ВСТРЕЧИ В ЖАРКИЕ ЛЕТНИЕ ДНИ

Город наш с его садами и скверами облюбовали многие птицы, наши постоянные или сезонные спутники. Я насчитал более восьмидесяти наименований пернатых "ереванцев". Среди них встречаются и диковинные для миллионного, загазованного и все-таки небогатого зеленью города.

...ЛЕТО. ДОЛГОЖДАННЫЙ ВЕЧЕР ТОЛЬКО ПРИСТУПАЕТ К СПАСЕНИЮ сомлевших от жары обитателей Вернисажа у Дома кино. И вдруг оживление. С чего бы это? Под кленами на поляне объявился... удод и принялся преспокойно разгуливать у декоративной пальмы.

Появился он на Вернисаже наверняка не за покупками, а за добычей - детей надо кормить. Где-то поблизости, под крышей дома, семья "подыскала" себе "престижную" квартиру в малом центре. Хозяйка присматривает за птенцами, ждет, а отец семейства пошел на охоту.

Удоды хлеб не любят, у них в "меню" различные насекомые, гусеницы. Поедая вредителей, они помогают деревьям, а деревья дают тень торговцам Вернисажа. Выходит, удоду и другим пернатым "санитарам" полагается какая-то доля от торговли. Но "санитары" об этом не знают. Им только одно нужно: чтобы люди не беспокоили, не травили.

Продавцы картин и различных художественных поделок, оторвавшись от дела, разглядывают это живое замечательное произведение природы. Может быть, потом удод "перелетит" в чье-то воображение на полотно и застынет там, воплощая этот жаркий июльский день.

...В моем далеком детстве их было много на улице Алавердяна, где теснились одноэтажные домишки с садиками. Дома эти снесли, построили новые. А удод, выходит, места эти не забыл и через множество птичьих поколений прилетел из детства, напомнил о тех днях и улетел кормить своих детей.

 Угрюмый

В конце августа ранним утром я отправился в Дзорахбюр на участок, принадлежащий моему другу, педагогу Азату Азизяну. Он расположен достаточно далеко от домов. Людей тут не встретишь. За воротами - уголок почти дикой природы. Я пришел не только полюбоваться прелестью августовского утра, но и сделать несколько снимков. Азат сказал, что сюда залетают иволги, - очаровательные верткие птицы с золотистым оперением, облюбовавшие лесок близ участка.

ТОЛЬКО Я ПРИБЛИЗИЛСЯ К ВОРОТАМ, КАК ЧЕРНЫЙ ЩЕНОК, ПОВИЗГИВАЯ, объявился передо мной, а потом, попятившись, рванул подальше. Наверняка этот собачий сын не один, подумал я, а с родителями. Вспомнил, что Азат не советовал углубляться в лесок, куда, по слухам, захаживали и волки. Он говорил, что собак тут нет, только одна - на цепи у соседа. А этот щенок вдруг взялся откуда-то.

Я присел на скамейку за воротами под ивой и приготовил "фоторужье" для иволг. Собака соседа пару раз подала голос, любознательный щенок скрылся, а иволги все никак не спешили в объектив. Шли минуты, утренняя прохлада почти не отступала, и тут слева опять раздался визг - только погромче. Я оглянулся и увидел вместо одного четырех щенят вместе с громадным волкодавом. Вся компания постепенно приближалась к скамейке.

Волкодав с угрюмым и тоскливым выражением "лица" не лаял, не угрожал, не нападал. Он, не спуская глаз, приближался ко мне, пытаясь раскусить, что это за утренний "фрукт" пожаловал на их территорию. Его реакция напрямую зависела от моего поведения.

Признаться, при всем опыте общения с животными мне стало не по себе. Волкодав принадлежал к мужскому полу, щенки не были на него похожи, остроухие, скорее от европейской овчарки: любовь не знает пород и границ. А матери семейства почему-то не было. Оно и к лучшему - мать вполне могла без особой причины напасть на пришельца, приблизившегося к детенышам. Я всем своим обликом демонстрировал антиагрессию. Спокойно разглядывал семью, улыбался, излучая положительные биотоки, и подумывал, как мне объяснить четвероногим, что являюсь некоторым образом их родственником, - родился в год Собаки. Щенки подошли поближе, а Угрюмый все сверлил меня суровым взглядом с ног до головы.

Осторожно, избегая резких движений, я приподнял с земли рюкзак, открыл, достал оттуда лаваш, отщипнул кусок и послал в сторону волкодава. Тот поймал лаваш на лету, нисколько не подумав о голодных детях. Напряжение в наших отношениях несколько разрядилось. Я продолжал рвать лаваш, швырять кусочки Угрюмому, а пес хватал все сам: все же материнский инстинкт - особая статья. Щенки обиженно повизгивали, я стал кидать лаваш чаще и в разные стороны, чтобы и детям досталось. За первым лавашом последовал второй, потом пара сваренных вкрутую яиц. Угрюмый терпеливо ждал, пока я их очищу, и проглотил, не разжевывая. Трапеза завершилась плавленым сыром. Угрюмый, конечно, в одиночку вылизал коробочку. После чего взглянул на меня с некоторой долей угрюмой симпатии. А я, потирая ладони, извиняющимся тоном мажордома объявил: "Все! Больше нет... Кончилось". Мне показалось, что "хозяин" понимающе кивнул, мол, прощаю, с кем не бывает.

Я ВСТАЛ УЖЕ В ПОЛНОМ СПОКОЙСТВИИ. УГРЮМЫЙ ВОВСЕ НЕ СПЕШИЛ дружелюбно вилять в знак благодарности, как это часто делают беспризорные собаки. Он только последовал за мной на расстоянии, торжественно провожая со своей территории, а щенки замыкали почетный эскорт.

Я пошел в село, купил в магазине еды и вернулся к своим не прилетевшим пока иволгам в надежде еще раз встретиться с многодетным отцом. Но собак не было. Только соседский пес опять издали пару раз лаем продемонстрировал свою бдительность сторожа. И умолк. Я еще четыре часа ждал птиц, но они не прилетели. И Угрюмый со своими "детсадовцами" не появился.

Пришлось мне разорвать на кусочки пару листов лаваша и разложить на столике у скамейки. Может, еще вернутся. А если нет, то птицы наверняка все склюют и скажут спасибо своим старшим братьям, среди которых встречаются не только те, кто стреляет, но и те, кто считает, что всем живым тварям надо жить в мире и согласии.

Сурен АЙРАПЕТЯН