МОЙ ДРУГ СВЕТЛАНА МОЛОТОВА

Увидел его впервые в августе 1991 года. В августе, сначала названном судьбоносным. А чем от него дальше, тем чаще о нем говорят как о судьболомном для большинства живших тогда в СССР. И множества их потомков. Увидел это незабываемое лицо именно в тот август, что потряс до основания устои советского строя, представлявшегося нам незыблемым и несокрушимым.

ДОЖДАВШИСЬ, КОГДА КОЛЛЕГА ИЗ "ИЗВЕСТИЙ" РАССТАЛСЯ С ТЕМ, в чьем облике меня поразили знакомые черты не сходством, а идентичностью с лицом человека, уже более 15 лет ставшего мне дорогим и близким душевными качествами, я подошел к журналисту с вопросом:

- Скажи, пожалуйста, с кем ты сейчас общался?

- С внуком сталинского наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова и сыном ректора МГИМО дохрущевской эпохи Алексея Никонова - Вячеславом Никоновым, названным, очевидно, в честь деда. Ему сейчас 35 лет. А уже доктор исторических наук. Был секретарем парткома истфака МГУ. Работал в аппарате ЦК КПСС и президента СССР. А сразу после утверждения бывшего министра МВД Вадима Бакатина главой КГБ назначен его помощником.

Помнится, известинец и сам стал меня расспрашивать:

- А что тебя так заинтересовало в Славе Никонове?

- Лицо. Поразительное сходство с матерью.

- Но характером, говорят, в отца. Маму-то его откуда знаешь? Ведь она из поколения ближе к сталинской дочке, в честь которой и назвали ее Светланой.

- Общаясь с ней часто, почти десять лет, думаю, не ошибусь, если скажу, что как личность Светлана Молотова была более цельной. И одаренней сталинской дочки. Стала серьезным ученым-германистом. Много лет плодотворно работала в академическом институте. А самое главное - была человеком уникальных душевных качеств, другом редчайшей чуткости.

- Но где, когда и как ты с ней познакомился?

- В Тбилиси. В 1975 году. Случайно. В командировке от "Комсомольской правды". И заговорила во мне... память сердца.

Была осень. По приезде в столицу Грузии меня поселили в гостинице "Иверия" - самой современной и комфортабельной по тем временам, расположенной немного в сторонке от центрального проспекта Руставели. Жаль, что одной из примет ликвидации Союза и Грузинской ССР стал ее снос. Хотя еще печальнее явился до того поджог и разрушение несравнимо более значимой и по архитектурной, и по исторической ценности гостиницы "Интурист", в которой в XIX веке гостил и оставил об этих днях восторженные воспоминания сам Александр Дюма-отец.

Поселившись в уютном номере, сразу приступил к разработке порученной "Комсомолкой" темы грузинского гостеприимства, воспеванию которого задолго до моего появления на свет посвятили свои творения и вышеупомянутый знаменитый француз, и множество других деятелей мировой литературы и искусства. А уж коллеги-журналисты - несметное число. В том-то и состояла главная трудность: что нового можно внести в эту едва ли не мифологизированную тему?

НО МОЯ ОЗАБОЧЕННОСТЬ ЕЮ ПРЕРВАЛАСЬ ВНЕЗАПНЫМ СООБЩЕНИЕМ одноклассников по тбилисской 4-й мужской средней школе, в которой я проучился с 1-го по 7-й класс включительно, перейдя с 8-го в центральную музыкальную школу при Тбилисской госконсерватории по рекомендации композитора Сергея Васильевича Бархударяна. Но с прежними одноклассниками дружба продолжалась. И вот они ринулись ко мне с сенсационным для нашего круга сообщением о единственном из нас, к 40 годам еще ни разу не женатом - Оате Багратуни, женившемся наконец на молоденькой и симпатичной медсестре. По правилам тбилисского соученичества и товарищества я был обязан встретиться с молодоженами и поздравить со знаменательным событием. А Оат, надо сказать, являлся не только нашим одноклассником, но и оказался отпрыском армянской ветви царской династии Багратидов, родившейся в древней Армении и правившей ею ряд веков, именуясь Багратуни. Позднее проросла и грузинская ветвь, которая также правила несколько столетий Грузией, называясь Багратионами.

Живя по соседству с Оатом и проучившись с ним 7 лет (до моего переезда в Москву в 1968 году), мы с одноклассниками обнаружили в нем еще одно неординарное отличие от нас. Будучи тихим, застенчивым и робким, он поразительно преображался от алкоголя, точно менявшего его личность на полярно противоположную. Выпив спиртного, он кидался на поиски самых опасных субъектов среди окружающих и прохожих, как бы выискивая среди них воров, бандитов и даже убийц. При появлении последних он, будучи трезвым, удалялся или, как говорится, обходил их за версту. А под воздействием алкоголя самозабвенно хватал такого за шиворот и тряс, приговаривая: "Глаза выколю!" Пока мы не подбегали отводить его от потрясенного подобным обращением головореза. А наутро, слушая наш рассказ о происшедшем с ним, Оат зеленел от ужаса, доходя до обморочного состояния.

И все же наш одноклассник царских кровей был хорошим, добрым парнем. И я, конечно, без колебаний пригласил его с супругой в гости. А когда спустился в ресторан обсудить со знакомым поваром меню моего угощения, застал там неожиданное собрание. Все сидящие за столиками мужчины, встав, подняли бокалы в честь дамы, обедающей в одиночестве и кого-то мне, и, очевидно, не только мне, сильно напоминающей. Грузины в едином порыве пили за тост пожилого тамады:

- За прекрасную дочь выдающегося соратника великого Сталина Вячеслава Михайловича Молотова - Светлану Вячеславовну! Пожелаем ей счастья…

СЛУШАЯ ЭТО, Я УСПЕЛ СОСЧИТАТЬ 32 МУЖЧИН, по-офицерски вытянувшихся с бокалами в руках. В последующем не только в "Иверии", но и повсюду в городе шли разговоры о приезде в Грузию дочери Молотова.

