"МЫ ЗДЕСЬ ЖИВЕМ И БУДЕМ ЖИТЬ"

...Поймала себя на мысли, что нынешняя поездка в Арцах не такая как прежде. Всегда приподнятое в предвкушении встречи настроение, моментально взмывавшее на добрый десяток градусов вверх при виде таблички "Свободный Арцах приветствует вас", на сей раз было с ощущением тревоги и горечи. Кажется, вокруг все как раньше, как 5, 10 и 15 лет назад, когда ты приезжал сюда в поисках неповторимых по накалу положительных импульсов и эмоций, когда ощущение рая на земле кружило голову и забивало все мысли одним желанием: остаться и не уезжать никуда. Все так и есть - и все по-другому: витающее в воздухе ощущение недавней войны, недавней скорби и недавнего сильнейшего напряжения сил – везде. И в Степанакерте, и в Шуши, и в Мартакерте. И в Талише. 

 ПЕРВАЯ, КОГО МЫ ВСТРЕТИЛИ В МАРТАКЕРТЕ В ПОИСКАХ МЭРИИ, оказалась директор школы N1 им. Владимира Балаяна Лидия Петросян. Деловито усаживаясь в свой внедорожник, красивая женщина с седыми волосами – активный участник Карабахского движения, как нам сказали потом, - предложила ехать следом. Невзрачное здание мэрии, на первом этаже которого располагается музыкальная школа, сбоку сплошь в следах от снарядов, стекла выбиты, разрушена даже часть асфальта.

- Наш дом находится немного в стороне, поэтому я не слышала первые обстрелы. Мне позвонили в 5 утра и сообщили, что мощным обстрелам подвергается уже Мартакерт. Я села за руль, поехала в город, в школу. Кругом разрывались снаряды, я быстро собрала детишек, учителей, велела всем быстро прятаться куда возможно, а потом и уходить вовсе. Народ уже начал покидать город – кто как мог, даже пешком, лишь бы уйти от опасности. Я отвезла детей в Кусапат, но сама вернулась. Оставалась здесь все эти 4 дня. Обстрелы были в основном по ночам, днем немного спокойнее было. Мы днем шли домой покормить кур, скотину, вечером возвращались. Стреляли из всех видов оружия, из танков.

Сейчас спокойно, люди постепенно возвращаются в город и к обычной жизни. Школа снова работает – из 620 учеников присутствуют 246. Выпускники готовятся к последнему звонку. Стекла в окнах вставлены, классные комнаты приведены в порядок, коридоры пока нет, но это не мешает заниматься. Я оптимист. Мы живем на своей земле, не хотим уходить и не уйдем отсюда никуда благодаря нашим солдатам, которые проявили настоящий героизм, хотя никто не ждал этого от 18-20- летних ребят.

... Ловлю себя на еще одной мысли: мужчин на улицах меньше обычного. Большинство на постах – почти все, с кем мы беседовали, говорили, что их мужья, сыновья, братья, племянники... – там, на передовой. Говорили спокойно, удивляясь, что мы об этом спрашиваем. Словно иначе и не может быть – и правда ведь, не может. Запах, аура войны – повсюду: военные машины, солдаты, идущие нестройными группами – молоденькие и постарше, лица спокойные, уверенные, деловитые. Срочники и контрактники - они знают, что делают и зачем они здесь.

 А ГЛАВНОЕ, ЧТО В АРЦАХЕ ПОРАЖАЕТ ТЕБЯ СРАЗУ, - ВНОВЬ СОВЕРШЕННО особое отношение к солдатам, к военнослужащим. Они сами знают об этом – и явно гордятся. Проходя или проезжая мимо, машешь рукой – и они сразу в ответ улыбаются. Здороваешься – отвечают хором. Передаешь сигареты или еще что-то обыденное – берут легко, понимая, как это важно - для тебя. Чтобы почувствовать себя хоть в чем-то полезным, хоть чем-то причастным. Здесь, близко от передовой, дыхание которой ощущается почти зримо, это зашкаливающее желание сопричастности охватывает тебя моментально и остается до конца.

Нам показывают дома, которые были разрушены даже не в начале, а позже – 24, 26 апреля. Лаура Аветисян, которая трижды стала беженкой – сначала, спасаясь от толпы головорезов, из Сумгаита, потом в годы первой войны – из Степанакерта в Кафан, обратно... Буквально накануне апрельского наступления Азербайджана ее дочь родила ребенка. "Мы из Мартакерта убежали в лес, провели там пару дней... Пеленки малыша, которому 10 дней от роду было, стирали в луже, представляете, сушили на кустах. Потом в Степанакерте пережидали, вернулись – а 23-24 апреля снова сильная бомбежка, снова ушли в Шуши на 2 недели..." - рассказывает Лаура, сын которой постоянно находится на передовой.

