"ПОКОЛЕНИЕ ПОЭМЫ БЕЗ ГЕРОЯ"

Режиссер театра и кино, заслуженный артист РА Аршалуйс АРУТЮНЯН - постановщик многих успешных проектов, среди них спектакли, удостоенные премий, и фильмы, побившие рекорды проката. Он и сейчас в работе, но спектакль о Монте Мелконяне, который репетировал до начала войны, отложил на полку. В ожидании возвращения Героя.

- Вышедший в конце прошлого года новый "Наш двор", режиссером которого вы были, стал нашей последней громкой кинопремьерой. Как возникла идея ремейка фильма, ставшего когда-то культовым?

- Когда мы говорим "Наш двор" - "Мер бак", надо помнить, когда это было. 90-ые, наша холодная, темная, поствоенная жизнь. Разрушенная страна с изредка проглядывающими лучиками света. Жизнь перевернулась, недавно благополучные люди неожиданно попали в совсем другую, незнакомую ситуацию, приходилось адаптироваться ко всем сложностям и продолжать жить. В нашей сфере не было финансирования, и актеры, режиссеры, люди театра уходили из профессии. Они только и думали о том, как выжить, и арт-площадка была свободной. На место профессионалов, учившихся теориям и техникам создания кино, пришли люди, которые были удачливы и любимы - так было во всем бывшем СССР. Тогда ребята из КВН стали чуть ли не единственной светлой точкой для нас. Да, тогда еще вышла "Хатабалада" как единичное театральное событие.

Так или иначе, особого выбора не было, а то, что было, все смотрели и все любили. И публика по-особенному полюбила "Мер бак" - это как в темной комнате включить свет. Фильм "проник в наши дома", его по сто раз пересматривали, герои полюбились. Первый восторг - все было первым и было нашим. По крайней мере, в плане широкого охвата аудитории. Для многих фильм стал воспоминанием юности. Это как с машиной - на какой бы хорошей ты не ездил сейчас, первую все равно помнишь. Феномен состоял не в качестве фильма - просто несколько ребят, ставшие потом "Шармом", смотрели на жизнь по-другому и добились успеха в Армении, потом в Москве. И то, что они делали, заведомо вызывало хороший настрой. Создатели "Мер бак" сами удивились его феномену, были созданы второй и третий фильмы, и они не были настолько успешными. Не потому что до первого фильма им было далеко, а потому что он был - первым!

Когда я получил предложение делать новый "Мер бак", все это я прекрасно понимал. Конечно же, был очень рад, что выбрали именно меня, но потом начал понимать всю сложность задачи - надо сделать что-то невообразимое, чтобы заменить людям те, первые эмоции, и конкуренция здесь бессмысленна в принципе. В итоге понял, что подход должен быть принципиально другим, то есть я не должен людям представлять привычное или лучше привычного, а именно нечто другое, чтобы зритель не уходил с мыслью об испорченных воспоминаниях. Мы начали придумывать новые элементы, трюки, чтобы сохранить положительные эмоции, чтобы в нужное время было смешно, грустно, тепло. Кажется, мы воплотили в реальность эту задачу - реакции "раньше было лучше" не было, а больше всего мы переживали из-за этого. Но есть рекордное количество просмотров в кинотеатрах...

- Опять все упирается в рекорды просмотров?..

- А каково сегодня мерило успеха? Фильм стоит на самых высоких позициях, с хорошим рейтингом, люди на него ходили, смотрели, радовались. То есть поставленную задачу он выполнил и, что самое главное – не разочаровал, а это в данном случае больше, чем успех. Более того, мы не должны забывать о том этапе, в котором мы находимся сейчас, во время четвертого фильма, спустя 25 лет. Поствоенная депрессия, коронавирус, у всех стресс, мы теряем страну. Тут очень важно понимать - что должны делать театр и кино? Для человека, который занимается творчеством и занимается честно, кто хочет быть услышанным и увиденным, очень важно, о чем ты будешь говорить со своим зрителем, какие проблемы поднимать. Ведь перед нами одна большая поствоенная проблема, когда все отчаялись, впали в депрессию, которая до сих пор продолжается и будет продолжаться еще долго. Ведь когда целую жизнь ты живешь в абсолютно другой истории с ее геройскими балладами, черпаешь оттуда силы на будущее... Вдруг за одну минуту вся эта сказка рушится. И с каждым днем шок возрастает, пощечина утяжеляется.

В книге Джакометти "Семья преступника" один персонаж говорит очень правильно - "Воображение художника удваивает страдание". Это правда. Для художника настоящая пытка задаваться вопросом, о чем еще можно рассказать людям, что им еще можно показать? Снова рассказывать о геройских подвигах? О том, что мы сильные и непобедимые? Или - что? Какую истину им говорить? Что все плохо и может быть еще хуже? Я и это пробовал, когда ставил спектакль "Пиршество Цезаря" - все плохо, более того, все плохо уже скоро 3000 лет. Все это я говорю, чтобы объяснить, что внутри меня привело к созданию "Мер бак". Я понял, что меня, моего друга, соседа, родственника – всем этим людям нужно отвлечься, нужно что-то позитивное. Нужна такая шкатулка, которую откроешь, а из нее музыка и балерина, и ты будешь чувствовать запах прошлого, будешь вспоминать свою любовь, юность. Этот фильм в этом смысле меня вдохновил как нечто позитивное, что нужно было нам всем.

