КНИГА О ЛЮДЯХ, ПЕРЕЖИВШИХ ПРЕВРАЩЕНИЕ РАЯ В АД

15 мая 1995 года, фактически через год после Соглашения о прекращении огня, подписанного всеми сторонами азербайджано- карабахского конфликта, в Москве в издательстве  ACADEMIA была утверждена к печати книга Зория Балаяна "Между адом и раем". В том же году книга увидела свет многотысячным тиражом. На русском и армянском языках. И оба тиража разошлись, можно сказать, мгновенно. 

 СЕГОДНЯ КНИГА ЭТА СТАЛА БИБЛИОГРАФИЧЕСКОЙ РЕДКОСТЬЮ. Неудивительно - с того времени прошло двадцать лет. Но и по прошествии этих самых двадцати лет книга заслуживает того, чтобы еще раз вспомнить о том, как она создавалась, еще раз перелистать ее страницы, дабы еще раз вместе с автором оказавшись в эпицентре социального землетрясения под названием "Карабахское движение", осмыслить (а быть может, и переосмыслить) все те сложные процессы, которые происходили в то закрученное всякого рода политическими вывертами время - и далекое и близкое.

Конечно, охватить в одной газетной статье всю ткань книги, все затронутые в ней, так сказать, субстанции будет трудно. Практически невозможно. Политика там перемежается с политологией, современность - с историей, дипломатия - с войной, радость - с горем, подвиги - с предательством, благородство - с подлостью, жизнь - со смертью. И - уже обобщенно - ад с раем.

Впрочем, уже в самом начале книги Зорий Балаян пишет, что, приступая к ней, он "не считал себя ни политиком, ни политологом, ни дипломатом, ни врачом, ни генералом, ни солдатом". Скорее всего, летописцем того самого времени. Потому и "старался лишь успеть" записывать то, что видел, что пережил в годы лихолетья Арцахской войны. Размышляя об истоках Карабахского движения, Зорий в книге "Между адом и раем" задается вопросом: когда все-таки началось это движение? Он приводит эти самые истоки - один страшнее другого. "Может, оно началось в тот самый день, - пишет он, - когда азербайджанские вандалы с помощью бульдозера разрушили в селе Бананц Дашкесанского района памятник воинам-армянам, погибшим в Великой Отечественной войне?"

Или "в тот день, когда учитель(?!)-азербайджанец с сообщниками вбили в голову гвозди и выкололи глаза восьмилетнему армянскому мальчику"? Или тогда, "когда ударом топора по голове прямо в борозде вспаханного поля убили восьмидесятилетнего пахаря"? Может, "когда шестеро насильников надругались над шестнадцатилетней армянской девушкой, а тело жертвы бросили на Вечный огонь в мемориальном комплексе, возведенном в память о жертвах Геноцида армян и о погибших в Отечественной войне карабахцах"?

УВЫ! - ЗАКЛЮЧАЕТ АВТОР КНИГИ: У КАРАБАХСКОГО ДВИЖЕНИЯ МНОГО ИСТОКОВ. И самое отличительное во всех этих истоках то, что везде присутствует насилие. Кстати, не только физическое. Насилие осуществлялось и иным образом. Делалось все, чтобы вытравить из армянской автономной области все исконно армянское. И делалось это просто - посредством насаждения чуждой для армянской области культуры и социально-экономического ее обустройства. Вернее - необустройства. При этом любая инициатива - и культурная, и экономическая - со стороны Армении, как одной из "братских" республик, не только не принималась - рубилась на корню. История нахождения Карабаха в составе советского Азербайджана изобилует многочисленными фактами подобного рода.

И поэтому каждый такой факт - будь то уголовное преступление или экономическая либо демографическая дискриминация - по праву может являться той или иной гранью или точкой отсчета Карабахского движения. Однако Зорий Балаян склонен считать, что "Карабахское движение началось все-таки 25 октября (по старому стилю) 1917 года".

