот дом в музей. Однако после трагического землетрясения в этот дом вселили около десяти семей, оставшихся без крова. Позже благодаря программе USAID эти семьи получили постоянные жилища, что позволило мэрии Гюмри отреставрировать музей.

Предметы, письменный стол поэта, книги, письма, фотографии, архивные документы напоминают о людях, встречах, событиях, связанных с поэтом. Потому-то, собранные в столь причудливой компании они никак не производят впечатление коллекции раритетов. Памятью вещей и документов проходит здесь история жизни и творчества поэта. Экскурсовод особое внимание уделяет рассказу об озорстве поэта, что заставляет вспомнить выражение Маяковского о Есенине: "Вы такое загибать умели, что другой на свете не умел". То же самое можно сказать относительно Шираза. Возможно, поэтому он никогда не был обласкан властями, никогда не рвался ни в какие президиумы, ни разу не был замечен в жадной толпе у кормушек. Это к его удивительным книгам жадной толпой устремлялись читатели. В том числе (что особенно ценно) молодежь. Злободневными были только стихи Шираза, написанные в годы Великой Отечественной войны ("Голос поэта", "Лирика", "Книга песен"), в них талант поэта раскрылся новыми гранями. Стихи этого периода полны глубокой веры в общую победу.

 МНЕ ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ НЕ РАЗ ОБЩАТЬСЯ С ШИРАЗОМ, РЕДАКТИРОВАТЬ СТАТЬИ, которые он приносил в редакцию "Коммуниста". Они были написаны в свойственной Ширазу известной манере, и не всегда находили одобрение руководства редакции. Запомнилось одно его определение писателя, которое мог дать только он. Однажды на мой вопрос о том, как он ощущает миссию писателя, он ответил: "Писатель - это бриллиант во рту времени. Что такое время без писателя? Что такое средние века без Нарекаци, Данте, Кучака? Это просто цифры, а с Нарекаци и Данте - это эпоха. Вот что такое писатель".

В основном мягкий, добрый и уступчивый в общении с простыми людьми, Шираз становился агрессивным с теми, кого недолюбливал, кто вызывал в нем раздражение и враждебность. Шираз резко менялся, становился придирчивым, насмешливым, подчеркнуто надменным непримиримым.

Давние встречи с поэтом и всегдашний его юмор, очевидно, не ушли из памяти тех, кто в этот день пришел в музей. Это в первую очередь касается его давнего младшего друга Самвела Мурадяна, который всегда был в орбите поэта. В беседе Самвел Мурадян то и дело возвращается к метким словам и суждениям поэта, и кажется, что диалог между ними все еще продолжается.

Очень ярким, глубоким было выступление С. Мурадяна при главном событии нашей встречи в музее: в этот день Мемориальному музею Шираза художником-графиком Эдуардом Седраком была преподнесена посмертная маска поэта  (скульптор Рафик Хачатрян). Эдуард Седракян легким движением руки снимает покрывало и перед нами открывается маска - горестное, прекрасное, тонкое лицо Шираза. Нельзя было оторвать взгляда от его лица, от усталых прикрытых век, скорбных складок у рта и твердо сжатых губ. Светлый чуть желтоватый гипс маски - покой и движение. Словно последний ширазовский миг замер в этой маске. Ширазовское лицо - легкое, сужающееся, напоминает лодку, плывущую бесконечно вдаль во времени...

 ОСОБУЮ РАДОСТЬ МНЕ ДОСТАВИЛО ТО, ЧТО ОДНА ИЗ ШЕСТИ КОМНАТ МУЗЕЯ была предоставлена работам - Ара Шираза, сына выдающихся поэтов, классиков армянской литературы - Ованеса Шираза и Сильвы Капутикян, ставшего одним из ярких представителей нашей культуры. При его имени каждый армянин со школьных лет может вспомнить стихи его матери, которая, завещая сыну родную историю и родной язык, писала:

...Язык наш песнею гремел

В дни испытуемых годин.

Бывало, пела мать грустя,

Мне колыбельную на нем,

Теперь к тебе, мое дитя,

Пришел он, сквозь века, ручьем,

Чтоб слыша, как поет ручей,

Губами ты к нему приник,

Чтобы от юности твоей,

Помолодел и наш язык,

Храни его, да будет он

Так чист, как Арарат в снегах,

Храни его для всех времен,

Как незабвенных предков прах

Ты защищай его везде.

Как защищал бы мать свою,

Придя на помощь ей в беде,

сражаясь за нее в бою.

Не запятнай же чистоты,

куда бы ты не правил путь

Армянской речи не забудь.

(1944 г., перевод Веры Звягинцевой)

 И это завещание матери Ара выполнил. Все, что им создано, пронизано любовью к своему народу, его языку, истории. И сегодня невозможно представить монументальное искусство Армении без его имени, без его памятников Паруйру Севаку, Алексанудру Мясникяну, Уильяму Сарояну, без бюстов Пабло Пикассо, Ерванда Кочара, Ованеса Шираза, Вруйра Галстяна.

В музее его отца стоят его работы в бронзе, гипсе, мраморе. Словно три потока времени сливаются в каждой из этих работ - прошлое, настоящее, будущее. Они излучают добрый след, несут властный отпечаток таланта.

В них отражается жизненная философия автора, в которой основное место занимают вопросы сиюминутного и вечного, прошлого и сегодняшнего. В свои работы он вкладывал страсть художника и величие своей души, и они обретали ту остроту, без которой скульптор становится просто конъюнктурщиком. В них - боль и тревога за человека, но и наперекор всему - вера в то, что красота одна, она спасет мир.

 ЕЩЕ ДРЕВНИЕ ГОВОРИЛИ, ЧТО В ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ РОДИЛСЯ ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК, остается его тень - "генус лоци". Есть "генус лоци" и в этом музее. И тот, кто собирается совершить паломничество в это святое место, тот надеется на встречу с Ширазом. Он надеется, что увидит тень Шираза.

А что же, собственно, содействует встрече с тенью Шираза? Ну, прежде всего то, что видел Шираз. И небо, и деревья, и травы, дома...

Время унесло в прошлое многие имена, но поэзия Шираза нетленна. И сияет ширазовский стих, струясь голубизной высокого неба Шираза, зеленью трав, свежестью долин, чистотой родников его сурового, но очаровательного края. И как верно отметил Самвел Мурадян, мы имели все основания гордиться Ширазом в ряду бессмертных имен нашей поэзии.

Поэтому с каждым последующим годом имя Шираза будет становиться все весомее - иные имена отойдут на третий или четвертый план, другие - вовсе исчезнут из поля зрения, а слух забудет, как легко они звучали прежде. Поэзия Шираза будет похожа на плотный свиток, который медленно разворачивает рука искателя поэтического смысла. Полная прелести ширазовская лирика никогда не перестанет вызывать удивление. Это высшая естественность, идущая от душевной щедрости и полноты, от богатства натуры и мысли.