Накрыв в своем номере праздничный стол в честь одноклассника и его избранницы, тепло и весело отметив с ними начало их супружества, мне захотелось самому проводить молодоженов к такси. Но на стоянке скопилась длинная очередь. А когда мы ее отстояли, внезапно откуда-то выскочившие четверо парней отпихнули моих гостей и стали усаживаться в машину сами. Пытаясь призвать их к приличию, я спросил:

- А где легендарное грузинское рыцарство? Разве можно отпихивать беременную женщину?..

В ответ они учинили драку. Но, получив неожиданный отпор, отступили. Однако через минуту кто-то, подкравшись сзади, ударил меня по голове чем-то твердым, очевидно, кастетом, от чего я потерял сознание. Очнулся в "Скорой", со швами по всему черепу. Отказавшись от госпитализации, попросил миловидную и доброжелательную грузинку-врача доставить меня в гостиницу. И мою просьбу любезно выполнили.

Весь следующий день я лежал с забинтованной головой в постели, а вечером послышался стук в дверь. Когда он повторился, пришлось отозваться:

- Войдите. Открыто.

В номер вошла моложавая, невысокого роста дама с лицом, излучающим доброту и одновременно удивление, сочувствие и сожаление:

- Простите за беспокойство. Я ваша соседка по отелю. Решила навестить, чтобы сказать, что вы здесь единственный, кто не обращает на меня никакого внимания. Но только сейчас поняла, что это уже не имеет значения. Вижу, с вами стряслась какая-то беда. Может, я чем-то смогу помочь?

Так мы и познакомились. А через несколько дней Светлана Вячеславовна взялась сопровождать меня к хирургам - снимать многочисленные швы с моей разбитой головы. И очень заботливо и умело организовала эту важную процедуру, приговаривая в адрес медперсонала:

- Прошу вас, очень аккуратно и очень осторожно с этой головушкой. Она нас еще много раз удивит и порадует…

Вскоре образовалась целая очередь из моих родственников, друзей и коллег, желавших познакомиться с дочерью самого Молотова, под портретами которого в сталинскую эпоху мы все учились и росли. И первое, что приятно удивило в ней не только меня, но и всех, с кем знакомили ее в дни пребывания в Тбилиси, а в последующем и в Москве, - абсолютное отсутствие малейших признаков высокомерия и гордыни. Скромная, доброжелательная и очень отзывчивая.

ЗАРОДИВШИСЬ В ГРУЗИНСКОЙ СТОЛИЦЕ, наша дружба продолжалась в Москве. И с каждым годом Светлана Молотова становилась все более близким и дорогим моему сердцу другом. Но только спустя несколько лет она поведала мне сокровенные подробности трагического поворота в своей семейной жизни. О том, как познакомилась и проучилась на одном курсе в МГИМО с будущим супругом - Алексеем Никоновым в годы наивысшего качества преподавания в этом вузе, его престижности и элитарности. И женившийся на Светлане Молотовой, дочери ближайшего соратника Сталина, успешный студент из образцового выпускника был произведен в ректоры Альма Матер. И успешная счастливая жизнь его с ней в этой роли продолжалась, пока пришедший к власти после смерти вождя Никита Хрущев, развенчав предшественника, не взялся и за его ближайшее окружение. Объявив об "антипартийной группе Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувших к ним…", отлучил их от власти и дел, соответственно лишил должности и зятя сталинского наркома.

О дальнейшем Светлана поведала мне только еще через год. Отвечая на вопрос, почему она так торопится домой из компании своих бывших однокурсников, которых впервые мне удалось собрать в ее честь, со слезами на глазах она призналась:

- Когда Алешу сняли без объяснения причин, он пришел домой очень расстроенный и злой. Позвал меня и заявил: "Считай, что с сегодняшнего дня мы с тобой больше не муж и жена. Но чтобы не разнеслись сплетни о нас, пускай внешне все останется, как прежде. Официально мы не разводимся. Но впредь ты сама по себе, а я - сам по себе. Делай что хочешь, с кем хочешь, но являйся домой не позже 12-ти ночи. И запомни: к сыну не подходи. Я сам буду им заниматься и воспитывать. А тебе - дочки…"

Этот эпизод из ее исповеди всплыл в памяти, когда по просьбе Светланы мне пришлось устраивать младшую дочь Никоновых - Ларису на работу в Агентство печати "Новости". Еще при жизни ее отца.

Делясь своим горем, Света горько плакала. И мне вдруг вспомнилась драма Ибсена "Нора, или Кукольный дом". Как же эта трагическая история похожа на описанную норвежским драматургом более ста лет назад! Она почти повторилась в советское время в семье, утратившей прежнее благополучие. Вдобавок любящую мать лишили на всю жизнь права и возможности общения со своим чадом, похожим на нее как две капли воды.

Нет и не может быть ни малейших сомнений в том, что мой незабвенный друг - Светлана Молотова, обожавшая сына со дня его рождения и до конца своей жизни, всегда заслуживала взаимной любви своего Славы. Заслужила и память о себе как замечательная женщина и мать человека, ставшего одним из крупнейших историков современной России и видным политическим деятелем.