Случайно ли такое предпочтение? Вовсе нет. Приведенная дата хорошо известна: в этот день, как писали в советских учебниках истории, свершилась Великая Октябрьская революция. Более семидесяти лет на одной шестой части суши планеты Земля, в СССР, этот день, отмечаемый как праздник, олицетворял собой, кроме всего прочего, также "торжество ленинской национальной политики". Той самой, по которой Армении надо было пожертвовать и своими территориями, и своим народом. Той самой, которой еще накануне большевистской революции именно Лениным было положено начало последующих армянских бед. Ленин писал: "Мы обязаны вывести войска из Армении и оккупированных нами турецких земель... Если завтра Советы возьмут власть в свои руки, мы обязаны вывести войска из Армении". Советы взяли власть, и уже 31 декабря 1917 года им же и Сталиным был подписан документ по выводу войск из пределов турецкой (Западной) Армении.

"Именно вывод российских войск, - читаем мы в книге Зория Балаяна, - привел к уничтожению армян в исторической Армении. В следующем, 1918 году Советы без единого выстрела потеряли даже те земли, которые входили в состав российского государства. Армян же на своей земле не осталось вовсе. Это вот и есть - ленинская национальная политика".

Хорошо, но в таком случае с чего это люди на главной городской площади в Степанакерте, подняв руки кверху, в феврале 1988 года все как один скандировали: "Ленин, партия, Горбачев"? Наивность ли ими двигала, глупость ли? Вовсе нет. Самая обыкновенная вера - в Ленина, еще не рассекреченного; в партию, еще не распущенную на все четыре стороны; в Горбачева, все еще генсека с всесильными правами. Отчего и откуда возникала такая вера? Размышляя об этом, Зорий сошлется на авторитет "безмерно почитаемого" им Мишеля Монтеня: "Недостоверность наших чувств делает недостоверным все, что они порождают...".

Сегодня, оглядываясь на то время, нетрудно понять чувства этих людей, недостоверность чувств которых позволила им обмануться в своих надеждах. Им всего лишь хотелось воссоединения Карабаха с Арменией как воплощения исторической справедливости. Хотелось всегда - с того самого времени, когда Карабах по настоянию Сталина был в одночасье передан новоиспеченной "братской" Азербайджанской Советской Республике. Зорий пишет, что уже тогда, собственно, и началась скрытая борьба между "братьями", которая, повторяя исторические события вовсе не столь далекого прошлого, уже в начале 90-х переросла в борьбу настоящую - в кровопролитную войну.

НО ВНАЧАЛЕ "... БЫЛИ РОБКИЕ ПИСЬМА ДЕЯТЕЛЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ И КУЛЬТУРЫ, СТАТЬИ и книги публицистов, которые, выражая свое почтение высокому адресату, пытались на конкретных примерах раскрыть тему дискриминации армян в НКАО". Удалось? Нет, не удалось.

Может, причина была в том, что не надо было выражать "почтение высокому адресату"? Но существовала ли в тогдашней природе вещей иная альтернатива?

Понятно, что в Карабахском движении исторический опыт и авторитетность исторической науки обеспечивали люди - патриоты своей земли, которые прекрасно понимали, к чему в конечном счете приведет дискриминация армянской автономии со стороны бакинских властей. Это были люди самых разных профессий - историки, журналисты, производственники, чиновники. В условиях жесткой слежки КГБ, когда можно было запросто лишиться не только партбилета или работы, но и самой свободы за "националистическую пропаганду", они тем не менее собирали подписи карабахцев, отправляли их в Москву, требовали присоединения отторгнутого от матери-Родины Арцаха к Армянской ССР. Это были в своем роде первые референдумы, ставшие впоследствии вполне обычным явлением в общественной жизни постсоветского периода.

Однако за подобные референдумы, невзирая на "почтение к высоким адресатам", приходилось расплачиваться... Часто - выдворением за пределы Нагорного Карабаха. И дискриминация продолжалась.

Андрей Михайлович Турков, видный русский критик и литературовед, автор многих монографий о творчестве классиков русской литературы в своем обстоятельном эссе о книге Зория Балаяна дает развернутое определение этой дискриминации: "процесс дальнейшего волевого, насильственного изменения демографического состава населения области", который "сопровождался все более агрессивными действиями в отношении "аборигенов".

