АРМЯНСКИЙ СЛЕД АМЕРИКАНСКОГО ПИСАТЕЛЯ

Читателю, конечно, будет досадно, что армянский писатель Рафаэл Арамян (1921-1978), немало времени общаясь со знаменитым Джоном Стейнбеком (1902-1968), оставил все же скупые воспоминания. Однако (насколько мне пока что известно) написанная по горячим следам и опубликованная в "Гракан терт" 1 ноября 1963 года статья Р. Арамяна была тогда, да и после единственным и фактически уникальным упоминанием в армянской прессе о визите американского писателя в Советскую Армению. 

15 октЯбрЯ 1963 года лауреат Пулитцеровской (1940) и Нобелевской (1962) премий Дж. Стейнбек в третий раз прибыл в СССР вместе с женой Элейн и молодым драматургом Эдвардом Олби в качестве гостя Союза писателей СССР в рамках программы культурного обмена, инициированного Госдепартаментом (по предложению президента Джона Кеннеди). Во время своего первого путешествия по Европе в 1937 году он впервые на два дня заглянул в СССР, в Москву и Ленинград; во второй раз приехал в 1947-м вместе с фотокорреспондентом Робертом Капой, посетив Москву, Киев, Сталинград, Тбилиси, Батуми, а через год издал свой "Русский дневник", который увидел свет в России только в 1990-м.

Итак, 26 октября 1963 года после посещения Киева Джон Стейнбек спускается по трапу в ереванском аэропорту.

Прежде всего давайте прислушаемся к эху прошлого ? голосу самого Рафаэла АРАМЯНА, а заодно поблагодарим его внучатую племянницу Шамунэ Арамян за то, что сберегла и донесла до наших дней почти неизвестный видеофакт - трехминутный фильм о пребывании у нас Дж. Стейнбека (об этом ниже).

 ТРИ ДНЯ С ДЖОНОМ СТЕЙНБЕКОМ

Он вышел из самолета и взглянул на Арарат. Высокий, голубоглазый мужчина с седеющей бородой и тонкими усами. Он смотрел на такой же седой, подернутый синевой Арарат.

УЖЕ В МАШИНЕ ОН ПРОИЗНЕС:

- Человечество действительно здесь зародилось, а значит, и мои предки, и моя история тоже выходцы отсюда... Наше путешествие затянулось, погода была нелетной, рейс задержался, и мы очень устали.

Миссис Стейнбек кивает словам супруга, и я бы не удивился, если всемирно известный писатель закрыл глаза и вздремнул бы. Нелегко выдержать четырнадцатичасовой путь. Он закурил, щелкнув висевшей на груди зажигалкой, и стал молча смотреть в окно - на Арарат.

- Хотя я и устал, все равно, разве могу я не любоваться Араратом? Вот он, передо мной. А знаете, я слышу шаги моих предков... тысячи, миллионы лет назад они перебрались отсюда в Ирландию, а потом в Америку, после чего родился я, и вот теперь приехал сюда в гости. Красивая легенда, а красивые легенды не нуждаются в доказательстве.

Он помолчал и неожиданно обратился ко мне:

- А вы верите в эту легенду?

Я повторил его слова, что легенды не нуждаются в доказательстве. Стейнбек весело расхохотался. Машина въехала в город. Стейнбек внимательно всматривался в дома, и снова раздался его грудной голос:

- Это совершенно другой город - и по цвету, и по своей архитектуре. Города, как и люди, должны быть уникальными, - и, умолкнув, не отводил от окна любопытного взгляда.

К гостинице мы подъехали в половине седьмого. Мы опоздали на торжественное заседание в честь 250-летия со дня рождения Саят-Новы, о чем я сообщил Стейнбеку и предложил, если он не возражает, сходить на юбилейный концерт.

- О, да, конечно! - оживленно согласился Стейнбек. - Передохнем и часика через полтора будем готовы. Он великий поэт, такой же великий, как ваши горы. Я пообщаюсь с ним из глубины 250 лет, и мою усталость как рукой снимет.

