НАЦИЯ И ГОСУДАРСТВО

В московском издательстве "Ключ-С" вышел в свет первый том политико-культурологического исследования Ариса Казиняна, рассказывающий об особенностях становления азербайджанской нации.

Книга представляет собой развернутую версию первой главы монографии "Полигон "Азербайджан", опубликованной в 2012 г. по инициативе и при поддержке Центра общественных связей и информации при администрации президента РА.

В сравнении с предыдущим изданием она значительно дополнена текстовым и иллюстрационным материалом. В первом томе ("Нация") исследуются вопросы моделирования азербайджанской нации. Книга достаточно жесткая, о чем пишет сам автор в предисловии.

"Изначально было ясно, что исследование необходимо выдерживать в жанре политической культурологии и, на всем протяжении повествования, ни на абзац не отходить от доказательной математической основы. В горниле армяно-азербайджанского конфликта пересекается так много разных граней (исторических, географических, идеологических, политических, дипломатических, философских, этнических, демографических, религиозных, экономических и т. д.), что только комплексный междисциплинарный культурологический подход способен приблизить к единственно верному ответу.

Под "единственно верным ответом" следует понимать не спектр беллетристических энтимем, а конкретную математическую величину, отвергающую многообразие поверхностных и произвольных интерпретаций, лишенных принципа достаточного основания и вызванных случайными факторами и обстоятельствами (как, например, национальное, интеллектуальное, нравственное, мировоззренческое, психологическое и даже психическое состояние того или иного толкователя, его социальное положение, степень предубежденности, пристрастности, тенденциозности, ангажированности и т. д.). Иными словами, каждый раз необходимо доказывать, а не постулировать или аксиоматизировать.

Математическая истина лишена таких понятий, как национальная принадлежность, степень пристрастности, показатель предвзятости, коэффициент заинтересованности. Ей незнакомы толерантность, снисходительность, политкорректность, отзывчивость, деликатность, терпимость, учтивость, чуткость, страстность, кротость, смиренность, она также не ведает желания угодить всем. Это неодушевленная, безликая, жесткая и черствая категория, которая, однако, и является единственной правдой. Отсюда, жесткость и однозначность любого честного повествования".

Во втором томе ("Государство") будет рассказано о принципах становления и развития в прошлом столетии азербайджанской государственности. Издание второго тома также планируется на этот год.

Все исследовательские и издательские работы финансируется фондом "Развитие", разрабатывающим целевые национальные проекты. Учрежденный семьей наших соотечественников Москве этот фонд не особенно анонсирует свою благотворительную деятельность, однако только за последние годы он реализовал несколько достаточно крупных программ, в числе которых оказание материальной помощи кесабским соотечественникам в Сирии, создание в Арцахе ансамбля народного танца и поддержка хореографических курсов в разных районах НКР, финансирование капитального ремонта школ и детских садов в РА, спонсорство над фольклорными фестивалями.

Фонд "Развитие" продолжает поддерживать Армянский театр в Москве и выделять средства на образование одаренных детей из разных областей Армении (РА и НКР). В числе его программ также издание книг по региональной политике и истории. В ближайшее время планируется выход в свет еще одного исследования Ариса Казиняна об армянском национальном характере.

Мы встретились с Арисом и попросили рассказать о новой книге.

- Сейчас при поддержке фонда "Развитие" ты завершаешь работу над книгой об армянском национальном характере. В чем актуальность этого исследования?

- Одной из главных примет армянской нации является ее очевидная древность. Именно очевидная, а не мнимая и воображаемая. Согласимся, в конце концов, что отнюдь не все из современных этносов делегировали своих представителей в тот же Вавилон, причем вовсе не на раскопки, а на торговлю и даже воцарение.

Но древность не родилась древностью, как Рим не родился Вечным, как Москва не сразу строилась. И чтобы не переставать жить – необходимо не только вдыхать кислород и выдыхать азот с углекислым газом, но и прилагать какие-то дополнительные усилия. Древность нужно постоянно обновлять, иного способа трепетного отношения к ней просто не существует. В противном случае, она превращается в анахронизм.