В ход шло все мыслимое и немыслимое: разрушение церквей, храмов, исторических памятников, хачкаров - под видом атеистической борьбы с якобы чуждыми советскому мышлению явлениями, называемыми пресловутыми пережитками прошлого; а также дискриминация, ущемление и ограничение прав армян, создание для них искусственных преград для служебной карьеры, творческого роста. Национальный вопрос стал предметом неприкрытых спекуляций, а армянонаселенные пункты постепенно превращались в азербайджанонаселенные. Нахиджеван был тому наглядным примером, и участь его - еще немного - должен был разделить и Карабах.

ЗОРИЙ ГОТОВИЛСЯ К КАРАБАХСКОМУ ДВИЖЕНИЮ ДАВНО И ОСНОВАТЕЛЬНО. Писал для себя в блокнот, интересуясь известными истории процессами национально-освободительной борьбы, анализируя их в свете современных реалий, сравнивая прошлое и настоящее. В частности, прошлое и настоящее самого Карабахского движения. В книге дается и такой срез Карабахского движения, выявленный войной: если в тридцатые годы, да и позже, "Арцах должен был оставаться Арцахом" благодаря письмам, статьям и книгам деятелей культуры, которые жили и боролись, опираясь на здравый смысл, то теперь, когда Азербайджан переступил красную черту, здравый смысл, который в определенном плане исходил из морали своеобразного армянского толстовства, был бы равносилен предательству. В размышлениях о современном этапе Карабахского движения во фронтовом блокноте Балаяна появится и такая запись: "То, что произошло на земле Арцаха, было исторической необходимостью". И именно карабахцам было уготовано судьбой осознать на практике гегелевский императив: "Истинное мужество просвещенных народов состоит в готовности к самопожертвованию во имя родины".

Книгу "Между адом и раем" Зорий Балаян посвятил светлой памяти погибших за свободу Арцаха. Помимо нравственной нормы посвящение несет в себе и литературный образ. Как отдельный оттиск в мозаике письма, Зорий приводит различные высказывания армянских поэтов древности о, так сказать, соотношении рая и ада. Как правило, взаимоисключающем. И в самом деле: если задуматься, рай - это отсутствие ада, пишет Балаян. Из чего логически следует неизменное: "чтобы возродить рай, надо уничтожить ад". Армянские поэты восклицали, обращаясь к Богу: "За что караешь ты меня, рай превращая в ад". И утверждали: без смерти рай не спасти. Поэтическую строку, сложенную еще в V веке: "Смертью своей он ад полонил", - Зорий называет бессмертной.

Бессмертные строки, бессмертные поэты. Бессмертные уже тем, что сквозь века доносят до нас вещие свои мысли. В книге Зорий приводит слова Нерсеса Шнорали, который "как свет далекой звезды... пройдя через восемь столетий" словно напутствует карабахцев, идущих в бой: "Брат! Мужество свое удвой..."

Мужество, кстати говоря, не только ратное. Рассуждая об оппозиции, от отсутствия которой в обществе "вырастает фашизм, сталинизм, тоталитаризм", Зорий тем не менее предлагает с величайшей осторожностью относиться к "санитарам социального организма", особенно в пору лихолетья. Здесь ставка больше чем жизнь: на кону не что иное, как безопасность народа. И ставкой может служить армия, которая "плоть от плоти народа". Речь о единении, единстве, взаимосвязи, когда "все оттенки должны собраться в одной палитре". А палитра - это и есть армия, народ, дух, душа, историческая память, зов предков, беспокойство за судьбу потомков. Семь начал одного целого. Семь цветов радуги. Именно семь, потому что иначе радуги быть не может.

"Не дай бог радугу Арцаха позволить растащить по цветам". Беспокойство Зория вовсе не метафизичное. Он прекрасно понимает, что "мир, как и рассвет, обязательно наступит". Идет война, но мир не за горами. Армяне умеют воевать, умеют защищать свою землю и... умеют ждать мира с оружием в руках. Но - черт побери! - почему же так неспокойно у него на душе? Слишком хорошо он знает историю армянского народа, так же хорошо и людей в этой истории. Знает, чем кончается наступление мира, когда к нему не готовятся заранее. Оказывается, не только к войне, но и к миру следует готовиться загодя. Готовиться очень серьезно. Именно история и подтверждает это, повествуя об уже мирной жизни "некоторых царей, князей, меликов наших". Одни выходили воевать против других. А вместе с ними и целые деревни, города. Словом, люди. Словом, все. Все против всех. "Бэллум омниум контра омнэс" - война всех против всех, самая опасная из всех войн. Одна из причин ее - эйфория победы, которая "как допинг может разрушить нестойкую психику". И тогда вчерашние герои "вдруг превращаются в самодовольных царьков, убежденных в собственнной непогрешимости и гениальности". При этом как-то "забывается обильно пролитая кровь сынов родины... и долготерпение народа, и истинная сила национального духа". И обрываются нити, "из которых ткут полотна победы".

