НА ГАНТАРЕ

Ваан ТОТОВЕНЦ

(1894–1937)

Гантар – центр ереванского рынка – очень изменился за последние годы, однако не утратил своего самобытного восточного колорита. Возросло число лавок, расширился ассортимент не только местных, но и привозных товаров. Когда с верхнего тротуара наблюдаешь за рыночной площадью Гантара, то на бескрайнем белоснежном фоне бросаются в глаза завораживающие ярко-румяные яблоки и золотистые дольки кураги, так похожие на закатные отблески нашего солнца.

СУЕТЛИВАЯ АТМОСФЕРА ЦАРИТ СРЕДИ МАСТЕРОВЫХ И РАЗНОШЕРСТНЫХ МЕЛКИХ ТОРГОВЦЕВ. Кооперация охватила весь Гантар и, широко распространившись, чуточку потеснила частного собственника. Она грозит отбросить его еще подальше – за пределы рынка. Роль кооперации настолько велика, что в ее власти возможный рост цен, в противном случае частники возьмут нас в оборот.

А вон перс разжег в своем закутке маленький костер и поджаривает потроха. Рядом – короб, где он хранит свой капитал и восточные весы, которые лениво позевывают от безделья и никчемности. Перс так сгорбился, старательно нагнувшись над огнем, что кажется, когда захочет выпрямиться, то спина вряд ли примет прежнюю форму.

Кто-то легонько подталкивает тебя в бок: это миниатюрный ослик, такой безобидный и симпатичный, с глазами глубокими и мечтательными; сзади его погоняет крестьянин, ритмично ударяя прутиком.

Незачем ударять ослика, однако крестьянин, машинально следуя за ним, по привычке взмахивает прутиком. Он прикидывает в уме, насколько и на что потратился, с чем вернется в село.

Продолжаю свой путь: посреди рынка скрючился-съежился грузчик с вьючным седлом на спине. В рукавах своей легкой рубашки он прячет мерзнущие руки, уставившись в землю и не поднимая головы. Озябший грузчик в таких же лохмотьях, что и Том в "Короле Лире", только он продрог гораздо сильнее, до глубины души, и всем своим существом поглощен сковавшим его холодом.

Чуть поодаль продается необычный "товар". Бородатый мужчина в папахе и чарухах1 играет на свирели, раздув щеки, он очень взволнован и ни на кого не обращает внимания. В мелодии рыночного музыканта слышны тревожные нотки, в них столько чувств и переживаний, что мороз вовсе не помеха, чтобы его слушать с превеликим удовольствием. Его "торговля" сводится к нескольким копейкам, заработанным без какой бы то ни было рекламной кампании.

БОЙКАЯ ТОРГОВЛЯ ОДЕЖДОЙ – ЭТО НАСТОЯЩИЙ ФЕЙЕРВЕРК КРАСОК, фасонов, национальной моды на любой вкус и возраст. Продавцы нарядов – публика разношерстная, да и нелицеприятная. Они не так сдержанны и молчаливы, как, скажем, продавцы яблок, груш или сухофруктов, напротив, очень напористы и настырны: преградив покупателю путь, тащат его в лавку и вешают ему лапшу на уши, расхваливая товар, а главное, еще и божатся, да так, будто век с тобой накоротке. Не важно, что они совсем меня не знают, все равно обращаются по-свойски:

– Другим продаю по восемьдесят рублей, а тебе отдам за двадцать рублей…

Подобное дружелюбие отпугивает, панибратство при торге опасно.

Мимо проходит какая-то старушка, у нее благородная стать, как у парижских дам, однако спина согнулась под тяжестью большого кувшина с водой. Эта горемычная старушка в шлепанцах на босу ногу тем не менее держится бодро, будто холод ей нипочем. Увидев ее, грузчик, наверное, устыдился бы. Но негодование и недовольство старушки выражает ее посиневший орлиный нос, утративший сходство с мясом, тем последним куском, который мясники-частники кладут на чаши весов.

На пустующем пятачке в центре рынка стоит старик, пригнавший отару с подножия Алагяза. Ему не страшен холод, потому что он в меховой шапке, длинной аба2, подбитой овчиной, и теплых шерстяных носках. Старик заинтересованно следит за мясниками, которые присматриваются-прицениваются к его овцам.

– Почем продаешь? – спрашивают у старика.

Алагязец смотрит в глаза мяснику и не сразу отвечает:

– Ты сначала всех осмотри.

В глубине рынка сидит мужчина, поджав под себя ноги.

– Почем яйца? – спрашиваю.

Смекнув, что у меня праздный интерес, отвечает:

– Если купишь, скажу почем.

Что ж, придется купить. Когда он считал яйца, я заметил, что мужчина однорукий. Наверное, поэтому и не хочет торговаться с праздношатающимися.

***

Гантар такой многокрасочный, точно палитра; одно лишь многообразие сухофруктов – пестрая панорама, и, обрамленная снежным кружевом, она еще сильнее привлекает своей яркостью и сочностью.

1928 г.

Перевела Каринэ ХАЛАТОВА

1. Чарухи – плетеная утепленная обувь крестьян.

2. Аба – накидка из толстого сукна.