Я отталкиваюсь от понимания того, что древность – это категория в большей степени временная, нежели чванливая. Она не несет в себе сколь-нибудь универсальной нравственной нагрузки, никоим образом не гарантирует бессмертие, и не должна становиться предметом пустой кичливости и порожних бравад, столь часто наблюдаемых в среде карикатурных патриотов, впрочем, не только в одной Армении.

Намного продуктивнее руководствоваться тем осознанием, что древность не рождается на пустом месте, как застольная дребедень на патриотические темы. У ее истоков не седой виночерпий, а совсем еще желторотая общность, только-только начинающая клевать первые зерна собственного младенчества, и не знающая как правильно выдергивать и выщипывать мясо. Древность – это не эффектность широкого размаха крыльев, а эффективность сохранения первоначального гнездовья. И важно постараться понять секрет этой неподрезанности крыльев.

- Действительно, на каком-то этапе исторического развития многие выдающиеся народы древности – шумеры, аккадцы, эламиты, вавилоняне, хетты, хурриты, финикийцы, лидийцы и т.д., утратили способность адаптироваться к новым жизненным обстоятельствам и растворились в среде иных сообществ.

- Это был не скоротечный процесс, а постепенный и продолжительный. Ни один народ, ни одна сложившаяся этноязыковая общность не угасали вследствие мгновенных природных катаклизмов или военно-политических потрясений, даже при реализации адресных программ по ликвидации уже в более позднее время.

Древнейшие этнические союзы уступили свое историческое место (время и пространство) в результате медленного, но необратимого процесса тотального уподобления соседним народам, сопровождавшегося параллельным размыванием и истощением базового спектра собственных отличительных признаков и особенностей – языковых, идеологических, религиозных, ментальных, поведенческих, политических, хозяйственных.

Они подверглись ассимиляции, причем вовсе необязательно целенаправленной и насильственной. Вопрос этот тесно переплетается с проблемой утраты народом его новаторского духа и былой способности к творческому воспроизводству.

В своем конечном итоге, ассимиляция оказалась в большей степени "актом добровольной сдачи полномочий", констатировавшим эволюцию усталости отдельных народов (некоторые из них – хетты, хурриты, лувийцы и др. – вошли в состав армянского этноса и стали его компонентом).

Сегодня мы не можем строить корректные предположения о том, какие именно ценности и при каком стечении обстоятельств могли бы предстать факторами консолидации для разъединенных и разорванных групп, вдохнуть в них прохладу свежей мотивации, тем самым – спасти их и вернуть к жизни.

Мы не располагаем также достаточными данными, чтобы строить корректные предположения о реальном уровне идейной и идеологической сплоченности канувших в небытие древних обществ: сложно сказать, насколько те же шумеры или хурриты являлись этнически цельными и законченными образованиями, в какой степени рядовые представители отдельного народа ощущали себя соотечественниками. Названия многих обществ были собирательными и часто указывали на географическую или государственную принадлежность. То есть, они не всегда являлись этнонимами в буквальном смысле слова.

Однако неоспоримо и наличие совершенно конкретных составляющих идеологической консолидации, в том числе столь имманентных как единство языка, письма, календаря, пантеона, ритуалов, а также хозяйственных и административно-политических традиций. И хотя доподлинно неизвестно в какой именно степени перечисленным факторам удалось в своей совокупности сформировать цельную идентичность, но это действительно были выдающиеся общества новаторов.

Вопрос как раз том, что на определенном отрезке своего жизненного пути выдающиеся новаторы устали: они проявили недопустимое легкомыслие и ветреность в отношении новых времен, оказались недостаточно последовательными, что и привело, в конечном итоге, к утрате желания и способности находить свежие формы консолидации. Вынужденные расписаться в собственном банкротстве, они стали агонизировать, растеряли все экологические ниши и растворились в более гибких и активных этноязыковых средах. В том числе и в армянской среде.

