УЛИЦА АБОВЯНА*

Стефан ЗОРЬЯН

(1889–1967)

Нет в Ереване места более любимого мной, чем улица Абовяна. Люблю ее нескончаемое оживление, неугомонный шум, порывистый взлет к лазурному горизонту… Люблю веселый певучий голосок воды в канавках по обе стороны улицы, которые наперегонки сбегают вниз, словно два пешехода, побившихся об заклад: кто-де из них добежит первым… Днем водичка журчит-лопочет, а ночью убаюкивает сонных горожан, а если те бодрствуют еще – сторожит улицу, оберегает ее деревья. А деревья на Абовяна изо дня в день тянутся-простирают к небу свои молодые макушки.

ЛЮБЛЮ УЛИЦУ АБОВЯНА: ЭТО НАШ БУЛЬВАР МИШЕЛЬ, НАШ ГАЙД-ПАРК, НАШ ФОРУМ И КОЛИЗЕЙ, НАША РАДОСТЬ… Но особенно люблю, потому что во всем Ереване, а может, и во всем мире нет улицы более загруженной, самой исхоженной, более всех разрушаемой, наслушавшейся брани и сплетен.

Великомученица – улица Абовяна.

И все-таки она ядрышко и пульс Еревана или, говоря иначе, большая река, в которую стекаются крохотные речки и ручейки. Ежесуточно, да и ежечасно со всех концов города – университетского, Конда, Дзорагюха, Норка, Шенгавита устремляются жители на улицу Абовяна. Большими и малыми группами сходятся служащие и пенсионеры, рабочие и мастеровые, учителя и студенты – люди самых разных профессий… Потому-то и бурлящая тут жизнь, да и скопище людей не дают наладить порядок на Абовяна.

Как разлившейся реке нипочем никакие преграды, так и людской поток безудержно заливает тротуары и улицу – все несутся посреди улицы, расталкивая, задевая друг друга. Нет здесь в помине ни правой, ни левой стороны. Словно в поле разгуливают: вольготно, ни запретов, ни фаэтонов, хоть приляг среди улицы – ни левой, ни правой стороны… Проезд фаэтонов на Абовяна запрещен, вот почему прохожие ужасно недовольны, когда по улице случайно проезжает чье-либо авто. Раздаются возмущенные, взволнованные голоса:

– Что за безобразие!..

– Кто ему разрешил въехать на Абовяна?..

Пешеходы на Абовяна уступают дорогу только покойникам: похоронную процессию пропустят, а свадебную ни за что. Да, не по душе им, когда мешают, ибо любят спокойно прогуливаться под руку вечерком, чаще целыми группами, скопом… Любят поразмышлять вслух, и градом сыплются слова, слова… Парламент под открытым небом наша улица Абовяна.

О чем же их разговор? Да о чем угодно: любовь и горе, жалобы и сплетни, споры и сделки – и все это сливается в шум и гам, от которого улица Абовяна воодушевляется, а зачастую печалится и ноет. Разговоры ведутся вокруг развешанных на стенах улицы извещений о смерти, объявлений и справок о том, где и что продается.

О, велика магическая сила улицы Абовяна!

И НЕ ОДНИ ГУЛЯНЬЯ И БЕСЕДЫ ТОМУ ПРИЧИНОЙ, НО И, БЕЗУСЛОВНО, магазины, которые, наподобие спичечных коробков все на одно лицо, выстроились с обеих сторон улицы. То не магазины, а заманчивые ловушки, особенно плодоягодные лавки. Кто в силах летом побороть себя и пройти равнодушно мимо клубники, черешни, абрикосов на их прилавках, а осенью – мимо персиков, винограда, яблок и не прельститься ими?.. Соблазн велик, и они покупают эти фрукты в бумажных мешочках и… едят на ходу, и разговаривают, едят и разговаривают без конца.

Вот они какие, всемогущие чары улицы Абовяна.

Вот почему она пленит людей столь разных, непохожих.

И вот почему, если новичок в городе оказался без адреса и желает повидать знакомых либо родственников, ему незачем обращаться в паспортный стол – достаточно заглянуть на улицу Абовяна, и он непременно встретит кого ищет, будь то высокопоставленное лицо, барышня или дама – все равно. Проходя так по Абовяна, узнаешь, что у твоего знакомого сегодня на обед, увидишь, как кто-то несет домой, держа за ноги, трепыхающуюся курицу; другой шествует с полуобернутым лакомым куском мяса в руках – а в глазах поблескивают аппетитные огоньки; третий… но так можно увлечься и перечислить все продукты на рынке. Просто мужчина ли, женщина ли, возвращаясь с Гантара – с рынка, проходят обычно по Абовяна.

Думаете, на этом и заканчиваются достоинства улицы Абовяна? О нет! Целые тома можно посвятить ее многокрасочной жизни, но так и не исчерпать ее сполна.

О, улица Абовяна… Это сцена, справочное бюро, аудитория и университет и… и что хотите. Поэтому и трудно, даже не по плечу обрисовать всю ее с пестрыми картинами и образами.

ОЖИВАЕТ УЛИЦА АБОВЯНА ОСОБЕННО С НАСТУПЛЕНИЕМ ВЕЧЕРА, ЧАСАМ К ВОСЬМИ-ДЕВЯТИ. В это время, будь то зимой или летом, улица Абовяна ломится от людского наплыва, вспыхивает от говора. Стонет от мельтешения бесчисленных пар обуви и будто вся уходит-скрывается под ногами, только живой поток циркулирует вверх-вниз, и в воздухе невообразимая сумятица – ни единого слова нельзя разобрать. Видишь одни говорящие губы, улавливаешь внезапный взрыв смеха, и сплошь и рядом взгляды, взгляды, то дерзкие и смелые, то насмешливые и испытующие, то ласковые и лучистые… Глаза и губы, говорящие и говорящие – не остановишь, до девяти часов, до десяти, пока неожиданно вдруг улица внизу не оглашается пронзительными, оглушительными выкриками:

– Завтрашний номер! Завтрашний номер!..

Мальчики, продавцы газет, бегом несутся из типографии с завтрашними номерами газет, зазывают прохожих, сбывают им газеты.

За долю секунды улица Абовяна перевоплощается в читальный зал. Читают все – и стар, и млад. Читают с живостью, раскрыв, расправив, как крылья, страницы газеты, так, что читатель, который ростом не вышел, вовсе не виден из-за газеты.

Читают, читают, а чуть погодя начинается обмен мнениями и временами перерастает в страстные, запальчивые споры.

И к двум часам ночи улица Абовяна освобождается, наконец, от людей, устало кладет голову к подножию Норка, вытянув ноги к городскому саду, готовится уснуть, дать передохнуть умаявшемуся телу. Едва она прикорнула, убаюканная серебристым треньканием воды в канавках, как вдруг пронесся по ночи гулкий грохот.

Что это – землетрясение или город взрывается?

Нет, ничего подобного: сверху, со стороны Канакера едет запряженный четверкой лошадей фургон молоканина, он и расшумелся у изголовья улицы Абовяна, взбудоражил его сладкий сон.

И уставшая улица Абовяна вновь просыпается…

1923 г.

Перевела Каринэ ХАЛАТОВА

*В 20-е годы XX века армянский писатель Стефан Зорьян задумал написать сатирическое произведение "Семь чудес Еревана". Но завершил только первую главу "Улица Абовяна".