КУКЛА

Дом расположился посреди осенних деревьев и цветов, подобно разукрашенному жемчугами китайскому идолу. Окна были закрыты, не было никакого движения. С правой стороны стоял огромный роскошный автомобиль. В непосредственной близости от автомобиля, среди желтых листьев, лежала небрежно брошенная французская кукла.

КАКОЙ КРАСИВОЙ БЫЛА ЭТА КУКЛА! Одетая в белое, с волосами цвета осени, с синими-пресиними глазами.

Зачарованная куклой, Елена смотрела на нее немигающими глазами и чувствовала, как в ней зашевелилось какое-то совершенно новое и незнакомое ощущение. Повернутая набок кукла смотрела на нее...

- Я выкраду ее для тебя, - сказал Жозеф, сразу же перебрался через железные прутья ограды и спрыгнул в сад.

Елена в полном одиночестве под газовым светильником играла с украденной куклой. В ее руках кукла постепенно начала делать новые, полные жизни движения, весело смеялась и смотрела своими синими глазами. Она была словно фея из сказочных миров, которая явилась, чтобы согреть серые стены их комнатки, домашние предметы, съежившиеся под красным светом фонаря. Девочка вся трепетала: в ней проснулось незнакомое материнское чувство. Взяв куклу за руки, помогала ей ходить, целовала, прижимала к груди. Ах, если бы Елена знала, как ее зовут! Если бы она звала куклу по имени, та наверняка моргала бы глазами, заговорила.

Елена придумала ей новое имя - Миле.

- Ты больше не вернешься в ваш дом, да? Будешь спать здесь, моя хорошая Миле. Когда услышишь шаги моего отца, не просыпайся. Когда он будет кричать, не пугайся: он не сердится на кукол. Баю-баю, моя хорошая Миле, - говорила Елена, а кукла улыбалась, на ее щечках обозначились две красивые ямочки. У куклы, как у послушно засыпающей малютки, закрывались глазки, когда девочка укладывала ее на спинку.

Елена не знала материнской ласки. Оставшись на попечении вечно пьяного отца, она выросла на улице и в полуподвале. У нее была старая тетя, которая наведывалась только изредка. Девочка выросла в этом доме сиротой. Однако появление чистенькой белой куклы подействовало даже на домашнюю утварь. На предметах появилась печать какой-то светлой легкости. Дом теперь выглядел обитаемым и прозрачным.

Елена с нежностью стерегла ее сон, когда услышала голос отца:

- Елена! Открой дверь, Елена!

Рабочий Товмас в эту ночь был пьян меньше обычного и добрее обычного, он вернулся домой раньше, чтобы заштопать туфли Елены, а заодно и свою обувь. И под светом фонаря - тых, тых - начал он стучать по подошве, как вдруг ему на глаза попалась лежавшая на постели кукла. Рабочий Товмас раскрыл глаза шире, насупил брови, сурово посмотрел на Елену, а затем перевел взгляд на куклу.

- Откуда это? А? Украла, проклятая девчонка? - закричал он, встав с места.

ЕЛЕНА, ПРИКРЫВ ЛИЧИКО РУКАМИ, РАССКАЗАЛА, что кукла украдена из дома с окнами, выкрашенными в синий цвет, рядом с садом. Товмас знал этот дом - это был дом владельца плавильного завода. Товмас, рабочий и к тому же пьяница, был честным человеком. Он решил немедленно вернуть хозяину эту чистую и дорогую куклу.

Очень недолгим, подобно прекрасному сну, непродолжительным оказалось общение с куклой из сказочных миров: вместе с Еленой, казалось, приуныли предметы домашнего обихода, серые и постылые.

А вот и он, тот самый роскошный дом. Рабочий Товмас прошел через железную ограду к дому и - дзинь-дзинь! - два раза позвонил в колокольчик. Дверь открыла одна из служанок. Товмас сразу же снял с головы шапку.