Армяне одними из первых в мировой истории прониклись пониманием цельности своей этнокультурной общности, с устойчивой и безоговорочной самоидентификацией во времени и в пространстве, с ясным и однозначным осознанием внутреннего нерасторжимого единства и четким позиционированием этого единства в конкретной системе базовых ценностей, выработанных собственной историей.

- В чем особенность формулы этнокультурного иммунитета армян?

- Она в отсутствии синдрома исторической усталости, иными словами – в опережающих темпах именно творческого воспроизводства и обновления. Демографические показатели нации развивались в диаметрально противоположном русле: в среднем через каждое столетие второго тысячелетия они возвращались к исходным величинам. Армянское демографическое воспроизведение – есть "сизифово воспроизводство": в разрезе последних десяти веков рост численности армян составил величину близкую к нулю.

В этой статистике – очевидное торжество способов армянской ликвидации. Несомненный триумф модернизма, вынужденного по законам своего развития, удалить этот "атавизм" с регионального тела, очистить поле грядущей хронологии от столь явного "анахронизма" и, в конечном итоге, предложить новым временам свои новые пространства.

Однако упрямый армянский характер продемонстрировал поистине антиномическую способность предложить свои альтернативные варианты обновления. Он выявил способность "не уважать законы истории" – не уступать место последующим этнополитическим популяциям и не становиться красивой музейной экспозицией. Посредством постоянного воспроизводства тех или иных черт своего национального характера, армяне оказались в состоянии каждый раз корректировать и подтягивать жизненный тонус, побеждать и преодолевать утомленность древней нации.

В условиях отсутствия государственности и в атмосфере непрекращающихся попыток чередующихся метрополий по выдавливанию из национального сознания чувства национальной самости, армянский характер сделал крен в сторону творческого воспроизводства. Стал умножать не столько даже численность народа, сколько численность нации.

Нация, даже при всем несовершенстве определяющих ее формулировок, это не среднестатистическое аморфное сырье, а вполне портретный кристаллизованный продукт. Функция между народом и нацией напоминает в некоторой степени соотношение между углеродом и алмазом: не каждый углерод – алмаз, но каждый алмаз – углерод. Это как раз тот случай, когда количество имен ограняет качество национального самосознания.

В противовес понесенным потерям армянская нация каждый раз рождала, взращивала, вскармливала, вспаивала, выхаживала, пестовала, просвещала, наставляла и провожала в мир новые популяции ученых, философов, воинов, поэтов, художников, зодчих, которые в условиях жесточайших притеснений и поборов собирали армян по крупицам и складывали из них очередное ядро национального самопозиционирования.

Именно потому она и стала производить чуть побольше имен и поменьше фамилий, чем сбалансировала соотношение между ведущими и ведомыми. Гомеостаз армянской идентичности привел эту корреляционную зависимость в состояние стойкого равновесия – адекватного, как показало время, масштабам текущих и перспективных угроз. В этой пропорции – очевидное фиаско способов армянской ликвидации.

Предложенная армянским характером альтернатива не страдала хроническим недугом утомленных древних наций – элегией противопоставления блеска своей ретроспективы унылому сегодняшнему дню и еще более тусклым перспективам. Как бы часто он не оглядывался назад, тем не менее, никогда не засиживался в гостях у прошлого, не застревал на нем и не заклинивался. Статике высиживания золотых яиц на мемориальных сопках предпочел динамику отделения зерен реального предстоящего от плевелов легендарного минувшего.

Он смотрел не во вчерашний день, а в завтрашний: безо всякого спросу и приглашения стучался кулаком собственных претензий в негостеприимные двери грядущего, пролезал через окно, спускался по дымовой трубе. Он отталкивался от прошлого, как от тыла, и поэтому стоял к нему чаще всего затылком и спинным мозгом.

В эпоху раннего Средневековья, когда большинство некогда выдающихся его современников уже кануло в небытие, уступив свое место новым поспевающим народам, он преобразился – принял христианство и создал алфавит на завтрашний день, развернул беспрецедентную переводческую деятельность и стал писать собственную историографию.

