ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БОЛЬШОГО АЛИКА

Помните старый анекдот о бедном еврее, который приехал в СССР, осмотрелся и сказал: "Ну что ж, был бы хлеб белым, а икра, ладно уж, сойдет и черная!"

Белый хлеб во все времена был показателем благополучия, благоденствия, зажиточности, а черный символизировал черные дни, голод, нищету. Но все относительно – в застойные годы остряки называли московский бородинский хлеб "пирожным для пенсионеров".

У меня черный хлеб вызывает совсем иные ассоциации, напоминает о совсем иных временах, когда и жизнь была другой, и люди были другими. И пусть сколько угодно говорят, что времена всегда одинаковые...

МОСКВА СЕРЕДИНЫ СЕМИДЕСЯТЫХ БЫЛА БОГАТОЙ И БЛАГОПОЛУЧНОЙ почти для всех. Магазины ломились от обилия товаров и всевозможных продуктов, очереди в свою очередь вламывались в двери, а иногда и в окна. Все магазины ежедневно подвергались нашествию двунадесяти языков. Достать можно было все: от импортного мебельного гарнитура до двухтомника Марины Цветаевой.

Вот самое сильное впечатление первого дня в общежитии Литинститута. Вечером я спустилась в клуб, где никого еще не знала. Группа студентов с интересом смотрела на поединок двух девушек, игравших в настольный теннис. Играли они великолепно, шары летали с такой скоростью, что шея не успевала поворачиваться, следя за ними. Счет был огромный. Но вот с небольшим перевесом выиграла одна из девушек, а проигравшая с наигранной злобой выкрикнула: "У-у-у, завоеватели проклятые!" Все одобрительно засмеялись, в том числе и соперницы. Тут только я обратила внимание, что выигравшая черненькая девушка похожа на татарку, так оно потом и оказалось, а проигравшая – русская. Они были подругами и вскоре ушли в свою комнату. Я была убита наповал, ошеломлена, ошарашена – неужели через восемьсот лет после монголо-татарского нашествия история стала всего лишь предметом для шуток?.. Но разве мыслимо допустить, что в подобном стиле, подобном контексте мы когда-нибудь будем шутить с азербайджанцами или турками? Ни через восемьсот лет, ни через восемь тысяч. Дай бог за тысячи лет нормальным отношениям установиться…

Когда армянская группа переводчиков поступила на первый курс, азербайджанская училась на пятом. Всем, естественно, промыли мозги в контексте "братской дружбы" народов СССР, и уж почище инструктажа - "перед выездом в загранку". Ну а как же – будущие советские литераторы… Дипломатический нейтралитет соблюдался строго, топорами еще не размахивали.

Армянская группа славилась многим: часто собиралась и замечательно проводила время – то дни рождения, то приезды родителей, то посиделки или вечеринки. Но учились тем не менее хорошо, и общественной работой занимались, и на овощебазу ездили, и даже капусту там рубили… А еще армяне были очень гостеприимны. А еще любили задавать на лекциях по русскому языку вопросы типа "почему все учебники русского языка написаны армянами?" А еще знали множество анекдотов - больше, чем армянское радио. Ходили слухи, что кто-то из наших ребят действительно два года работал на армянском радио. Получалось, что армянское радио – это вполне официальная организация, вроде ТАСС. Многие верили. Ради объективности надо отметить, что ребята с Северного Кавказа и из Средней Азии тоже были очень гостеприимны. Вкус замечательных узбекских дынь знали все.

СОБИРАЛИСЬ ПО ЛЮБОМУ ПОВОДУ – ЧАЩЕ ВСЕГО ПО ПРИНЦИПУ "дерусь, потому что дерусь". Но вот приехали к кому-то родственники, понапривезли всякой всячины. Через пять минут вся группа в сборе, не говоря уж о жильцах соседних и дружественных комнат со всех этажей. Набиралось иногда человек тридцать-сорок, все дети разных народов, то бишь национальностей (народ-то был один – советский, лучший в мире, как писали тогда в газетах). Такой дружбы, такой школы настоящего интернационализма, как студенческие общежития советских времен, наверное, не было нигде. Событий и приключений было великое множество. С тех пор прошло лет сорок, в памяти многое потускнело, но был один день рождения, который забыть невозможно.

В армянской группе было шестеро ребят – шестеро прекрасных, добрых ребят, настоящих, надежных товарищей. В группе было два Алика. Того, кто постарше, прозвали Большим, а другого – Маленьким. А тот факт, что имена их вполне соответствовали комплекции, простое совпадение.

