ОТЗВУКИ ПРЕДАНИЯ

Предлагаемый вниманию наших читателей рассказ "Ханаванк" был написан известным армянским писателем Акселем БАКУНЦЕМ (Александр Тевосян, 1899-1937) за одиннадцать лет до его трагической гибели в тюремных застенках. Через год, в 1927 году, он был издан в сборнике "Мтнадзор". 

РАССКАЗ-ПРИТЧУ "ХАНАВАНК" ОБЫЧНО НЕ ОТНОСЯТ К ЧИСЛУ ТАКИХ ХРЕСТОМАТИЙНЫХ произведений писателя, как, скажем, "Альпийская фиалка", "Белая лошадь", "Тигрануи", "Мтнадзор", "Оранджия", "Фазан", "Письмо русскому царю", "Девушка Хонар", "Лар-Маргар" и другие. Поразительна сама идея спасения старинного монастыря от использования его руин не по назначению в период, когда вскоре, года через два-три, советская власть приступила к целенаправленному уничтожению храмов. В образе храма сплелись две судьбы: исторического памятника и армянского народа, реальность и предание.

Аксель БАКУНЦ

ХАНАВАНК

Нахарар (крупный владетельный князь в Армении. - К. Х.) прошел по берегу реки Касах, где в бездонном ущелье клокотали ее мутные воды и ударялись о высокие валуны, обтесывая их и впиваясь в камни, - и здесь, на макушках утесов, нахарар надумал возвести великолепный храм.

ВОЗМОЖНО, ОДНАКО, ВСЕ БЫЛО ВОВСЕ НЕ ТАК, и это епископ побывал здесь, и пожелал он увидеть возвышающийся на скалистом берегу Касаха монастырь с оконцами, выходящими к ущелью и пенистым волнам реки, а под сводами слышались бы псалмы и шараканы (старинные армянские церковные песнопения. - К. Х.), раздавался бы звон колоколов, а настоятель монастыря в своих молитвах возносился бы над мирской суетой, предавая забвению возлюбленную нахарара…

Монастырские стены Ханаванка умалчивают об этой истории.

Однако на камнях храма сохранились надписи о том, что в Ханаванке были виноградники и давильня, маслобойка и мельница, о том, что "во спасение своей души" князья одаривали монастырь селами с сельчанами-язычниками и их живностью, лесами с зарослями герани. Камни Ханаванка упоминают обо всем этом.

В седьмом веке, когда нахарар одолел дорогу по скалистому берегу, затем поделился своими намерениями с сопровождавшими его военачальниками, ему и в голову не могло прийти, что спустя века уцелеют только Касах и утесы над ущельем, да еще селянин - потомок тех, кто тащил на себе камни для Ханаванка.

Минули века, род сельчан разросся, на месте лесов и зарослей герани были разбросанные камни и мягкая земля - ведь сельчанину предстояло выращивать хлеб.

Земля со временем засохла, точно лоно бесплодной женщины. От ручьев остались одни воспоминания, да еще ложбинки, а также предание о том, как когда-то в ущелье клокотали-пенились ручьи, а косули выбегали туда из лесу напиться воды.

Селян становилось все больше, и княжеские леса срубили на бревна для сеновалов, но когда вспыхнули пожары и сгубили сеновалы, то их обитатели схоронились в пещерах, а когда вновь взошло солнце на мирном небосклоне, то они покинули пещеры и земля тогда покрылась всходами, и холодными зимними вечерами в глинобитных лачугах вновь  приумножился род селян.

Когда поубавилась вода в ручьях, когда срубили последние виноградники и сровнялись бугорки, опустели и давильни. Заладили дожди, запуржили метели, ударяясь о стены давильни, - и давильни сровнялись с землей так же, как прильнувшая к ней бугристая почва под лозой.

Канули в Лету давильни, точно так же, как и память о нахараре седьмого века. Кровля Ханаванка покрылась колючками, которые пробились сквозь штукатурку, сместили каменную кладку, и однажды в ночную пору, во время землетрясения, рухнул купол храма, и камни скатились в Касах - река вспенилась и поглотила камни, те самые, которые когда-то раздобыл и на себе поднял наверх селянин.

На рассвете старушки с пущей набожностью поцеловали закопченные монастырские камни; заблеяли козы и, ловко перепрыгивая по камням, поднялись на кровлю храма пощипать разросшуюся там растительность.

Пролетели годы. Село прильнуло-прикипело к родным пажитям. Оно съеживалось, когда сыпались удары, пряталось, точно улитка - в ракушке, когда соприкасалось с липкими щупальцами чего-то омерзительного - будь то ханский сарбаз (персидский воин. - К. Х.),  пошлины синода или плеть пристава.

Так село влачило свое существование у стен Ханаванка, засевало безводную почву полбой и выпекало из нее лепешки, из навоза худосочной скотины заготавливало впрок кизяк, смешанный с соломой, и тем кизяком залепляло камни урартских стен, а в карасах (большие, врытые в землю кувшины для хранения продуктов. - К. Х.) предков-язычников засаливало огурцы.

ПРОШЛОЙ ВЕСНОЙ, КОГДА СБЕГАВШАЯ С ГОРЫ АРА ТАЛАЯ ВОДА обнажила ее склон и из запруд мутные ручьи потекли в ущелье Касаха, один из селян Ханаванка, чьи деды и прадеды в седьмом веке на закорках тащили камни для монастырских стен, этот ханаванский селянин облюбовал участок земли между стенами храма.