Стейнбек завороженно слушал, как пел Глахо (Глахо Захарян (1905-1992), ашуг, заслуженный артист Армении и Грузии. - К. Х.), как декламировал Бабкен Нерсисян (1917-1986, народный артист СССР, чтец. - К. Х.). На следующий день мы отправились в мастерскую Мартироса Сарьяна. Стейнбек еще в день приезда изъявил желание встретиться с любимым художником и воочию увидеть полотна великого мастера - Варпета. Сосредоточенный и молчаливый Стейнбек переходил от одной картины к другой и время от времени восклицал, обращаясь к жене:

- Элейн! Этот старик один из самых могучих личностей в мире! Его правая рука - самый прозорливый и меткий глаз...

ВАРПЕТ ПОЗНАКОМИЛ СТЕЙНБЕКА СО СВОИМИ ПОЛОТНАМИ И ПОПРОСИЛ, если возможно, зайти и завтра:

- Хочу написать ваш портрет, - сказал Варпет.

- Почту за великую честь, - обрадовался Стейнбек, - приду, и мы будем вдвоем, без переводчика. Мы поймем друг друга молча, непременно поймем.

Варпет подарил Стейнбеку картину "Арарат утром", и тот долго в нее всматривался, а потом сказал:

- Я знаю, Арарат живет в сердце каждого армянина. Я повешу картину у себя. И Арарат постепенно проникнет в мое сердце.

Договорившись завтра, в десять утра, встретиться у Мартироса Сарьяна, мы отправились в Эчмиадзин. Осмотрев Кафедральный собор в Эчмиадзине, Стейнбек признался:

- Я все так и представлял - иначе и быть не могло: величественная древность... Я наслышан от моего друга Уильяма Сарояна... Все это я видел в его глазах...

В храме зазвучала музыка Комитаса. Стейнбек с отрешенным видом весь превратился в слух, опершись о трость, поглощенный божественной мелодией.

- Я узнал его, этого великого композитора, - дослушав, заговорил Стейнбек. - Какое величие, какая графическая утонченность и сколько мудрости...

Во время моего рассказа о судьбе Комитаса голубые глаза писателя прослезились. Он закурил трубку, чтобы скрыть волнение, и густая дымка заволокла его лицо. В Звартноце он гладил камни, ощупывал каждую завитушку в орнаменте и все удивлялся, как можно загубить такой храм? На залитом солнцем камне загорала зеленая ящерица - он приблизился к ней и произнес:

- И она тоже древняя - такая замшелая, позеленевшая...

Вечером Наири Зарьян пригласил нас к себе домой. Во время застолья Наири исполнял песни Комитаса, а Стейнбек просил спеть еще и еще раз, и потребовал называть его Джоном, а жену - Элейн. Веселился от души, острил, восхищался вкусом армянских фруктов и попросил помочь приобрести семена перца и томата. Стейнбек заговорил о роли писателя, о том, что тот должен прокладывать мосты к дружелюбию, душевному родству с людьми, что поможет установлению мира.

Ранним утром третьего дня мы отправились на рынок. Джону (пишу так по его же просьбе) очень нравятся наша белая репка, помидоры, перцы, фрукты. Семена перца мы не нашли. После рынка отправились в мастерскую Варпета. Сарьян уже дожидался нас, подготовил холст, и мы с переводчицей оставили их наедине, а сами отправились вниз, на первый этаж. Вскоре по лестнице торопливо спустилась невестка Варпета и попросила подняться. Мы возразили, мол, они попросили не мешать им. Она же настаивала на своем, и мы последовали за ней.

НАС ВСТРЕТИЛ ВСТРЕВОЖЕННЫЙ СТЕЙНБЕК, ПОТОМУ ЧТО, как оказалось, во время работы Сарьян вдруг заговорил с самим собой, и когда мы вошли в мастерскую, все еще продолжал говорить.