- Ваш фильм "Неизвестный абонент" дал новый старт армянскому кино, хотя это и адаптация испанской картины. Как вы на него решились, ведь для наших реалий это достаточно резкий сюжет?

- Когда я ознакомился с материалом, понял, как плохо, что у нас нет таких историй, которые рассказывали бы про нас, про современного человека. Какая разница, армянин ты, ирландец или еще кто-то? А вот общее - ложь, в которой ты живешь. Мне очень многие говорили, в том числе друзья и близкие, продюсеры и актеры, что просто не могут себе позволить такую роль, такой образ на экранах. Боялись общественного осуждения. Тут много вопросов. И первый из них - оказаться лицом к лицу с правдой. У многих из нас есть привычка всегда перекидывать все плохое на других, мы же самые умные! Когда мир меняется, человек, его образ, его натура, технологии, мировоззрение - меняется все. Но мы всегда думаем, что нам это не грозит. Когда мы снимали этот фильм, мы просто показывали человеческую жизнь, вакуум отношений, проблемы современного человека, новые правила игры. Вся суть в том, что в реальности мы адаптированы ко всему, вопрос в том, остается ли при этом в тебе человечность? Можешь ли ты любить, если у тебя есть гаджет? Скандалы из-за разного рода "сообщений" всегда существовали, даже во времена Анны Карениной. Формы меняются, суть - нет.

Я очень долго и упорно работал для этого проекта. Боролся даже со своими друзьями, которых уговаривал воплотить этот фильм в жизнь. Убеждал, что если стюардесса в самолете показывает вам обычные меры предосторожности, это не значит, что самолет обязательно должен упасть. Кино и театр нацелены на то, чтобы вызывать у зрителя чувства и мысли. Мы просто показали кино, после просмотра которого выводы каждый делает для себя сам.

Второй момент заключался в том, что предстояло конкурировать с известными европейскими компаниями, режиссерами, сценаристами, актерами и в целом с качеством фильма. В нашей первой рекламной кампании говорилось о том, что фильм был снят в 7 странах мира, и это армянская адаптация. Меня привлекала такая конкуренция, хотелось доказать всем, что мы тоже можем снимать хорошее кино. Я очень рад, что нашел в себе силы и упорство, для того, чтобы проделать такую работу и снять этот фильм. Рад, что не испугался, да еще и нашел единомышленников, которые согласились пройти со мной весь этот путь.

- Война изменила многое в нашей стране и для нашего народа. Нет ли у вас намерения начать проект по этим событиям?

- До начала войны мы с актером Бабкеном Чобаняном работали над одним документальным спектаклем про Монте Мелконяна. Сценарий, правда, был очень интересный, Сары Налбандян. Документальный жанр спектакля – что-то новое для аудитории. Я зажегся, Бабкен работал над ролью Монте, все шло хорошо, все были воодушевлены процессом... И вдруг началась война. Тогда мы с Бабкеном поехали в Арцах. Мы сидели в окопах - дни, ночи, туман, холод, выстрелы, взрывы, ужас и кошмар. И именно там мы поняли, что сейчас получаем информацию, которая позже нам понадобится в спектакле. Более того, мы даже в таких условиях чувствовали творческое воодушевление, потому что нам казалось, что мы сами проживаем то, о чем будем говорить со сцены - про Монте и про войну. Про то, как ты стоишь в тех самых окопах, как у тебя в этот момент бьется сердце и насколько важно именно твое присутствие в этот момент в этом месте... А после 9 ноября вся наша сказка разрушилась. Ничего не осталось.

"Ничего" лучше всего может описать наше состояние на тот момент. Сейчас я говорю "ничего", чтобы утешить себя, потому что оно, наверное, было лучше того негатива, страха, депрессии, которую мы сейчас чувствуем. Ничего - это сознание, в котором нет боли. И тогда мы поняли, что есть поколение, которое не имеет право произносить имя Монте. И насколько бы жестоким это ни было – мы и есть это поколение. Насколько бы не было больно признаваться самому себе, это так, это поколение не может позволить себе спектакль о герое. Мы то самое поколение, которое не смогло сохранить свою страну, мы ничего не смогли сделать. А если что-то и смогли, в итоге оказалось, что это не имело никакого смысла, потому что нас обманули, и это тоже наша проблема.

Были ли мы глупы, наивны или просто не хотели смотреть правде в глаза, все равно - проблема в нас. Приходит возраст, когда верить сказкам уже нельзя. Факт остается фактом - мы потеряли нашу самую важную и дорогую мечту. И остается только надеяться, что в нашей жизни еще случится что-то такое, что даст нам право делать фильм или спектакль о герое.

Беседовала Аревик МОСИНЯН