НЕ СТАЛО ВЛАДИМИРА АБАДЖЯНА, НАРОДНОГО АРТИСТА, КОРНЕВОГО СУНДУКЯНОВЦА

Есть люди, с уходом которых особенно остро чувствуешь уход эпохи. Голос Абаджяна. Уникальный голос. Голос иных театральных и не только театральных времен…

Эта мощная, порой взвинченная патетика, настоящая растрата нервной энергии и душевных сил – они звучали в голосе Владимира Абаджяна, возвращая нас к теперь уже полулегендарным временам актеров-романтиков, трагиков и поэтов, к временам людей с верой, надеждой и идеалами.

Он весь был из этого времени – когда поэты были властителями дум и душ, а театру служили. В Национальном академическом театре им. Г.Сундукяна, до торжественного 90-летнего юбилея которого он не дожил какой-то месяц, Владимир Абаджян прослужил всю свою долгую творческую жизнь, переиграв на прославленной сцене более пяти десятков ролей. Он выходил на подмостки вместе с корифеями, демиургами, играл в спектаклях мастеров с большой буквы. Воздух театра и поэзии были для него не только стихией искусства, но почвой и судьбой: брат - блестящий искусствовед Геворг Абаджян, невестка – народная артистка СССР Вардуи Вардересян. То была плеяда, творившая национальное театральное искусство воистину высокого стиля.

Многое изменилось. Изменилось время, изменились все мы, изменилось отечественное искусство, изменился его родной театр. Прибавилось жесткости, и ума, и прагматизма, убавилось тонкости, такта и тепла, душевного трепета, душевной тревоги и романтических порывов. По крайней мере последние двадцать лет сундукяновцам старшего поколения честно платили зарплату, но на сцену они выходили уже исключительно от юбилея к юбилею под бурные аплодисменты "нашим ветеранам".

Владимр Абаджян не стал генералом запаса. У него была своя, как сегодня принято выражаться, альтернативная сцена, на которой ему не было равных – бескрайнее пространство армянской поэзии. Только последние два года состояние здоровья уже не позволяло старому мастеру выходить не то чтобы к почитавшей его публике, но даже из собственной квартиры. А до этого афиши, оповещавшие о том, что желающие могут услышать Туманяна и Исаакяна, Севака и Сагияна в блистательном исполнении Владимира Абаджяна, были непреложным фрагментом культурной панорамы города. Он неизменно собирал полные залы, не просто превращая порой случайную публику в своих поклонников. В наше размазанное по денежной купюре время он добивался, казалось, невозможного, превращал людей в поклонников поэзии.

На большой сцене – одинокий человек. Словно высеченный из базальта профиль – орлиный нос, горящие из-под густых бровей глаза, глубокие, вырубленные морщины.

Базальтовый монолит скалы бытия и еле заметная трещина, едва уловимая прорезь, каменная прореха. Туда, за порог забытовленной жизни, за границу обыденного хода вещей, к вершинам поэзии стремится фигура героического протагониста.

С какой эмоциональной экспрессией, с какой внутренней силой он читал! О неповторимом голосе Владимира Абаджяна сказано немало, и еще немало будет сказано… Этот особенный голос, который звучал словно из других времен, но в нем жил ритм, жила музыка, жило напряжение жизни. Глуховатый, почти без обертонов, почти неподвижного тембра, зато изумительно подвижный ритмически и интонационно, голос Абаджяна высекал искры даже из слов умерших или мертворожденных.

Он умел подать сложнейшую партитуру текста, объединяя не только сразу несколько образно-ритмических слоев. В последние годы в программах многих концертов и юбилеев он с особым удовольствием читал туманяновское "Эспес чи мна"… Здесь сам Владимир Абаджян - чтец, актер, здесь автор-рассказчик, наконец, здесь каждый, упомянутый автором персонаж. С помощью тембровых красок и ритмической игры он делал зримыми летучие образы, скрытые в стихах. Чистый стих не был ему интересен. Может быть, в этом стремлении все воплотить выразился подсознательный страх невоплощенности, живущий в его душе и связанный совсем не только с его личной судьбой, а вообще судьбой артиста?..

…Саркастические, звучащие почти легкомысленно интонации, едва уловимый жест, едва уловимая мимика. И вдруг посреди этого пиршества звуков, празднества пауз и феерии фраз, неизвестно какими судьбами попавшие сюда полный силы и страсти трубный голос, полные силы и страсти слова, полная силы и страсти звенящая уверенность – "Эспес чи мна"!..

Мир холоден и огромен, а человек мал, но дерзновение человека огромнее огромнейших стен, для него не существует границ – Владимир Абаджян открывал нам это в каждом прочитанном стихотворении. И будет открывать, думается, еще очень-очень долго. Ведь его искусству уготована долгая жизнь.