- ...В уголках твоих губ витает легкая улыбка, и я нарисую твой юмор - да, да, нарисую! Вот так, этим вот цветом и нарисую, - говорил Сарьян и наносил размашистые мазки.

Джон забеспокоился: хотя они и договорились, но Варпет начал говорить, а он не знал, что ответить. Я объяснил, что Сарьян обычно разговаривает, когда работает. Джон вскочил с места и восторженно воскликнул:

- Какая жалость! Такая была великолепная речь, а я ничего не понял!

Мы остались в мастерской. Сарьян работал с молодым задором, наносил удары кистью, будто хлестал по полотну.

- Меня будто секут, так только Тосканини дирижирует оркестром и вот еще Мартирос Сарьян.

- Хочу выглядеть молодым, - сказал Варпет, - хочу ему понравиться.

- А разве я не поступаю таким же образом? - заговорил Джон. - Сижу так, будто отпрыск ирландской царской династии, а на самом деле мой род восходит к ирландским разбойникам.

Воцарилось молчание. Мартирос Сарьян бормочет себе под нос, подстегивает самого себя, выдает буйную симфонию красок.

- Так-так, ты - большой писатель, и у тебя проницательный взгляд, и я нарисую твои глаза - в них небесная синева. Окуну кисть в синюю краску, вот так... - он нанес удары по холсту и откинулся назад.

- За всю свою жизнь я ни разу и пяти минут не сидел так смирно, а поди же, целый час не шелохнулся, - произнес Джон. - Жестикуляция Варпета напоминает мне музыкальные образы, я слышу музыку - комитасовскую и бетховенскую.

Джон рассказал, как известный американский скульптор хотел изваять его, и он согласился только при условии, что скульптура будет из теста, а не из мрамора. И еще он вспомнил своего старого доброго друга Уильяма Сарояна, которого знает четверть века:

- Когда вернусь в Америку и скажу, что в Армении написали мой портрет, то он спросит: а кто? Я же скажу: Сарьян. И он сразу же и непременно скажет, что я этого не достоин. А я возьму и покажу ему Арарат Варпета и скажу: Уильям, у меня тоже есть Арарат - на стене и в моем сердце, так что я достоин. И тогда он скажет: конечно, достоин.

Варпет весело рассмеялся и рассказал историю из своей жизни.

- Восемьдесят лет назад, - начал он, - когда мне было три годика, я вышел из дома и отправился в поле. И уснул там в траве. Всю ночь провел в поле. Дома все обыскались меня. Трава тогда казалась мне деревьями...

- Да и сейчас тоже, - сказал Джон, - вы все возвеличиваете, возвышаете...

Все умолкли.

- Я знаю, - заговорил Джон, - любой художник, когда рисует, то прежде всего себя изображает. Очень хочется увидеть, насколько мой портрет похож на вас, Варпет.

Сарьян закончил писать и пригласил Джона посмотреть. Джон обомлел от удивления: такой портрет и всего лишь за полтора часа! Восемьдесят три года, а какое свежее восприятие красок. Он неожиданно обратился ко мне и почти закричал:

- Скорее, позовите сюда Элейн! Она должна увидеть, она обязательно снова влюбиться в меня, потому что такого прекрасного Джона она никогда еще не видела - в этом Джоне есть Сарьян.

Я пошел за Элейн. Супруги встали рядом перед картиной и смотрели то на нее, то друг на друга.

Сарьян вместе с нами отправился в Гарни и Гегард. К нашей компании примкнули писатели. По дороге Сарьян и Джон беседовали о величии горной Армении, об осенних красках...

Джон склонялся, дотрагиваясь до камней в Гарни, прикасался к надписям на стенах и к хачкарам в Гегарде.

- Потрясающе! - говорил он. - Как чудесно! Я никогда не забуду всего этого, никогда...