Служанка пришла в замешательство, увидев совершенно необычного посетителя с небритым лицом, в засаленной и оборванной одежде. Он был похож на огородное чучело, возвышающееся в осеннем поле и стерегущее тыквенные грядки; он стоял на ветру и держал в руках белую куклу... В это самое время по ступеням, покрытым бархатной дорожкой гранатового цвета, спускалась хозяйка дома.

- Мое почтение, госпожа, - проговорил рабочий Товмас, с жалкой улыбкой переступив порог помещения. - Это ваша кукла, госпожа, моя проклятая дочка украла ее с вашего двора. Простите, госпожа, у моей дочери нет матери, она негодница, мерзавка.

Однако хозяйка дома, не обратив никакого внимания на слова Товмаса, стала бранить служанку:

- Я никогда еще не видела такой бездарной служанки, как ты. Почему ты открываешь двери перед каждым бездельником?

- Я вовсе не бездельник, госпожа. Меня зовут Товмас, я работаю в порту. Я работал и на вашем медеплавильном заводе приблизительно тринадцать лет назад.

- Ну так говори же, чего тебе нужно? - спросила жена владельца плавильного завода, обращаясь к рабочему Товмасу.

- Ваша кукла, госпожа. Ваша малышка, должно быть, пролила немало слез, когда потеряла эту красивую куклу.

- Вы врете, врете! Таковы все бездельники. Крадут со двора собачку или куклу, затем возвращают, надеясь получить большую награду. К счастью, украденная вами вещица не представляет собой большой ценности, это всего лишь ненужная кукла, взятая из мусорных ящиков перед домом.

- Я? Я, рабочий Товмас, - вор?.. - заговорил Товмас, обескураженный и сбитый с толку, вперив затуманившиеся глаза в лицо женщины.

- Ну что! Что ты уставился на меня! Понравилась? Красивая, да? Сейчас же уберите свои грязные ноги и проваливайте отсюда.

- Это ваша вещь, госпожа, это ваша кукла. Эх, черт побери, язык ни до чего хорошего не доводит, - сказал рабочий Товмас и, положив куклу на порог, удалился.

КОГДА ОН ПРИШЕЛ ДОМОЙ, ТО УВИДЕЛ, ЧТО ЕЛЕНА, ничком лежа на кровати, все еще плачет. Товмас расчувствовался и растрогался.

- Елена, - проговорил он исполненным жалости голосом. Девочка подняла голову в надежде увидеть куклу в его руках.

- Елена, не плачь, моя доченька, на Рождество я куплю тебе красивую куклу. Не плачь, хорошая моя девочка, не плачь.

На Рождество у Елены должна была появиться красивая кукла, как Миле. Ах, хоть бы наступило Рождество! Тетя, сестра отца, очень хорошо понимала тоску Елены и решила в ожидании Рождества смастерить для нее куклу из лохмотьев. Она обмотала деревянный брусок лохмотьями, прикрепила на месте предполагаемого лица крестообразные цветные блестки, и на бруске появились щеки и лоб, пришила друг к другу два лоскутка материи и натянула на брусок, а на месте шеи повесила зеленые бусы.

Елена полюбила и эту куклу и не разлучалась с ней. Куклы ее подружек были красивые, с белокурыми волосами, они, когда их переворачивали, говорили "Ма-ма", а еще они ходили, спали. У куклы же Елены из материи и дерева не было ног, она не умела шагать; у нее не было глаз, она не могла смотреть.

- Тетя, эта кукла не разговаривает, не ходит, у нее нет глаз, - плача, сказала Елена.

- Куклы не разговаривают, доченька.

- Нет, тетя, Миле разговаривала, Миле смеялась.

Елена была права: у тряпичной куклы не было души, ее руки то и дело отваливались. Она не умела смеяться, и у нее не было глаз. Однажды, рассердившись, Елена выбросила куклу на улицу и стала ждать, когда наступит Рождество.

