ПОЭЗИЯ, РОЖДЕННАЯ НЕЗАЖИВАЮЩИМИ РАНАМИ АРМЕНИИ

К 90-летию со дня рождения Геворга ЭМИНА

"Будь на то моя воля, я стоял бы на границе Армении и каждому приезжающему в Армению гостю вручил книгу "Семь песен об Армении" Геворга Эмина как золотой ключ к пониманию истории и судьбы этого народа и этой страны" - так писал Илья Эренбург после выхода знаменитой книги поэта. Будь у Эмина всего лишь эта книга, он все равно остался бы в истории современной армянской литературы. "Семь песен об Армении" - это высшее напряжение и мощный пафос от первой до последней буквы. Может быть, никого другого из армянских писателей второй половины XX века не следует перечитывать так часто, как Паруйра Севака и Геворга Эмина и прежде всего его "Семь песен об Армении"...

Помочь людям, прежде всего молодым, ощутить и принять невероятную сложность и динамичность XX века - века социальных и научно-технических революций - в состоянии только художник, остро чувствующий время, поэт раскованной и дерзкой мысли, умеющий изменить прежний способ видения мира. Таким поэтом и был Геворг Эмин. Ему неизменно были присущи творческая отвага  и свежая зоркость души, его раздумья были исполнены острой гражданской тревоги. Он связал себя неразрывными узами с интересами своего народа и времени, он был гражданином Армении, гражданином всего Советского Союза и гордился этим.

Вспоминается одно из стихотворений поэта, где все нежное и поэтическое он предает суду. Цветы - за то, "что расцвели у концлагерей", волны - за то, "что мирно шумели, когда привезли на расстрел партизан", соловьев - за то, что "в Освенциме пели над теплым человеческим пеплом", даже свой профессиональный материал - писчую бумагу - за то, что "молчала, когда на ней отпечатывалась клевета". "Под суд равнодушие!" - так кратко можно определить мысль поэта. Именно равнодушие больше всего раздражало Эмина, потому что поэзия, как он считал, не может быть нейтральной или служащей самой себе. По мысли поэта, ни один подлинный художник не станет воспевать одни лишь цветы, если где-то идет война, царит насилие. Разве в наши дни из сознания людей вытравлены убогое  себялюбие, зависть, стяжательство? Очевидно, что надо иногда отказываться от цветов, выйти на встречу с жизнью, полной противоречий и проблем. Но это не значит, что поэт был против красоты. "Дай бог, - говорил он, - чтобы настали времена, когда будут разрешены все волнующие мир и народы вопросы и мы сможем беззаботно воспевать лишь цветы и звезды. Однако век, в котором мы живем, меньше всего похож на это блаженное время. Быть поэтом- гражданином - это значит говорить о самом необходимом и насущном для своего времени. Некоторые наши поэты неверно понимают смысл некрасовской строки: "Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть  обязан". Если ты взялся за масштабную тему, то обязан быть поэтом. И талантливым".

Гражданственность - нерв поэзии Эмина, суть и смысл высокого искусства общения с веком, с человеком. Этим духом пронизаны все лучшие творческие достижения поэта. Перечитывая поэзию Эмина, поражаешься, как оригинально запечатлел он облик эпохи, стремления, муки и надежды своих современников. Как верно заметила Елена Николаевская, "в нем животрепещут и болят незаживающие раны Армении".

К сожалению, раны эти не затянулись и сегодня, когда, казалось бы, восторжествовала вековая народная мечта: Армения стала независимой. Помнится, как в 90-е годы поэт горько страдал от беспредела, царившего в обществе, от социальных невзгод, от того, что трудно было издаваться. Естественно, нет ничего страшнее для творческого человека, чем быть лишенным возможности довести до читателя то, что является смыслом и сутью его жизни, - свое творчество.

"Вот я думаю, - говорил Эмин, - не предпочтительнее ли было видеть свои книги изданными, пусть с трудом, пусть даже в сокращенном виде, чем годами не издаваться в условиях свободы слова и печати. Это тоска не по прошлому, а по тому действительно хорошему, что было в прошлом, справедливая тоска по времени, когда наша страна еще не потеряла одного из самых редкостных своих достоинств, - высокого покровительства искусству, литературе, науке, столь необходимого для такого народа, как наш, малочисленного, но обладающего богатой культурой. Я всегда считал, что секрет существования нашего народа - в его преданности родному языку. А сегодня хищнические рыночные отношения привели к тому, что народ, некогда, вероятно, один из самых читающих в мире, вдруг перестал интересоваться книгой... Страна, которая, казалось бы, в рыночных условиях должна процветать, учитывая инициативность армян, вконец обнищала. Сама фигура художника обесценивается в своем социальном, личностном значении, уходят в тень такие понятия, как дарование, мастерство, труд. Зачем все это, если успех достигается нахрапом?