 ВСПОМИНАЯ "ВЕЛИКОГО ЕГИШЕ", ЗОРИЙ ПИШЕТ, ЧТО АРМЯНСКИЙ ИСТОРИК-ЛЕТОПИСЕЦ, живший пятнадцать веков назад, "не только воспевал единодушие и единение, но и предупреждал нас, что как бы ни были крепки крепостные стены родины, с какой доблестью ни воевали бы ее сыны, не миновать беды, если в крепость проник раскол и если появились, не дай бог, себялюбивые люди".

То, что было написано двадцать лет назад (уж не говоря о пятнадцати веках), словно бы предугадало то, что и в самом деле выпало армянскому обществу после победы в Арцахской войне, которая, между прочим, не завершена и в определенном смысле напоминает Аварайр. Просто победа - она и есть победа, как ни крути-верти, как ни называй ее. Поэтому не будем здесь и сейчас говорить о том, что конкретно случилось после победы. В книге "Между адом и раем" об этом нет ничего. Современную трактовку тогдашнего своего беспокойства Зорий Балаян изложил в другой книге - сборнике публицистических очерков "Бездна". Он вышел в свет в издательстве "Амарас" в 2004 году, однако и по сей день звучит для армянского читателя весьма и весьма актуально.

Ничего в этом плане не меняется? Оставим этот вопрос потомкам и вернемся к летописи карабахского периода Зория Балаяна. В книге он признается, что карабахский период принес ему второе дыхание: в эти годы он успел написать куда больше, чем за всю свою прежнюю жизнь. Четкая и жесткая публицистика. Очерки, статьи, репортажи и информации с фронта боевых действий. Тексты выступлений на съездах и в парламентах разных стран. Открытые письма конкретным лицам, облеченным властью и реальной возможностью воздействовать на политические события и развития ситуаций. Встречи с такими людьми. Диалоги с ними. Желание прочувствовать их мировоззрение. Попытки как-то суметь донести до них суть борьбы Арцаха за независимость, раскрыть им глаза и раскрепостить душу, запертую стандартами равнодушия.

А Карабах уже "был зажат в тиски поляничек, сафоновых, азербайджанских омоновцев". Зажат, хотя борьба с ними и шла. Однако поначалу это была "неравная борьба арцахского подполья с регулярными советскими внутренними войсками, вооруженными силами СССР и азербайджанскими бандформированиями".

Забегая вперед, следует сказать, что отдельные материалы о жизни подполья были написаны Зорием уже после выхода книги и опубликованы в армянской периодике. Было бы полезно собрать их воедино в самостоятельное издание. Подполье - это один из аспектов Карабахского движения. Точнее, карабахской борьбы. А потом уже и войны. И права в этой дискуссии Жанна Галстян (тоже подпольщица, да еще какая!), которая сказала: "Мы не имеем права забыть ни своих товарищей, ни то, как нам досталась эта война".

КАК УЖЕ БЫЛО СКАЗАНО, КНИГА "МЕЖДУ АДОМ И РАЕМ" О ВОЙНЕ, развязанной Азербайджаном против крохотного Карабаха. Почему-то считается, что свою необъявленную войну Азербайджан начал в январе 1992 года - 13-го числа этого месяца на Шаумяновск пришелся первый удар "Града". Но это не так, если только не условно. Потому что удары из ракетных установок залпового огня, кстати, запрещенные международной (Женевской) конвенцией, это эскалация войны, а сама война началась раньше. Это когда 10 декабря 1991 года в Арцахе был проведен референдум о независимости и со всех четырех сторон бесперебойно обстреливался Степанакерт. Война началась и тогда, когда в первых числах февраля 1991 года на сессии Верховного Совета Азербайджанской ССР был одобрен план депортации армянского населения из армянонаселенных сел Шаумяновского района и некоторых районов НКАО. Война началась и с бакинских погромов января 1990 года, и, если угодно, с массовых армянских погромов 1988 года в Кировабаде, Нахиджеване, Шамхоре, Ханларе, Казахе, Шеки, Мингечауре. И уж, конечно же, в Сумгаите.