И позднее, армянский характер неустанно обновлялся и цеплялся за жизнь как новатор за идею – придумывал новые принципы в архитектуре и новые краски в миниатюре, развивал поэзию и собственную нотопись, закладывал университеты в период отсутствия политической независимости. Он вдыхал углекислое прошлое, чтобы выдохнуть кислород на будущее – в этом суть фотосинтеза армянского характера, в этом формула его поразительного иммунитета. Армянский характер оккупировал время.

- В силу разных исторических обстоятельств армянская нация неоднократно лишалась государственности, однако никогда не теряла стремления и изобретательности по части обнаружения свежих способов, ориентированных именно на ее возрождение.

- Одним из отличительных признаков армянского национального характера, действительно, является его тяготение к независимости в исторических границах своего становления. Подобное утверждение в отношении нации, которая в общей сложности около полутора тысяч лет пребывала в политической неволе, может показаться смелым и недостаточно аргументированным.

Но именно тысячелетняя традиция отстаивания собственного стремления к раздолью и ковала жизнестойкость самого стремления, именно во чреве столь продолжительной борьбы и вынашивались эпитеты армянской воли – "несгибаемая", "непоколебимая", "непреклонная", "несокрушимая", "неистребимая". В конце концов, каждое прилагательное должно пройти испытание временем.

Достаточно отметить, что из числа народов, утративших к середине I тысячелетия до н. э. государственную независимость (ассирийцы, мидяне, персы, лидийцы, евреи и др.), армяне оказались единственными, кто восстановил ее еще до нашей эры.

Ассирийцы – творцы одной из величайших цивилизаций в истории так и не сумели оправиться после первой же потери независимости в конце VII в. до н.э. Им не суждено было возродить государственность даже на малой части исторической родины. Армяне же неоднократно восстанавливали суверенитет на отдельных землях собственной страны.

Если внимательно присмотреться к некоторым деталям, то именно в неугасаемом стремлении армян возрождать каждый раз независимость и можно найти корни большинства бед, которые вот уже на протяжении полутора тысяч лет обливают армянскую нацию с головы до пят как из рога изобилия. Это, конечно, никоим образом не освобождает изуверов от ярма на шее и поклажи не спине, но все-таки нужно признать, что и армяне тоже не проявили должной учтивости и любезности в отношении новых времен, не пожелали распрощаться со своими амбициями и уступить площадку другим.

И другие преследовали, как умели – наступали на ахиллово сухожилие армянских пяток сообразно своим нравам и обычаям. В промежутке последних пятнадцати веков, а это период, в течение которого самоопределились и выросли почти все современные нации, в отношении армян были испробованы практически все средства ликвидации: от выгодных предложений по деликатному выкорчевыванию из мозгов чувства национальной идентичности, до адресных программ прямого физического устранения. Тщетно!

Но краснокнижная древность – материя одновременно и самая твердая и самая хрупкая. Ее можно огранить в бриллиант, а можно и испоганить вовсе – рассыпав на точило и стеклорез. К ней важно подтягиваться сокровенно – с трепетом ювелира и исповедальностью пилигрима-грешника. По крайней мере – без громких слов и громких слав: это не труба и фанфары, не затрапезный кубок, исполненный квасным патриотизмом и мыльным бахвальством случайного чернокнижного тамады.

Куда полезнее – постараться понять: из каких именно позвонков национального характера складывался и собирался хребет армянского иммунитета, какие именно спасительные макрофаги не позволили ему истощиться в этнополитическом мутагенезе истории – этой всепожирающей циркуляции сметаемых народов и подметаемых событий? И в конечном итоге, постараться ответить на главный вопрос – каких механизмов выживания и творческого воспроизводства недостает сегодня, и чем это чревато?