 ПАМЯТЬ - ПО КРУПИЦАМ

Кто же были в свите Стейнбека, о ком (какая обида!) промолчал и Р. Арамян, да и они сами предпочли унести в могилу свои впечатления о встрече? У Р. Арамяна был племянник Геворг, сын его среднего брата, Вазгена (Джоджика). Возможно, что-то могут рассказать его дети, Шамунэ, которая в Лос-Анджелесе, и проживающий в Ереване Арам.

- ...Подробности знает Шамунэ, а я при встрече покажу вам фильм со Стейнбеком...

- Что за фильм, кто снимал?!

- Гевик, мой папа. У меня копия...

НашелсЯ-таки фильм! Несколько дней раньше о нем по телефону упомЯнула Седа БуджиканЯн, дочь переводчика Стейнбека на армянский язык Рачия Буджиканяна, она слышала о фильме, но не знала о его дальнейшей судьбе. 5 сентября 2012 года фильм вернулся к его герою - Джону Стейнбеку.

- ...Кариночка, - пишет мне Шамунэ, - это была очень грустная история. Отец мечтал рассказать американцам о приезде Стейнбека, а я пыталась найти покупателя этого фильма, который он снимал, когда ему было 23 года. Отец болел, я не могла работать. Он хотел хоть чем-то помочь. Я вела переговоры с аукционерами, но никто не верил, что Стейнбек бывал в Армении, думали, это липа. Наконец, когда мы связались с Музеем Стейнбека, они прислали своих людей в Лос... Я им все рассказала, они хотели услышать рассказ отца, но он не мог говорить внятно, это были его последние дни... Сотрудники обещали приехать в следующем году за английским переводом рассказа Рафика, за увеличенным портретом Стейнбека кисти Сарьяна (кажется, к этому времени должен был открыться то ли филиал, то ли новый зал музея). Но они больше не дали о себе знать... А деньги... Как будто Гевик сам заплатил за свои похороны... своим фильмом... Дж. Стейнбек подарил Р. Арамяну "Гроздья гнева" на английском языке с надписью: "Моему другу Рафаэлю, с которым мы так хорошо провели время. 28.10.63 г." Книгу Р. Арамян впоследствии передал племяннику Гевику, и сейчас она находится у американских букинистов.

Дата на одной из фотографий Стейнбека с его автографом - 29.10.63 г. - свидетельство последнего дня пребывания американского писателя в Армении (после этого он отбыл в Тбилиси). Фотография, по словам Шамунэ, сделана в аэропорту известным фотографом Юрием, фамилию которого она забыла. Автор фотопортрета, а также фотографии мастерской, где писатель позирует Сарьяну, фотокорреспондент Арменпресс Юрий Левин.

Журналист Владимир Шахназарян (1932-2010), в разные годы работавший собкором Армении в центральной прессе, в опубликованном в "Дружбе народов" письме Льву Анненскому рассказал о судьбе преподавателя немецкого языка и литературы в ереванских вузах, писателе Марке Левине и, в частности, сообщил, что "его сын Юрий, отличный фоторепортер, делал снимки, когда я от Союза журналистов сопровождал в поездке по Армении Джона Стейнбека". Во всяком случае, в то время Ю. Левин был армянским, а не московским фотожурналистом, как ошибочно утверждает блогер, литератор Овик Чархчян (еще об одном его "стейнбековском" заблуждении читайте ниже).

ПО СЛОВАМ СУПРУГИ В. ШАХНАЗАРЯНА, ОН ОБЫЧНО РАБОТАЛ С ФОТОКОРАМИ АРМЕНПРЕСС. Сын известного фотохудожника Андраника Кочара (1919-1984) фотожурналист Ваан Кочар показал мне журнал "Советское фото" за 1965 год, весь посвященный Армении и подготовленный отцом, где оригинальная фотоподборка Ю. Левина представляла армянскую фотожурналистику. Незадолго до смерти В. Шахназарян в опубликованных мемуарах упомянул и об эпизоде в мастерской Сарьяна, напугавшего Стейнбека своей громкой речью перед мольбертом.

