"НИГДЕ В МИРЕ ТОЛЬКО ДЕНЬГАМИ ИСКУССТВО НЕ МЕРЯЮТ"

Культуру настиг очередной секвестр - третий за последние два года. Секвестр пришел, естественно, и в театры. Во все, независимо от статуса, ранга и художественных достижений, в равной мере – у каждого урезали еще восемь процентов государственной дотации. Капитализация…

Прокомментировать новые реалии директор Государственного театра кукол им. Ов. Туманяна Рубен БАБАЯН согласился, но, кажется, и у него больше вопросов, чем ответов.

- Рубен Арташесович, как собираетесь выживать в новых финансовых реалиях? Много потеряли?

- В нашем театре – это семь с половиной миллионов. Урезали и заявляют – как хотите, так выворачивайтесь. Что делать? Кого сокращать? У меня нет ни одного лишнего человека в коллективе, это легко проверить. Но дело даже не в этом. Мы постоянно говорим о том, надо провести какие-то реформы. Мы говорим, да, такое количество государственных театров содержать невозможно, и как бы постоянно подсказываем, что сначала надо подготовить социальную базу, обеспечить законодательную защиту, а потом уже что-то менять. Утром – реформы, вечером – театр. Старая простая истина! А они решили сначала довести театр до ручки, а потом начать реформы. Если только к тому времени будет что реформировать. Ведь никаких шагов в сфере законодательства не делается, а делается просто сокращение! Как в анекдоте, когда крестьянин раз в неделю уменьшает ослу корм, а когда тот, не выдержав, издыхает, говорит: "Вот гнусная скотина! Еще денек потерпел бы и привык!" Вот и тут, наверное, все делается в расчете на то, что не будет денег – сами по себе умрем. Не должна быть у нынешнего государства задача довести театры до состояния, в котором они были в военные 90-е годы. Потому что каких-то успехов театры добились. И добились в том числе благодаря тому, что в те финансовые пределы, которые были, они как-то могли укладываться. Сколько интересных молодых режиссеров и актеров появилось только в нашем театре. Что теперь с ними делать? Выбрасывать на улицу?

 - Но, если бы не нынешнее стремление поставить телегу впереди лошади, разве "независимой" культуре, в том числе и театру, не пора освободиться от советской системы финансирования?

- С этим никто не спорит. Но когда все это делается? Когда есть четкая концепция, каким должен быть театр, шире – культура. И как помочь, какие финансовые источники найти, чтобы работала эта концепция. Понятно, что в государстве есть более важные проблемы, связанные с обороноспособностью, и пр. Но давайте все-таки попытаемся как-то заинтересовать людей и в культуре. Давайте попытаемся выработать какую-то систему оценки деятельности театра – этот хорошо работает, этот – плохо. У нас же ничего этого нет. Как спускаются эти планы театрам, откуда они берутся - когда вдруг в 2017 году количество финансов, которые мы должны заработать, резко увеличивается на десять миллионов драмов. Как? Откуда? На основе чего пришли к этому выводу? С кем посоветовались? Кто эти экономисты и демографы, которые все это высчитали, - сколько у нас жителей, какая у них социальная обеспеченность. Я человек практичный, чтобы меня убедить, мне нужно что-то представить, привести какие-то аргументы, а не просто спустить разнорядку и поставить перед фактом. У нас, на самом деле, самая оголтелая диктаторская система – мы так решили и так должно быть!

 - Когда через два месяца после aпрельской войны бюджет сократили, объясняя это нуждами армии, всем было понятно. А нынешний секвестр разве как-то мотивирован?

- Вот! У меня были и худшие времена, когда я принял театр в 98 году с многомиллионным долгом, с три месяца не выплачиваемой зарплатой, выключенными электричеством и телефонами. Что беспокоит? Тенденции! Ты можешь пойти на какие-то ограничения, понимая, что идут какие-то радикальные перемены ради того, чтобы потом стало лучше. Но когда ты не видишь никакой перспективы… То есть перспектива одна-единственная – просто урежем деньги. И все! Я думаю, это идет от того, что правительство выработало следующий подход: все, что не приносит дохода, не имеет права на существование

- Так оно этого и не скрывает – еще с осени только и разговоров что о капитализации. Другое дело, что, казалось, в ней будет какая-то осмысленность, какие-то дефиниции, а не просто удар топором…

- Я вчера прочитал, что на восемнадцатый год урезывают также финансирование образования… Смотри - библиотеки вообще не приносят никакого дохода. Музеи, наверное, тоже. Научные институты… То есть такой подход – это подход недалеких торгашей. "Купи – продай", есть деньги – есть смысл, денег нет – уйди и не позорься. Все остальное не имеет значения – ни художественный уровень, ни какие-то педагогические устремления. Когда я принял театр, тут было шестеро арендаторов. Я от них избавился.

- Нашел чем гордиться!

- И не говори! Тогда были арендаторы, но тогда не было театра. Тогда от театра отрывали какие-то территории. Мы спаслись благодаря программе ЛИНСИ. Кто-то тогда сумел понять, что такие вещи нужно финансировать. Благодаря ЛИНСИ у нас есть малая сцена, на которой состоялись многие из самых интересных наших спектаклей. Спектакли, которые показывались по всему миру. А что было на месте этого зала? Кафе! Я закрыл его и сделал малую сцену. Да, театр потерял в финансах. Но у театра появилось художественное обретение.