- То есть исследование имеет отношение к вопросам национальной идеологии…

- Идеологическая тематика выделяется высокой степенью подстрекательной и провокационной способности, соответственно требует, по крайней мере, должна требовать, от каждого задиры не только конкретных знаний вкупе с честностью перед собой, но и крайней ответственности, осторожности и осмотрительности. Ибо посягатель всегда может захлебнуться в пене квасного патриотизма, заблудиться в дебрях однозначности суждений и спонтанных прорицаний, сгинуть – интеллектуально и морально – в трясине невежественной одержимости и проникновенности.

Но главная угроза – не в наличии репутационных рисков для отдельного дерзновенного забияки. В большинстве случаев он даже не осознает уморительный характер озвучиваемых мыслей, соответственно, и рисков особых для себя не усматривает. Острастка в другом: при определенном стечении обстоятельств (исторических, политических, экономических, социальных, интеллектуальных, нравственных и т. д.) случается так, что под резиновую кровлю "национальной идеологии" загоняется самая разная белиберда, и в таком случае умопомрачение становится уже массовым. Поэтому я остерегся бы называть свою работу столь пафосно.

Тем не менее, на один нюанс обратить внимание все-таки хочу. Всегда нужно учитывать, что национальная идея и национальная идеология – понятия разные. Этимологическое родство терминов обусловило весьма интенсивное размывание красок, что вкупе с некоторыми другим факторами привело к общей размазанности восприятия каждой из этих величин. Но даже если многие ораторы все еще продолжают использовать оба словосочетания в качестве взаимозаменяемых, расстояние между ними от этого никак не сокращается.

В рамках отдельно рассматриваемого исторического процесса национальная идея выступает математической константой – постоянной величиной, значение которой не меняется на всем протяжении процесса. Национальная идея – это цель.

Национальная идеология – переменная величина, меняющая свое значение в зависимости от контекста. Она выступает как средство к достижению цели, и поэтому на отдельных отрезках того же исторического процесса может принимать множество разных значений и смыслов.

Она может выступать пассивно, как совокупность творческих решений (художественных, публицистических, историографических, изобразительных и т.д.), призванных, прямо или опосредованно, поддерживать национальное самосознание. В случае более акцентированных обращений к отдельным вопросам национальной жизни сами авторы (писатели, литературные критики, историки и др.) представляются и в роли идеологов.

В менее широком аспекте, национальная идеология может фигурировать и заголовок конкретного сочинения призванного диагностировать текущий день национальной истории, определять грани допустимого и крайние пределы дозволенных экспериментов, обозначать категорические противопоказания, предлагать свой рецепт на будущее. Все это в конечном итоге весьма неоднозначно, и далеко не во всех случаях сами выводы формулируются с математической обоснованностью и неуязвимостью.

Национальная идеология может выступать и в контексте единого процесса комплексной выработки и реализации параллельных и сообщающихся программ развития – экономических, военных, научных, культурных, социальных, образовательных, спортивных и т.д. При этом сами программы рассчитываются на сравнительно короткую перспективу и ориентируются на выполнение задач "одного поколения". Необходимо просто грамотно вычислить эту главную задачу, с учетом всех нюансов и вызовов.

Национальная идеология не имеет отношения к классическим идеологиям – политическим, экономическим, классовым, религиозным, социальным. Если последние (либеральная, консервативная, коммунистическая, интернациональная, космополитическая, расистская, националистическая, пацифистская и т.д.) характеризуются определенным универсализмом, и угадываются на разных широтах более или менее разборчиво, то национальная идеология – это все-таки не конкретная система политэкономических или морально-нравственных взглядов. В соответствии с запросами того или иного временного отрезка она может сочетать в себе элементы разных идеологий.

С IV-V вв. армянской национальной идеей четко становится ориентир на постоянное придумывание все новых способов по предотвращению окончательной ассимиляции в чужеродных этноязыковых средах и политического объединения страны. И по сей день, эта идея остается абсолютным приоритетом. Следовательно, важно попытаться понять на какой дистанции от нее располагается современная государственная идеология, и насколько она соответствует ей. Вот об этом и рассказывает книга.