- Арам, - спрашиваю брата Шамунэ, в третий раз просматривая фильм, - кадры какие-то странные... Отчего так?

- Это же снято скрытой камерой. Там ведь могли быть и сотрудники КГБ...

Над расшифровкой некоторых лиц в кадрах еще предстоит поработать. Но явно ощущается погожий осенний денек, Стейнбек без плаща, с тростью, которая помогла ему не упасть, когда он споткнулся о древние камни то ли в Гарни, то ли в Гегарде (трудно разобраться). Вот он внимательно слушает женщину, которая стоит спиной, наверное, переводчица... А это со спины писатель Вальтер Арамян, старший брат Рафаэла.

- Шамуник, - спрашиваю в письме, - а по чьей инициативе папа снимал фильм?

- По своей инициативе. Ничего особенного, просто восхищение... А Рафаэл был душой общества, поэтому его все любили и посылали на такие мероприятия, я думаю.

Пресловутых людей в штатском упоминали почти все, кого приходилось расспрашивать, выискивая стейнбековский след в Армении.

- Неужели Маари не встречался со Стейнбеком? - интересуюсь у его сына Григора Аджемяна.

Как правило, объяснил Григор Гургенович, зарубежных гостей сопровождали люди из КГБ, и Маари, так сказать, не хотел "светиться". Прошедший через сталинские лагеря Г. Маари об американском госте сообщил армянскому писателю из Франции Шаану Шахнуру (1903-1974) в письме от 19 февраля 1964 года: "Я ознакомился с высоким мнением Сартра о тебе, но не написал об этом: пусть это сделают те, кто непосредственно с ним общался (Г. Аджемян в комментариях указывает имя писателя С. Аладжаджяна. - К. Х.). Я не показался ни перед Сартром, ни перед Стейнбеком, потому что они... не смыслят по-армянски (по словам Г. Аджемяна, Маари замечает это в шутку. - К. Х.). Какая жалость! Понятно, да?" (О Сартре в Армении читайте в "ГА", 2015, 12 декабря).

Видел воочию Стейнбека молодой, тогда двадцатитрехлетний поэт Размик Давоян.

- Больше пятидесяти лет прошло... Мы вместе с Рафиком Арамяном сопровождали Стейнбека в Эчмиадзин. Рафик предложил, если у меня есть блокнот, то взять у Стейнбека автограф, я его храню до сих пор. Примерно час Стейнбек провел с Католикосом Вазгеном I, мы тем временем дожидались его во дворе храма, поставили свечки... Нет, я тогда Стейнбека еще не читал...

- Разве вы приехали без переводчика?

- Католикос, скорее всего, знал английский, да и у него были свои переводчики...

Сын поэта Геворга Эмина, переводчик с английского Арташес Эмин признался, что отец встречался со Стейнбеком, но никаких свидетельств об этом не оставил. А Стейнбек оставил свой автограф на русском переводе книги "Жемчужина", хранящейся теперь в их домашней библиотеке.

 Эпистолярный инцидент

Армянские читатели познакомились с романом-притчей Стейнбека "Жемчужина" в 1961 году. Благодаря писателю-репатрианту из Бейрута Рачия Буджиканяну (1914-1985), известному как переводчик не только Стейнбека, но и Бичер Стоу, Герберта Уэллса, Сарояна, Бальзака и других английских и французских авторов.

Фотографию Стейнбека длЯ книги выслала из Америки по просьбе Р. БуджиканЯна его тетЯ, мамина сестра. Но когда после выхода в свет "Жемчужины" он отправил ее тете с просьбой передать Стейнбеку, та не решилась, потому что усмотрела в издании нарушение прав американского писателя. ( СССР присоединился к Женевской конвенции об авторском праве только в 1973 г.) Армянский издатель нарушил авторское право Д. Жантиевой, использовав ее послесловие из русского издания Стейнбека 1958 года без указания имени.

