ГОРИТ ЕГО ЗВЕЗДА

В сентябре этого года художнику Варосу Шахмурадяну исполнилось бы 75 лет, но его уже очень давно нет с нами. Нелепый случай унес замечательного живописца из жизни в возрасте всего 37 лет. Срок для художника слишком короткий, но оставленное им богатое и оригинальное наследие позволяет причислить творчество Шахмурадяна к лучшим достижениям армянского изобразительного искусства. Чем дальше отходит день смерти Вароса, тем очевиднее становится, какой талант погас. "Казалось, нет конца его творческому полету, нет преград и трудностей, препятствующих художнику: одно за другим Варос демонстрировал новые достижения, обеспечивая себе заслуженное место среди шестидесятников, которое, мы считаем, принадлежит только ему. Лишь теперь становится ясным, куда и почему он спешил. Провидение уготовило ему короткий жизненный промежуток времени - трагический и в то же время светлый благодаря его заслугам", - писал искусствовед Генрих Игитян.

 В ЕГО МАСТЕРСКОЙ ВСЕ СОХРАНИЛОСЬ ПО-ПРЕЖНЕМУ, только ремонт сделан братьями десяток с лишним лет назад. Кажется, вот-вот откроется дверь и он войдет с грустной улыбкой, подойдет к мольберту и возьмется за кисть. Дом и мастерская, жизнь и творчество были для Вароса единым миром, единственным местом на земле, где все было, как он хотел, где плодотворно одиночество и радостно гостеприимство. В облике и пропорциях мастерской есть действительно что-то таинственное: то ли высокие, чуть ли не до потолка часы и уникальный шкаф с ящиками как бы вытягивают пространство вверх, меняя реальное соотношение предметов, то ли стены, сплошь завешенные его картинами, излучают некое загадочное мерцание, а мебель, старинная и необычная, придает интерьеру некую странность. Варос любил комиссионные магазины, выискивая в них не вполне понятные по назначению предметы, которые потом обретали в его мастерской новый облик и смысл. Он был далек от страстей коллекционеров - просто желал жить в своем мире.

Именно в мастерской начинаешь чувствовать душу художника. Образ и атмосферу здесь искусно хранили мать Вароса Нвард Ашотовна и брат Левон. И хотя многие работы нашли свое место в различных галереях - в Третьяковке, Национальной картинной галерее Армении, в Музее современного искусства, в фондах Министерства культуры РА, в частных собраниях, - в мастерской находятся те, что были особенно дороги самому художнику: малоизвестные, разные по жанру - живопись, акварель, изумительная графика, скульптурные композиции, зарисовки - все, чем он занимался на протяжении своей короткой, но яркой жизни. Именно и поэтому по прошествии нескольких десятилетий после смерти он остался живым в искусстве, в воспоминаниях друзей, в атмосфере своей мастерской, о которой надо бы позаботиться всем, кто любит Вароса, - она должна стать его музеем.

За свою недолгую жизнь Шахмурадян и в самом деле успел сделать немало. Сегодня уже невозможно представить живопись Армении без его имени, его полотен "Соната. Весна. Осень", "В мастерской", "Окно", "Зангезур", "Мои предки", "Автопортрет", "В студии", "Рыбы и красные вишни", "Натюрморт с бутылками", "Актриса", "Альбатрос"... Эти и другие его работы, хранящиеся в разных музеях и частных собраниях, убеждают: каждый день жизни был прожит талантливо. Среди его работ вновь оживает облик художника во всей своей удивительной притягательности. За каждой картиной не только труд, поиски, вдохновение. За ними - требовательность, предъявляемая к себе, к каждому своему дню. За каждой из них - жизнь Вароса Шахмурадяна.

 ЗАГАДКУ ЭТОГО ХУДОЖНИКА СРАЗУ НЕ РАЗГАДАЕШЬ. Она, по-видимому, в тех свойствах таланта, что, вспыхивая в процессе творчества, преображает все. Зная его, общаясь с ним в мастерской, на выставках, просто на улице, я поражалась чистоте, свежести его восприятия жизни. Глубоко романтичный, влюбленный в легенды, он был оторван от земли, быта. Это свойство среди ряда других сообщало его творчеству неповторимую привлекательность.