В день тридцатилетия Большого Алика приехали из Еревана его мама и сестра, с огромными чемоданами и саквояжами. У-у-у, какая работа закипела! Приволокли три больших стола, достали три скатерти, накрыли стол - от стены до стены. Чего только на этом столе не было… Во-первых, привезенные из Еревана разносолы и маринады. Одних банок, литровых и трехлитровых, с огурцами, помидорами, цветной капустой, баклажанами, было больше десятка. А сколько коньяков и вина! А сколько бастурмы, соленого суджуха и финской колбасы, сколько варений и сухофруктов – персиков, абрикосов, изюма, яблок и слив в огромных пакетах, а еще красный перец и фаршированный перец в закрытых банках, салаты, зелень, сыры, лаваш, каурма, которую потом готовили с картошкой или макаронами... Но в первые дни стол буквально подгибался от привезенного. Шашлык и кябаб подогрели в духовке. Еды было столько, что команда из сорока человек наелась до отвала, еще много чего осталось.

Праздник был особенный. Все общежитие знало: так, как умеют веселиться армяне, никто не умеет. Некоторые наши песни знали наизусть и подпевали нам. Словацкие друзья во всю горланили свою "Травичка зелена", и им тоже подпевали. Песни, танцы и анекдоты сменяли друг друга. Потом учили всех нашему кочари, потом учились таджикскому народному танцу. Оказалось, что он немного похож на наш назпар – те же плавные движения, изящные па...

Разошлись очень поздно. А на следующий вечер снова собрались у Большого Алика, повторилось все сначала - и пир, и веселье, и танцы, и байки с анекдотами. На третий день мама и сестра Большого Алика уехали – радостные, счастливые. Мы проводили их на вокзал и вернулись за пиршественный стол. Он уже стал для всех родным. Пир продолжался, доедали маринады, соленья, бастурму, много пели, танцевали, а главное, травили байки до четырех утра. Анекдоты не кончались. Мы рассказали, как умели, историю про "кеф анохин кеф чи паксил" и вроде бы перевели: "у пирующего пира не убудет". Насколько перевод удачен - большой вопрос, но за точность ручаюсь.

НА ЧЕТВЕРТЫЙ ИЛИ ПЯТЫЙ ДЕНЬ ЕДА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗАКОНЧИЛАСЬ, и мы постановили, что день рождения Большого Алика закончился...

Но на следующий вечер опять по привычке собрались у Большого Алика. Дверь была не заперта, хозяина не было, но все чувствовали себя превосходно, разговоры и байки начались и не кончались. Достали сигареты - благо все знали, где они лежат, достали пепельницы - ими служили коробки из-под старых сигарет. Курили и болтали, долго болтали. И то ли инерция праздника, то ли особый дух этой комнаты, то ли что-то еще, чему нет названия, а если б и было, кто его поймет в наш более чем рациональный ХХI век, но, понимаете, шума было не меньше, чем в предыдущие дни. И при этом, заметьте, ни капли спиртного! Только треп (но треп высшей марки) – дружеский, остроумный, задорный, бесшабашный, какой бывает только в молодости...

Потом забеспокоились, куда девался хозяин, хотя время было совсем раннее - девять то ли десять часов…

И вдруг отворилась дверь и появился Большой Алик с двумя огромными авоськами. Не говоря ни слова, с самым хитрым видом он быстро выложил на стол пять огромнейших буханок черного хлеба (по два кило, наверное, каждая) и пять пачек сливочного масла. Достали нож, и веселье продолжалось с прежней силой, резвостью, неуемностью, снова до утра. Все, кто заходил, страшно дивились – неужто еда еще не кончилась? Но им тут же совали в руки бутерброд с маслом. Вошедший садился за стол или на кровать, уминая замечательный черный хлеб, вкуснее которого, казалось, в жизни никто ничего не едал...

МОЛОДОСТЬ, ПРОВЕДЕННАЯ В МОСКВЕ, – ЭТО ВЕЛИКИЙ ДАР СУДЬБЫ.

И ДАЖЕ ЧЕРНЫЙ ТВОЙ ХЛЕБ БЫЛ БЛАГОСЛОВЕН, РОССИЯ…

Р.S.

Моего товарища давно уже нет на свете. Он ушел в те тяжелые, черные, мрачные, беспросветные годы – не выдержало сердце. Но черный хлеб всегда напоминает мне тот удивительный праздник, тот незабываемый день рождения, венцом которого стал черный хлеб.

Говорят, ничего нельзя менять в давно написанном рассказе. Это может испортить его. Да много чего вообще говорят... А Белла Ахмадулина сказала так:

"Да будем мы к своим друзьям пристрастны!

Да будем думать, что они прекрасны!

Терять их страшно, бог не приведи!"

Пусть же это небольшое воспоминание будет эпитафией моему безвременно ушедшему другу...

20 января 2015г.

Ереван