Буджиканян, пожалуй, должен был входить в свиту сопровождения знаменитого гостя.

- Наверное, в качестве переводчика? - спрашиваю у его дочери Седы.

- Нет, там был другой переводчик... Отец с группой писателей ездил в Гарни. Он говорил, что Стейнбек был неразговорчив, даже удивительно, что у Рафика он такой словоохотливый. Например, когда Стейнбек присел на камень передохнуть, и Сильва Капутикян (у нее я не нашла воспоминаний. - К. Х.) заговорила с ним, то он сказал, что устал и не поддержал разговора...

На фотографии в книге "Жемчужина" Стейнбек поставил свой автограф. Да, наверное, отец подарил ему экземпляр своего перевода... Знаете, - с удивлением и даже немного обиженно вспомнила Седа, - позже Стейнбек разослал письма всем писателям, но отец такого письма не получил...

Письмо Стейнбека вместе с приложенной к нему речью, произнесенной по случаю присуждения писателю Нобелевской премии, датированное 9 мая 1964 года, неожиданно для себя получили многие советские писатели, в том числе и армянские. Скорее всего, были четыре эпистолярных шаблона, отличавшихся только указанными в них городами - Москва, Киев, Ереван, Тбилиси. Например, он пишет о том, как "у нас возникали споры, мы выражали разные точки зрения, но все это не помешало нашей дружбе", делится воспоминаниями о том, как "в Ереване мы много смеялись" и т. д. Написанное от руки, оно было размножено с помощью мимеографа и направлено даже тем, с кем Стейнбек не встречался.

ЧТОБЫ  РАССЕЯТЬ НЕДОУМЕНИЕ КОЛЛЕГ-ПИСАТЕЛЕЙ, СТЕЙНБЕК ВСКОРЕ НАПИСАЛ В "ИЗВЕСТИЯ" письмо с просьбой его опубликовать. Путаницу с адресами он объяснил тем, что после отъезда из СССР захотел отблагодарить многих советских друзей и послать им "напоминание о себе... что послужило бы маленьким знаком моей признательности за оказанное мне добросердечное отношение". Но подвела писателя и плохая память, из-за которой он не мог вспомнить, по каким адресам отправить послание, и воспользовался справочником Союза писателей СССР, подключив к рассылке Госдепартамент.

Уже в наши дни путаницу в Сети ввел и Овик Чархчян, заявив в своем блоге, что хотя Стейнбек и "признался, что не может написать каждому в отдельности, но одному человеку он сделал исключение. И этот избранник Ованес Шираз". К примеру, то же самое письмо, в котором он обращается не к конкретному адресату, а лишь со словами "мой дорогой друг", я обнаружила в архиве Рачия Кочара, Гургена Маари, которые так же, как Шираз не встречались со Стейнбеком.

Некоторые советские писатели отнеслись к инциденту с юмором и пониманием, другие с обидой и даже в назидательном тоне отчитали зазнавшегося американского писателя. Трогательным кажется восприятие армянских писателей: они обрадовались, поверили и как реликвию сохранили фактически безадресное письмо. Свои впечатления и чувства благодарности Стейнбек выразил еще в одном эпистолярном произведении - в письмах в Союз писателей Армении, Грузии и Украины, которые назвал "порфироносными" в послании атташе по культуре Посольства США Лесли Брэди: "Их содержимое может прозвучать для нас несколько простодушно и старомодно, но я выучился этому стилю, находясь там".

Отрывки из письма в Армению в неудачном переводе, скорее всего, с армянского текста, блуждают в Сети, поэтому приведем полностью тот русский перевод, который был напечатан в третьем номере "Литературной Армении" за 1964 год, сразу после публикации на армянском языке в январском номере газеты "Гракан терт".

Письмо Джона СТЕЙНБЕКА армянским писателям

СССР

Союз писателей Армении

15 января 1964 года

Дорогие друзья!