Вообще-то после "сумгаита" война могла бы быть и завершена. Если бы Москва (читай: Горбачев) была решительной. Даже не более решительной. А просто решительной. Однако вместо этого "в часы, когда лилась кровь армян в Сумгаите, горели их дома", в газетах одна за другой стали появляться статьи под откровенно фарисейскими заголовками - один циничней другого.

"Нет сомнения, - пишет Зорий Балаян, - что Карабахское движение набирало мощь и благодаря советским средствам массовой информации". Поэтому вовсе неудивительно, что с конца 1989 года в Карабахе стал бесчинствовать режим Виктора Поляничко, второго секретаря ЦК Компартии Азербайджана. Уже в сентябре того года Верховный Совет Азербайджанской ССР развязал ему руки, приняв закон о праве учреждать либо упразднять автономные образования на своей территории. А в марте 1990 года в Карабахе была упразднена деятельность исполкома областного Совета народных депутатов. В ноябре того же года азербайджанские омоновцы захватили степанакертский аэропорт, в котором стал безобразничать отпетый уголовник, специально выпущенный с этой целью из бакинской тюрьмы. Практически все рейсы в Ереван были отменены. Блокада Степанакерта фактически перерастала в самую настоящую осаду.

Когда на сессии Верховного Совета СССР Зорий сказал об этом Горбачеву, тот сделал хорошую мину: мол, не может этого быть. Однако это было... Уже к концу 1991 года осадный Карабах, оставленный без света, газа, продуктов, медикаментов, был превращен в сущий ад, в резервацию. Весь Карабах жил уже в режиме чрезвычайного положения. На совещаниях оргкомитета или у генерала Сафонова вопросы проверки паспортов у людей относились сугубо к армянскому населению. Так же, как и вопросы оперативно-войсковых операций. Одна из них - приснопамятная операция "Кольцо". Стояло тревожное лето 1991 года.

"Каждый день разрушения. Жертвы. Захватывают заложников. Угоняют скот. Поджигают хлебные поля. Поляничко умело использует свои поездки в Кремль. Встречается с нужными людьми, связывается по аппарату ВЧ с руководителями партии и государства: Язовым, Янаевым, Крючковым, Пуго, Громовым и другими военачальниками..."

ДО АВГУСТОВСКОГО ПУТЧА ОСТАВАЛОСЬ СОВСЕМ НЕМНОГО... Но пока об этом мало кто знал, кроме разве что самих путчистов. Горбачев был растерян и не знал, что делать со страной, которая на глазах разваливалась. Карабахский вопрос для Горбачева оставался неразрешимой задачей. Пока еще казалось, что страной управляет именно он. Однако Горбачев не ведал, что творил. А тем временем пока еще не развалившаяся страна готовилась к пятому Съезду народных депутатов СССР. Готовился к ней и Зорий Балаян.

Как депутат Верховного Совета, он целыми днями висит на телефоне. Звонит всем - помощнику президента, министру обороны, председателю КГБ, министру ВД. Всем, от кого хоть что-то зависит - не допустить новых бесчинств азербайджанцев. Все горячо убеждают его: бесчинств не будет, депортацию не позволят. Всего лишь проверка паспортного режима.

А на самом деле уже сожжены армянские села Бузлух, Эркедж, Манашид. Танки движутся к крупному селу Веришен - там пять тысяч жителей. Против них применяются боевые вертолеты, артиллерия, крупнокалиберные пулеметы, установленные на бронемашинах той самой 4-й армии, дислоцированной в Азербайджане.

"Мир не слышал наших голосов, - пишет Зорий. - Или не хотел слышать". Только в Москве Комитет российской интеллигенции "Карабах" (КРИК) провел митинг-протест против депортации. В Степанакерт отправились российские писатели и журналисты (Юрий Черниченко, Андрей и Галина Нуйкины, Тимур Гайдар, Валентин Оскоцкий и др.), чтобы воочию увидеть происходящее. Услышать живую речь от самих депортированных жителей. Ведь их по коварному замыслу азербайджанского руководства (Муталибов, Поляничко) сначала доставляли на вертолетах именно в Степанакерт, чтобы деморализовать карабахцев.