А быть необычным в то время, когда начинал Варос, было непросто. Это были 60-е, вернее, конец 60-х - начало 70-х годов. Армянская живопись переживала подлинный ренессанс, чуть ли не каждая выставка становилась событием. Казалось, вступаешь в неведомый мир - огромный, богатый, с такими высокими, недоступными вершинами, как Сарьян, Кочар, Минас... Конечно, как и многим сверстникам, ему освещал путь гений этих художников, которые были из разряда тех, кто придает, по выражению Мариэтты Шагинян, стиль эпохе. Было у него и множество талантливых сверстников - братья Элибекяны, М.Петросян, А.Шираз, Э.Закарян, Ан.Григорян и другие. Почитая и тщательно изучая огромный опыт старших мастеров, они искали новые художественные откровения, новые формы и средства выражения. Казалось бы, Варос должен был затеряться в окружении ярких индивидуальностей. Но вот парадокс: его картины выделялись из ансамбля интенсивностью внутренней жизни, особым артистизмом, подкупали удивительной чистотой отношения к миру, шахмурадяновской откровенностью. Имелась она в избытке и в самом художнике: очевидно, его натура была устроена так, что никакой позе, лукавству, двоедушию не оставалось места. Художник яркой самобытности, Варос сам решал занимавшую его поколение задачу - выбор своего пути. Его произведения - свидетельства серьезного творческого труда.

Он родился в Шираке. Сколько поэтов, художников подарила нам скудная на урожаи, но щедрая на таланты ширакская земля. Может, от этой земли, от ее облика, где трагичность Армении явлена всего полнее, -драматизм, оригинальность, беспощадная правда творчества художников? Первые же шахмурадяновские работы на выставках представили армянскому зрителю вполне сложившегося мастера. Не случайно его  заметили и с неослабным вниманием следили за каждым новым произведением. А как тепло отзывался о нем маэстро Кочар, который пристально наблюдал жизнь своих друзей, - молодых художников! Он самоотверженно бросался на защиту их творений, поддерживал их поиски. В работах Вароса он отмечал полет фантазии, тонкий вкус, облеченный в крепкую форму. Всякий раз, когда вспоминаются слова маэстро о том, что признаком новаторства являются душевное настроение, одухотворенность художника, движимого определенной идеей, передо мной встает Шахмурадян - живое олицетворение этих взглядов.

Природное тяготение Вароса к поэтическим метафорам - стихия, в которой он жил и творил. Он конструировал свой сюжет из цветовых плоскостей, часто в контрастных отношениях, не заботясь о светотеневых градациях. Устойчивость же повторяющихся приемов сочеталась с живой непосредственностью импровизации, с убежденностью в абсолютной реальности изображаемого.

 КОМПОЗИЦИОННОЕ МАСТЕРСТВО ВАРОСА ПРОЯВИЛОСЬ во многих его работах. Более самобытна картина "Бабочка". Композиция ее на редкость удачна: сдержанная гармония тонов, изящество целого, поэзия и очарование летнего дня - все это передано с непосредственной выразительностью. А сама девичья фигура кажется легким видением, откровением. Все воспринимается сквозь призму синего, и оттенки этой синевы заставляют предметы светиться сдержанным светом, контрастирующим с прозрачно-розово-коричневатым цветовым сочетанием пространства, где явлена фигура девушки.

Символично воспринимается одна из последних работ художника - "Альбатрос". Она изображает прерванный полет птицы. Раненная, она стремительно падает вниз, прорезая пространство. Сдержанность решения, отсутствие какого бы то ни было надрыва, нагнетания чувств производят огромное впечатление, рождая ощущение высокой трагедии.

Что таит в себе этот образ-символ? Почему так жестоко и больно тревожит он душу? Может, потому, что поразительно трогательна в своей беззащитности, хрупкости эта юная жизнь? Какие силы приближают изображенное к реальности, да еще с таким трагическим исходом, когда смерть не завершение жизни, а обрыв?

Очевидно, не надо заниматься толкованием полотен Шахмурадяна. Его произведения не слепки с натуры, а метафоры: сам он говорил, что не изображает жизнь, а создает нечто параллельное ей. В толковании метафор могут быть варианты. Он предлагал свои...

Работы В.Шахмурадяна успешно экспонировались за рубежом - в Голландии, Франции, Венгрии, Германии, Бельгии. Он создал картины, которые заняли достойное место в армянском изобразительном искусстве и передают нам взволнованность их творца.

... Мне вспоминается Варос, быстро идущий по улице Горького в Москве. Замшевая коричневая куртка с поднятым воротником распахнута и наполнена ветром. Заметив меня, удивленно остановился. Плохо помню, о чем мы говорили. Это была не последняя встреча с ним: не раз видела его потом на выставках. Но таким он запомнился почему-то навсегда: до конца пытающимся пробиться сквозь тугую стену холодного московского ветра, пронизанного сыростью и пахнущего зимой.