Была у меня мысль написать каждому из вас в отдельности, поблагодарить за сердечность и гостеприимство, что оказали вы нам во время нашей недавней поездки. Но когда я стал припоминать великое множество людей, сделавшихся нашими друзьями, то понял, что иначе как за несколько лет мне не справиться с такой задачей. Нашлись и другие затруднения.

КОНЕЧНО ЖЕ, Я МОГ НАПИСАТЬ ВЕЛИКОМУ ХУДОЖНИКУ САРЬЯНУ И ВСЕЙ ЕГО СЕМЬЕ, но как мне было выразить благодарность крестьянам, накрывшим для нас такой чудесный завтрак прямо на траве, среди гор, или молодой чете возле величественного храма, угостившей нас прохладным, сладким, бодрящим соком винограда! Ведь я даже имен их не знаю, но мне хочется сказать им, что они дороги нашей памяти.

Мы столько вспоминаем, и с такой радостью, с такой теплотой! И песни за обеденным столом, и высеченный в скале невероятный монастырь, и громадный утес, и глубокое ущелье под ним, где когда-то проходили римские легионы, и Арарат - какой он был утром и каким становился под вечер. И звучание слов Саят-Новы, незнакомое нам, но ласкающее слух. И я вспоминаю древнее величие Еревана, рожденное бесконечной сменой поколений, - так пласт к пласту рождается гора... жизнь, продолжающаяся вечно... прекрасная страна и прекрасный народ, который вечно есть... это самое главное - быть.

Мы помним, да, помним мысль, точно острое лезвие, поразившую нас во время этой поездки, - при всей разделенности верстами и океанами, неодинаковости обычаев и идеологии, методов и техники, происхождения, истории и жизненного опыта, при всем том, что различает нас, мы все-таки скорее схожи, чем различны. Добросердечие интернационально и интер-расово. Добросердечие не нуждается в языке, оно само есть язык.

В НАШИХ ЖЕЛАНИЯХ И ПОТРЕБНОСТЯХ НЕТ РАЗНИЦЫ. КАКОВЫ ЖЕ ОНИ? МИР,  ДРУЖБА, В МЕРУ ПОКОЯ, так чтобы подальше отошло страдание и чтобы у людей всегда были право, время, энергия и воля - жить и развиваться до высочайших вершин своих возможностей. Вот то, чего хотим и мы, и вы, - благодатная земля, не тревожимая злобой и распрей, открытый мир, где дети могут расти со смехом на лице и без обиды, без сумрака в душе. При такой общности есть ли что-либо удивительное в том, что мы были встречены в Ереване как дорогие гости, как родные?

Армения запечатлелась в нас. Богатая и красивая страна... есть ли что-либо удивительное в том, что она вызывала алчность завоевателей? Но Армения страна не только благодатная, она и счастливая, ибо у нее есть народ, со страстью сознающий красоту своей родины и закаливший свою любовь в вековых испытаниях огнем и яростью. Эта железная любовь - сила Армении. Страна - благословенная своим народом, народ - благословенный страной...

Вы заразили нас этим чувством, и мы благодарны вам за него, потому что знаем, что никогда отныне нам не быть чужими в Армении.

Ваш Джон СТЕЙНБЕК

P. S. Армянский след Джона Стейнбека еще не завершен, он оказался разветвленным, и, возможно, он ведет не только в Национальный центр Стейнбека в Салинасе, к его домам-музеям в Салинасе и Монте-Серено, но и в Стэнфордский университет. После возвращения из СССР писатель подготовил 40-страничный отчет о своих впечатлениях для Госдепартамента США, которые были им приняты и в настоящее время хранятся в библиотеке Стэнфордского университета. Хочется пообещать читателю новые подробности в продолжающихся поисках Стейнбека в Армении.

P. P. S. Сквозь эхо прошлого вдруг раздался голос из настоящего: издательство "Зангак" подарило армянскому читателю роман "Гроздья гнева" в переводе с английского Арама Арсеняна. Стейнбек снова вернулся в Армению.