Вернувшись в Москву, криковцы дают пресс-конференцию, выступают в прессе, привлекая внимание россиян к творимым советской армией и азербайджанскими вооруженными формированиями безобразиям, по сути - геноциду.

Уже весь мир знает о драматических событиях высокогорного села Бердадзор в Шушинском районе Карабаха: это новая Хатынь. Мир знает, что в Карабахе идет жестокая война: против жителей крохотных сел, не желающих покидать свои родные очаги, эту войну ведет советская армия. Мир благодаря баронессе Кокс знает и о том, что обстреливаются приграничные села Армении, устраиваются бесконечные облавы на мирных жителей, над ними издеваются в так называемых фильтрационных пунктах, людей сажают в тюрьмы за якобы нарушение комендантского часа... И так далее, и так далее.

И мир тем не менее молчит. Отдельные голоса пока еще тонут в тишине его равнодушия.

Зорий продолжает обзванивать высокие кабинеты Москвы. Он все еще депутат Верховного Совета. На его звонки все еще отвечают. Одни через секретарей. Другие - прямо. Председатель КГБ Владимир Крючков сам берет трубку. "Не хочу выступать в роли оракула, - говорит в трубку Зорий, - но точно знаю, чем все это кончится. Начнется война, уже настоящая. Война, которая предварит развал государства. Будет впереди Абхазия, будет Чечня".

Крючков иронизирует: мол, не знал, что народный депутат Балаян увлекается оккультными упражнениями. "Нет, - отвечает Зорий, - я просто в ладах с логикой и знаю кое-что о цепной реакции. Советую вам спасти Карабах, если хотите спасти страну". Крючков отшутился: "Постараемся спасти и то и другое".

НЕ ПОСТАРАЛИСЬ. ИЛИ НЕ СУМЕЛИ. ЭТО В ДАННОМ СЛУЧАЕ ОДНО И ТО ЖЕ. В сентябре 1991 года с трибуны пятого (и последнего) Съезда народных депутатов СССР Зорий Балаян под шум и выкрики азербайджанских депутатов еще раз напомнил об опасности, произнеся знаменательную фразу: "Высокий съезд, если мы не спасем Карабах, то нам не удастся спасти нашу страну". Страну не спасли. Карабах же спас себя сам.

Книга Зория Балаяна "Между адом и раем" о том, как Нагорный Карабах сумел это сделать. О том, как в сентябре 1991 года народ провозгласил Республику Арцах, а в декабре на референдуме - независимость. И о том, как народ выдержал артиллерийские обстрелы и бомбежки из всех окрест Степанакерта азербайджанских сел, превращенных в огневые точки. И о том, как создал боевую армию сопротивления азербайджанской агрессии. И о том, как погнал врага и освободил свои земли. И о том, как Азербайджан был вынужден подписать перемирие именно с Нагорным Карабахом как стороной конфликта.

Именно через Карабахское движение, через де-факто существующую Нагорно-Карабахскую Республику Зорий Балаян сумел донести до читательской аудитории - и мировой, и местной - весь истинный смысл, истинную роль и истинное значение освободительного движения, а потом и приобретенной Арцахом независимости.

"О Карабахском движении, о нашей Отечественной войне напишут множество книг. Еще придет к нам вдохновенный летописец Егише, который оставит будущим поколениям жизнеописание героев Арцаха. И непременно родится в стране Наири поэт, подобный Егише, который воспел в веках Аварайрскую битву, спасшую и сохранившую в Армении христианство, родится свой Толстой, который создаст эпопею о войне и мире. Будет все: и победа, и летопись, и эпопея". Такими словами Зорий Балаян предварил книгу "Между адом и раем".

Завершил же ее ясными словами: "Днем и ночью мы слышим зов наших предков и голоса погибших в Арцахе сынов Родины, призывающих народ не сворачивать с нелегкого пути, начатого Карабахским движением. Идти и нести свой крест, сознавая, что за тернистым путем, за Голгофой следует воскрешение души".