Самое печальное, что опорочена сама идея независимой Армении, во имя которой народ боролся веками. Хотя идея сама по себе идеальна, как, кстати, и идея социализма. А если общество теряет тех, кто ценой собственной жизни поддерживает идеалы человека на определенном уровне, то уровень этот начинает стремительно падать, что и происходит в нашем обществе..."

Эмин пользовался заслуженным авторитетом не только в Армении. Он получал сотни писем со всех концов бывшего Союза; люди искали с ним встречи, ибо общение с поэтом доставляло им наслаждение. Таково было воздействие его поэзии. Слово поэта находило самый горячий отклик читателей, даже живущих далеко от Армении. Вот письмо с Украины: "Геворг Григорьевич! Примите и с Украины, от Киевщины и Подолии, самые сердечные поздравления. Книгу вашу читали с пристальным интересом, с удовольствием слушали и московскую передачу о ней. И вспоминали осень, когда вы были дорогим гостем киевского праздника поэзии. Знакомство с вами углубило интерес к Армении".

Корреспондентка из Харькова Мария Гаврилова обращается с оригинальной просьбой, напоминающей традиции поэзии 20-х годов, когда по всей стране выступали Маяковский и Есенин: "...Вы никогда не выступали в нашем городе. Харьковчане вас любят! Знаю, что не приедете, а вдруг... Бывают же чудеса. Все поезда с Кавказа на Москву идут через Харьков, может, вы будете в дороге и сделаете остановку в Харькове..."

Короткую, но емкую характеристику содержит телеграмма поэта Сергея Викулова: "Твою поэзию - мудрую, страстную, а порой и гневную, зовущую человека к вершинам духа, давно заприметил и полюбил многомиллионный русский читатель, и я в том числе!" А вот телеграмма от коллег - сотрудников "Литературного обозрения": "Ваши "Семь песен об Армении" семицветной радугой сияют на небосклоне нашей многонациональной советской поэзии. Незабываемыми остаются век, земля, любовь, и в том числе наша к вам..."

Творчеству Геворга Эмина посвящено множество статей, исследований. Но лучшей, думается, является статья Евгения Евтушенко, которую он написал по просьбе редакции газеты "Коммунист" где-то в конце 80-х годов. Буквально через неделю после обращения к нему Евгений Александрович прислал письмо, где говорилось, что он пока очень занят, но напишет непременно, поскольку речь идет о его близком друге и поэте, чье творчество он оценивает очень высоко. Спустя месяц мы получили его замечательную статью "Мысль как эмоция..." и тут же опубликовали ее. Потом она послужила предисловием к 2-томнику поэта, опубликованному в 1980 году.

"Хотя  много у Геворга Эмина зарубежных стихов, стихов на общечеловеческие темы, лишенных географической определенности, он всегда и везде - поэт своего, армянского народа, вложившего в мозаику мирового духа свои неповторимые, политые кровью и слезами камни. О судьбе своей страны Эмин говорит просто, традиционно, но это и есть святая традиционность народной правды: "И сладостнее делается гроздь от горечи, что ей испить пришлось".

Эмину до сих пор чудятся приклады янычарских винтовок, стучавшие не раз в прошлом в ворота Армении, его мучает рассыпанность многострадального армянского народа по свету, в нем звучит гордость за почетное место Армении в семье народов нашей страны. Но Эмин чужд какой бы то ни было национальной ограниченности, и так же, как речь создателя армянского алфавита Месропа Маштоца, в него естественно входят и сочный язык Бернса, и океанские ритмы Уитмена.

Как будто крюком портального крана, Эмин поднимает вопросительным знаком тяжелые грузы проблем XX века и, не застывая на вопросительности, всегда старается, хотя это и трудно, дать ответ и сегодняшним, и будущим поколениям. Эмоция вопросов переходит в мысль ответов.

Одна из книг Эмина называется "Век. Земля. Любовь". В его поэзии действительно есть наш XX век с его страстями и борьбой, земля людей и любовь к этим людям. И если такое обязывающее название оправданно, то оправданна и жизнь поэта".