- Самое обидное – казалось, эта тема закрылась лет двадцать назад, вроде государство поняло, что есть какие-то тонкие вещи, которые конвертируются не в валюту, а во что-то более ценное…

- Нигде во всем мире только деньгами ничто не измеряется. Да простится мне такое сравнение, но мы возмущаемся, что Россия продает оружие Азербайджану, и на самом высоком уровне заявляем, что не принимаем объяснений в духе – "Ничего личного – это просто бизнес". Так почему же мы сами бизнесом готовы оправдать что угодно. Причем даже не бизнесом. Потому что мы слово не правильно трактуем. Бизнес – это дело. Давайте поймем – Театр кукол, он занят делом или не занят? Если он занят делом, причем важным для государства, значит, он должен финансироваться со стороны государства. И финансироваться достойно. А мы переводим бизнес на уровень самого примитивного торгашества. Бизнес – это дело. И я не знаю, все ли, кто делает деньги, лучше понимают в своем деле. В конце концов, хорошее образование – это дело. Это бизнес в хорошем смысле слова. Это перспектива завтрашнего дня. Хорошие театры, хорошие спектакли – это дело. В противном случае можно установить по всей площади театров торговые ряды, и пусть торгуют!

 - По-моему, это не делается исключительно из страха перед общественной реакцией. А то – с превеликим удовольствием. В конце концов, призыв к государственным, в том числе и академическим театрам клянчить деньги у знакомых олигархов мало чем от этого отличается.

- Прежде чем что-то просить, нужно знать, что ты можешь предложить взамен. А так – кому-то могут дать, кому-то не дать. Или сегодня дать, а завтра не дать. И что, тогда - закрываем этот театр? На самом деле, я думаю, в идеале правительству видится эдакая система азиатчины. Кругозор ведь ограничивается Дубаем, а в Дубае нет театров, зато есть прекрасно оснащенные залы, где можно показывать все что угодно. Хотя лет десять назад, когда мы были на фестивале экспериментальных спектаклей (заметь, в Каире!), я спросил заместителя министра культуры: "Зачем вам фестиваль, на который приезжают вещи, которые даже искушенному европейцу могут показаться чрезмерностью?" И он мне ответил: "Вы знаете, у нас народ отсталый, его надо подтягивать до каких-то мировых вещей". Они чувствуют, что народу это нужно!

В любом случае, за эти годы армянский театр добился каких-то результатов. Мы хотим иметь тот театр, который сегодня есть в лучших театральных проявлениях? Или мы хотим иметь, насколько я понимаю, такие, чисто фольклорные очаги искусства, где мы будем просто петь и плясать национальные танцы, а все остальное - не по Сеньке шапка? Или мы все-таки находимся в мировом театральном процессе и тогда пытаемся соответствовать? И тогда начинаем думать о механизмах. Понимать, что нигде, ни в одной стране это дело не ставится на самотек. Существует огромная система финансовой поддержки в Германии, во Франции, даже у частных театров Бродвея - везде. Наш театр, репертуар которого на девяносто процентов составлен из спектаклей для детей, имеет право на существование? Имеет государство какие-то обязательства перед ним? Нам скажут – да, но эти обязательства постоянно сужаются. Если хорошо работать – это уметь доставать деньги, тогда пусть приведут другого руководителя, и посмотрим, будет ли театр качественнее и более доступным. Если да, тогда я скажу – все правильно. Но я же знаю, во что это превратится.

 - Ну да, если приводить спонсора, которому по большому счету ты никак не нужен, то ему будет сложно отказать в проведении в театре юбилея его бабушки.

- Так нет никакой законодательной базы, которая будет стимулировать спонсорство. В конце концов, спонсорство и меценатство – это же не какие-то личные качества, которые всасываются с молоком матери. Люди занимаются бизнесом, умеют хорошо считать и понимают – вот здесь он немного потерял, зато вот здесь выиграл, и не только в плане денег, но в общественном сознании, в престиже. А когда люди понимают, что они ничего не выигрывают, они же не дураки! Тогда действительно лучше открыть ресторан. Мы же даже не пытаемся освободить их от хоть каких-то налогов... Есть две системы. Одна, плохо работающая, по крайней мере в такой стране, как наша, – это полностью государственное обеспечение, которого не может хватать на всех. Вторая – когда начинают работать механизмы, способствующие тому, что в культуру идут разные финансовые потоки.

- Ты говорил о диктатуре. В таком раскладе, как наш, неминуема диктатура капитала.

- Думаю, да. Ведь на самом деле в развитых странах и спонсорство идет через определенные фонды. И фонды очень часто решают, что поддерживать, независимо от желания того, кто спонсирует. Это очень важно! Чтобы не быть повязанным на вкусе спонсора. Выбирается совет фонда, авторитетные люди, чтобы они могли отличить семена от плевел - или мух от котлет. Судя по тому, что происходит, в глазах нашего государства культура – это назойливая муха.