Завтра Рождество. В городе царило необычное оживление. На улицах вдоль торговых рядов двигался поток людей, сопровождаемый тихо падающим снегом. Из каждого дома неслась музыка. Свет за занавесками был более ярким, а смех казался еще более веселым и жизнерадостным. Даже обосновавшиеся под куполами колоколен воробьи и те организовали свой хор. В этот день в душе сиротки Елены царило ликование и торжество. Отец должен был принести ей куклу.

Ах, ну когда же она возьмет в свои руки, обнимет куклу? Ну и что с того, что у дочери пекаря целая комната набита игрушками и что она спит в белоснежной постели! Что с того, что город объят расточительным торжеством, а у ее туфельки сломался каблучок, и подходящего материала для починки не находится; у нее и расчески для волос нет. Но все что ей нужно, это кукла. Завтра должна прийти тетя, и они вместе с куклой пойдут в церковь. Завтра Рождество.

Тихо падал снег. Зажглись уличные фонари. Таверна постепенно опустела. Рабочий Товмас покинул таверну последним. Сутолока в городе все еще не улеглась. Рабочий Товмас, опершись на фонарный столб, дожидался трамвая, чтобы поехать домой. Он, скорее всего, забыл бы о рождественском подарке для Елены, если бы не увидел разложенные на одной из витрин куклы.

ЭТО БЫЛ МИР ВСЕВОЗМОЖНЫХ ИГРУШЕК И КУКОЛ. Хозяин, всю последнюю неделю удачно проворачивая торговлю, пристроившись в углу, подсчитывал выручку, намереваясь закрывать магазин, когда зашел самый последний покупатель - рабочий Товмас.

- Чего тебе нужно? - спросил продавец.

- Да так, ничего.

- Пожалуйста, выйдите отсюда: я должен уже запереть двери, - сказал владелец магазина, так ничего и не поняв из слов грязного пьянчужки.

- Мне нужна кукла, господин. Кукла, - сердито закричал рабочий Товмас. - Эх, черт бы побрал вас, всех торговцев.

- У нас есть куклы, которые ходят, есть куклы, которые моргают глазами. Есть у нас и танцующие куклы, - разъяснял хозяин магазина, показывая несколько образцов.

- Да, вот эту, - ответил рабочий Товмас и указал на каучуковую куклу, которая, лежа на боку, посмеивалась и смотрела синими-синими глазами.

Завтра Рождество. Тихо падал снег.

- Елена! Эй, проклятая девчонка! - закричал он, открывая дверь. Елена задрожала.

- Почему у тебя до сих пор лампа зажжена, проклятая девчонка? Это же деньги, деньги. Откуда мне взять эти деньги? У меня нет плавильни, я не владею заводом, - гневно кричал он. - Ну говори, отвечай, почему ты до сих пор не легла, почему до сих пор лампа зажжена?

- Я ждала свою куклу, - ответила Елена сквозь слезы.

- Ждала куклу, да? Вот тебе кукла!

Рабочий Товмас взвился, подобно взбешенной собаке, смял куклу в своих загрубелых руках и швырнул ее в печь...

Елена вскрикнула и упала на пол.

- Эх, к черту! И тебя, и куклу вместе с хозяином плавильни. Вместе с хозяином плавильни, - закричал Товмас, бросившись на кровать.

Каучуковая кукла горела зеленым пламенем, горела вместе со своей улыбкой и синими-пресиними глазами. Весь дом заполнился запахом каучука, словно смрад исходил от человеческого трупа, удушливый и тяжелый.

Не прошло и часа, когда рабочий Товмас проснулся и встал, чтобы снять с себя обувь. Увидел, что забытая газовая лампада все еще горит, бросая блики на стены, а Елена спит, лежа на полу. На глазах ее все еще видны засохшие слезы.

- Елена, - Товмас подал голос, исполненный отцовской заботы, - проснись, Елена. Встань, хорошая моя девочка, завтра Рождество, не ложись спать не помолившись, проснись, проснись...

АМАСТЕХ

Перевел с западноармянского Гурген БАРЕНЦ