МОЕ МЕСТО НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ...

Ему нравились долгие одинокие пешие прогулки по центру города. О чем размышлял тогда Нерсесян, что видел вдалеке, что отражалось в его светлых глазах, всегда чуть направленных вверх, к небу?.. Грусть, тоска по несбывшемуся, тягостные воспоминания? А может, надежда, жажда жизни, обдумывание новых образов, ролей?.. 

Грачья Нерсесян сочетал в себе простоту и величие, такими же он делал своих персонажей. Играл не столько словами, сколько бездонными глазами, мимикой и жестами, что особенно чувствовалось в немых сценах, максимально вкладывая в свои персонажи жизнь, эмоции и чувства, искренние, яркие. Назвать его корифеем армянской сцены - слишком мало. Народный артист СССР, Грачья Нерсесян и на сцене, и в кадре оставался человеком, выходя за грань актерской игры, именно поэтому зритель так любил и понимал его, ведь каждая роль Нерсесяна была исповедью, прочувствованной и откровенной до основания.

В Турции

Родился Грачья Нерсесян (настоящая фамилия Кечеджян) в 1895 году, 24 ноября, в Никомедии (сейчас Измит, Турция), недалеко от Стамбула. Отец, Нерсес Кечеджян, брался за любую работу: рыбачил, торговал, был поваром, служил у купцов. Мать, Азнив, занималась детьми и хозяйством.

НЕРСЕСУ НЕ ВЕЗЛО В ДЕЛАХ, И СЕМЬЯ ЧАСТО ПЕРЕЕЗЖАЛА С МЕСТА НА МЕСТО. Грачья помогал отцу и учился в разных школах, но так и не смог закончить учебу. Вместе с тем уже тогда ему довелось познакомиться с лучшими представителями армянской интеллигенции, которые собирались у мужа его тетки - Грикора. Творческая натура Грачья проявилась довольно рано - вскоре мальчик свободно читал армянских, французских, английских авторов в оригинале, говорил по-итальянски и по-арабски, сам писал стихи и даже пытался сочинять музыку.

В Стамбуле, куда семья переехала в поисках лучшей доли, Грачья еще больше приобщается к искусству - слушает концерты Комитаса, посещает спектакли армянских артистов, ходит в итальянскую оперу, проводит много времени в обществе поэтов Варужана и Сиаманто. Тогда же Грачья Нерсесян открыл для себя не просто обаяние театра, а желание быть именно артистом.

1915 год... Двадцатилетний Грачья собственными глазами увидел весь ужас Геноцида. Он видел пустыни, где его друзья Варужан и Сиаманто умирали и где Комитас потерял рассудок... Арест Грачья, постоянные избиения в камере и счастливая случайность, по воле которой Нерсесян остался жив, - ему помогло отличное знание французского. Его взяли переводчиком в свой штаб немцы, бывшие во время Первой мировой войны союзниками Турции.

Следующие пять лет он служил в немецкой армии, а затем в его жизни случилась вторая счастливая случайность: Грачья получил от немцев приказ доставить письмо турецкому офицеру в Стамбуле. Что заставило его прочесть секретный документ, содержащий приказ "казнить подателя этого письма по подозрению в шпионаже"? Опыт, интуиция или просто случай, но Нерсесян избавился от письма, и потом ему пришлось долго скрываться от турецких властей у знакомых.

Жизнь в Стамбуле была невыносима, армянская культура поражена и почти уничтожена, а уцелевшие от расправы армянские артисты использовали во время спектаклей только турецкий язык. Но через некоторое время Грачья стал артистом вновь организованного армянского театра. Постепенно его роли из второстепенных становятся более заметными, а в 1920-м состоялась встреча Грачья Нерсесяна и Ови Севумяна - артиста и режиссера, руководителя армянской труппы в Стамбуле. Театр Севумяна был театром гармоничного сплетения искренних чувств и художественной правды на сцене, без красивых поз и манерности.

СЕВУМЯН ПОЧТИ СРАЗУ ВЫДЕЛИЛ НЕРСЕСЯНА СРЕДИ ОСТАЛЬНЫХ, став для актера "первым и великим учителем", как впоследствии часто повторял сам Нерсесян. Однако Севумян из-за болезни и кончины не успел осуществить свою главную цель - вывезти подготовленную им труппу армянских актеров в Советскую Армению. Желание Севумяна осуществили его ученики в 1922-м. Группа во главе с Ваграмом Папазяном отправилась в Батуми на одном из пароходов из Стамбула. Среди них был и 27-летний Грачья (тогда еще Кечеджян). Кстати, именно здесь его из-за отсутствия документов и записали как Нерсесян.

Ожидая официального приглашения из ереванского театра, артисты организовали в Батуми небольшую труппу и стали давать представления, каждое из которых проходило с большим успехом. Тем временем Ваграм Папазян, Мкртич Джанан и Амбарцум Хачанян приехали в Ереван и, вступив в труппу первого гостеатра Армении, названного впоследствии именем Г. Сундукяна, убедили руководство театра пригласить также Грачья Нерсесяна. И осенью 1923-го Нерсесян приезжает в Ереван.

 Театр Сундукяна и кино

В дальнейшем с театром им. Сундукяна будет связана вся творческая судьба актера. На армянской сцене Грачья Нерсесян сыграл более двух десятков ролей (пьесы Шекспира, Шиллера, Толстого, Гауптмана, Сундукяна, Ширванзаде, Горького и других), представляя совершенно разных по характеру и образу персонажей и делая их близкими и понятными зрителю.

"ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ КРУПНЫМ В ЧЕЛОВЕКЕ: ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ, ОТЧАЯНИЕ И ВЕРА - все должно быть настоящим" - так подходил Нерсесян к образам на сцене, но прежде всего к самому себе. В его репертуаре преобладали драматические и трагические образы, такие как Макбет, Отелло, Гамлет (Шекспир), Элизбаров ("Из-за чести"), Жадов ("Доходное место"), Ебраим Кебет ("Любовь под вязами"), Неизвестный ("Маскарад"), Протасов ("Живой труп"), Тартюф ("Тартюф"), Дон-Кихот ("Освобожденный Дон-Кихот"), Левинсон ("Разгром"), Берсенев ("Перелом"), Актер ("На дне") и другие.

Его Гамлет был эмоционален и силен, даже грусть его была насыщенной и похожей скорее на желание борьбы. Некоторые критики писали, что нерсесяновскому Гамлету надо уменьшить эмоции, но тогда это был бы уже совсем другой Гамлет.

Его Дон-Кихот был не просто мечтательным рыцарем, поющим серенады: как ни странно, сквозь подчеркнутую нелепость движений Нерсесян смог показать зрителю совсем иное: отчаянную надежду и внутреннюю силу своего персонажа.

Почти одновременно с театром Нерсесян пришел и в кино. Армянский кинематограф только зарождался в начале 20-х годов. И в первом немом фильме, "Намус" ("Из-за чести", режиссер: А. Бек-Назаров), по одноименной пьесе А. Ширванзаде Нерсесян играл роль Рустама - богатого купца, убившего свою жену Сусан, которого актер сумел показать не столько жестоким, сколько несчастным и запутавшимся в своих предрассудках человеком. Нерсесян открывал очень глубокий пласт души своих героев, пласт, скрытый под внешними качествами личностей. Даже в таких персонажах, как Рустам, Нерсесян показывал человечность, переживания, боль. И приходило понимание. Без осуждения.

Хотя театр по-прежнему продолжал играть важную роль в творческой жизни актера, органично дополняя кино, кинематограф давал Нерсесяну огромную возможность для более яркого воплощения образов жестами и мимикой, ведь актер не очень любил выражать мысли и чувства при помощи длинных монологов. Экран приблизил лицо и глаза актера к зрителю, и эти глаза лучше любых слов рассказывали о героях Нерсесяна. Так было в немых фильмах.

Роль в первом звуковом армянском кино - рыбака Пепо в одноименном фильме А. Бек-Назарова (1935) - раскрыла весь потенциал актера, дав ему возможность новой трактовки образа простого малограмотного рыбака, который тем не менее обладал внутренним достоинством и силой.

Всего Грачья Нерсесян сыграл почти в сорока армянских фильмах. В кино, как и на сцене, его персонажи были разными по характеру. Сам актер сочетал в своем характере, казалось бы, несочетаемое - общительность и замкнутость, грусть и веселье, равнодушие и страстную заинтересованность, мудрость и детскую наивность, именно потому в каждом из сыгранных персонажей Нерсесян находил что-то свое, глубоко личное.

Несыгранная роль

Его жизнь, и творческая, и личная, была у всех на виду. Ходил ли он по улицам, сидел ли в кафе или шел в гости к родителям, которые через несколько лет после его приезда в Ереван решились переехать к сыну, все знали, что это Грачья Нерсесян.

Смотрели, подходили... А он, по натуре оЧень стеснительный, замыкалсЯ в себе, старался не замечать взглядов. Нерсесян иногда говорил: "Я стесняюсь и даже боюсь зрителей", а зритель любил и понимал Нерсесяна и каждый раз бурно аплодировал ему.

Грачья Нерсесян мало кому говорил о своих мечтах, редко рассказывал о себе, о прошлом. Все переживал глубоко внутри - и прошлое, и будущие роли новых персонажей. Одна из таких ролей, которую хотел сыграть, но не успел, Маттиаса Клаузена, героя пьесы Г. Гауптмана "Перед заходом солнца", богатого пожилого человека, одухотворенного, но потерпевшего личное фиаско в конце жизни. И этот образ, как и многие другие в репертуаре Нерсесяна, драматичен. Поздняя любовь к Инкен, настигшая Клаузена, непонимание и признание здорового сильного человека недееспособным собственными детьми через суд и - самоубийство... Что из личного внес бы Нерсесян в этот образ, нам уже не узнать, но, возможно, эта роль стала бы апогеем творческого откровения актера. "Если бы я прежде сыграл, не получилось бы. Теперь же я чувствую образ и даже вижу его", - делился актер с Рубеном Зоряном. "Это, видимо, оттого, что Маттиас Клаузен - это я, а Инкен - мечта моей жизни, которая была, которая могла быть, которая еще будет..." - говорил актер.

Последние слова Маттиаса "мое место там, под куполом горы, на вершине мира..." актер мог сказать и о себе самом. Кто знает, может быть, на закате жизни, вглядываясь в чьи-то глаза, он видел в них свою Инкен, а глядя на вершины гор, искал свое место. Под куполом мира.

Инесса МИРИДЖАНЯН