Нуне Уснунц в годы первой войны было всего 10 лет. Но она хорошо помнит жизнь в степанакертских подвалах, под постоянным обстрелом и бомбардировками. Пережидали и в Кусапате, и в ереванском пансионате. Вернулись после перемирия, жили нормально – семья, дети... А 2 апреля в ее жизнь вновь ворвалась война – и снова подвал в Неркин Оратаге, потом в степанакертской гостинице. Вернулись – но 26 апреля опять пришлось бежать в Степанакерт, в Шуши. "Приехал премьер, встретился с нами. Поговорили, он убеждал вернуться, и мы вернулись. Не только мы, многие", - рассказывает Нуне.

Едем в квартал беженцев в Мартакерте, построенный в свое время специально для сумгаитских и бакинских армян. Повреждения здесь более чем заметны – некоторые дома основательно порушены, жить в них пока невозможно. Некоторые сверкают новой черепицей – власти спешат восстановить жилье и вернуть людей. Поражает судьба Амперины Хачатурян из Мингечаура, которая бежала из Азербайджана в декабре 88-го. Сестра ее тоже спасалась от бакинских погромов. Едва успели обосноваться в Арцахе – началась война, бомбежки. Ушли в лес, потом пешком в Степанакерт. За 4 месяца 1992 года потеряла на войне 48-летнего мужа и сына – 20-летнего студента Карена. Сейчас живет со вторым сыном, у нее трое внуков – мальчиков с умненькими и шустрыми глазами, двоих из которых назвали именами погибших деда и дяди.

 - 2 АПРЕЛЯ НАЧАЛИСЬ ОБСТРЕЛЫ, ПОСЫПАЛИСЬ СТЕКЛА ИЗ ОКОН... Сразу подумали о детях, быстро оделись и спустились в подвал. Младший постоянно плакал от страха. Сын у меня на передовой, послал за нами машину. Мы уже собрались выйти, вдруг так сильно ударило по дому, что ребенку совсем плохо стало. Переждали в Степанакерте несколько дней, вернулись, 26 апреля – снова бомбардировки... Я в тот момент, когда началось, сразу вспомнила первую войну..."

Амперину назвал столь редким именем ее дядя – ученый-физик из Еревана. Она показывает нам дом, где еще недавно жила с семьей сына – невозможно равнодушно смотреть на разрушения некогда явно благоустроенного жилья. Невозможно равнодушно смотреть на семилетнего мальчика, показывающего в опустошенной комнате, где стояла его кровать. "Бога в них нет, какие договоренности с ними? Все эти два десятка лет разве было перемирие? Постоянно стреляли, дети все время боялись. Тут еще и эти беспилотники... Не можешь спокойно спать, все время мысли какие-то тревожные", - жалуется женщина.

А весь двор у нее – в розах. Роскошные красные, белые чайные розы – аромат разливается вокруг вместе с пением птиц. Райский уголок, думаешь, вглядыаясь в небо. А потом опускаешь взор – раскуроченный снарядом дом и расстрелянный в упор старенький жигуленок. А напротив приводят в порядок другой дом – сына Амперины, мальчики бегают и суетятся – то это принести надо, то другое... Жизнь продолжается и будет продолжаться, потому что никуда они отсюда уезжать не собираются – жили и будут жить. Мужчины – на постах, защищают. Женщины – в доме, растят детей и хранят традиции армянской семьи, которая всегда, вначале сгибаясь, потом разгибается и встает во весь рост – как символ и основа родины.

Семилетний Карен по просьбе бабушки срезает для нас розы, потом кладет их на изуродованную отцовскую машину, пока Амперина принесет мокрую тряпочку – чтобы не завяли в дороге. Так странно смотрится роскошь роз на ржавом капоте, словно красота в плену у запущения.... Но рядом мальчик – арцахец, будущий воин, что смотрит на все вокруг хозяйскими глазами – он здесь родился, здесь вырос, здесь могилы его родных, погибших за родную землю, отец, что вечно пропадает на постах, бабушка, которая очень любит цветы... Это – его Родина, а где еще должен жить человек, если не на родной земле?

Арцах, Мартакерт