Селянин обошел раскиданные там и сям камни, пригляделся к монастырским развалинам и надумал из отесанных камней храма построить гумно с сеновалом, а тот клочок земли отвести под баштан. С кромки ущелья он заглянул вниз: а есть ли из ущелья дорога, по которой в летнюю жару молотильщик поднимал бы в кувшинах воду? И когда склонился-заглянул в ущелье, то не ведал вовсе о том, что в седьмом веке здесь же, на скалистом берегу, у нахарара зародилась мечта - возвести монастырь с арками; не ведал он и о том, что и настоятель монастыря всматривался в мутные волны Касаха и тосковал по возлюбленной нахарара и с тоскою читал псалмы.

Прохлада веяла со скалистого берега и была  несказанной благодатью для селянина: молотое зерно легче бы просеивалось на ветру. И как славно, что в старину вокруг монастыря возвели стену: соседские козы не забредут на баштан, не растопчут грядки и не поживятся. За монастырской стеной, рядом с гумном и сеновалом, селянин собирался дом над ущельем построить да жить-поживать под прикрытием стен, подальше от людских глаз.

ВЕЧЕРОМ, ВОЗВРАТИВШИСЬ ДОМОЙ, селянин еще разок все прикинул-взвесил и остался доволен своей затеей. Завтра же надо будет заняться посадкой саженцев, взрыхлить почву, приделать дверцу в пробоине стены, чтобы козы не повадились пастись на баштане. Перво-наперво селянин взялся возводить ограду. Сколько камней кругом, а в орнаменте тех камней высечены гранат и гроздь винограда, и кое-где на камнях поистерлись надписи от шальных ветров и жгучего солнца. И закипела работа: выросла-вытянулась ограда - урартийская стена с человеческий рост; затем настал черед лопаты - и вгрызлась она в землю. И селянин из-под земли извлекал обломки черепицы и карасов и камни. Глиняные осколки отделил-убрал, расчистил баштан от камней и сбросил на дно ущелья.

На вечерней заре селянин присел на валун, закурил. Ветерок из ущелья ласково освежил вспотевший лоб. Он покурил, разглядывая развалины стены и хачкары. Нелепым  показался селянину Ханаванк. Каким отменным получится баштан с дынями да арбузами - столетия спустя передохнула земля Ханаванка.

Еще бы одно землетрясение, какое случилось в те давние времена, - и отправились бы уцелевшие останки Ханаванка в ущелье, и вконец сгинул бы монастырь. А он расширил бы границы баштана, удлинил бы стену, расчистил место монастыря и в свои владения включил бы и старинные надгробья, и уткнувшиеся в землю камни со слепыми буквами.

И тогда бы в своих владениях, на княжеских могилах, он посадил бы лук и чеснок да саженцы абрикоса; абрикосовые корни потянулись бы в глубь, к княжеским костям, и, вскормленные древним прахом, выросли бы вкусные плоды.

 Да и монастырь больше не затенял бы его баштан…

Односельчане пожурили его, дескать, нельзя Ханаванк отдавать под баштан - место старинное, священный очаг. Заговорили и о том, что в селе-то нет места для баштана. Так что счастливчик их односельчанин, нашел себе подходящий участок. Поворчали да и умолкли.

Благоверная селянина не одобряла его поступка, но перечить не стала. Ранним утром она отправилась к руинам храма, поцеловала хачкары, зажгла две тонкие, как ее пальцы, желтые свечки и стала молиться на коленях, но, заслышав приближающиеся шаги, поспешила восвояси.

Это звонарь заглянул на монастырские развалины, пришел за снопом сена, которое было сложено в углу храма. Давненько звонарь не видел зажженных свечей перед храмом. Он потушил и положил в карман недогоревшие свечки. Вечером они пригодились бы в хлеву во время кормежки скотины.

В ЗИМНЮЮ ПОРУ ТОЛМА (армянские голубцы. - К. Х.) с перцем была для селянина настоящим объедением.

Он отправлял в рот крупные куски и протягивал жене тарелку.

- Положи-ка еще, если осталось.

Острый перец обжигал язык, согревал желудок - по душе был перец с монастырского баштана. Ни один настоятель монастыря давно минувших лет не испытывал такого блаженства в зимние дни, как селянин, вкушавший взращенный им перец.

 Время от времени он наведывался к фруктовым деревьям. А через несколько лет он и гумно с сеновалом справит, так что жарким летом после работы на гумне приляжет передохнуть под сенью деревьев. Ветер донесет живительную прохладу студеных волн Касаха, и, напоенные солнцем, созреют фрукты.

Однако ничего подобного не случилось - плоды так и не созрели.

Пришла депеша, мол, Ханаванк - это реликт, и там запрещается пахать и сеять, сажать деревья, строить дома из его камней.

Когда вешние воды, как и в прошлом году, побежали со склонов горы Ара, пожаловали землемеры. Каменными кучками пометили границу между старинными землями и селом. Деревья баштана выкорчевали.

Все, что прошлой весной на скалистом берегу Касаха задумал селянин - и гумно, и сеновал, и домик с оградой, - все это вмиг показалось растаявшим снегом.

Он снял с петель приделанную в стене дверцу.

Козы по-прежнему стали взбираться на развалины стен пощипать траву. Они перебегали с камня на камень. А когда из-под их копыт посыпались куски известки, то от гулкого эха под сводами храма взлетали вспугнутые голуби и, покружив в воздухе, вновь возвращались.

Когда селянин снял с петель дверцу, то обвел взглядом Ханаванк. Нелепым показался ему монастырь над скалистым берегом - уж больно аппетитными были перцы с баштана.

Подготовила и перевела Каринэ ХАЛАТОВА