ИНТЕРВЬЮ РОБЕРТА КОЧАРЯНА «РИА НОВОСТИ»

         (Окончание)

         – А в годы вашего президентства не было политической монополии? 

          – Сейчас много говорят о том, что эта монополия была именно в годы моего президентства. Давайте обратимся к фактам. В годы моего президентства парламентские выборы проходили трижды. Все три раза в парламент проходили шесть политических партий. Конфигурация участия менялась, но партий было шесть. Сам я был беспартийным. 

          Формировалась коалиция из трех партий, так как ни одна из них не набирала парламентского большинства, а значит, не могла самостоятельно сформировать правительство. Это означало необходимость постоянных политических консультаций, поиска компромиссов. Были серьезные обсуждения, была реальная оппозиция, которая весьма агрессивно "чесала" власть в то время, в том числе и меня как президента. О какой политической монополии может идти речь при такой конфигурации политического поля? 

          – Вы заявляли, что возвращаетесь в политику, но в интервью некоторым СМИ сказали, что не будете принимать участия во внеочередных парламентских выборах, которые могут состояться в декабре, и не будете претендовать на пост премьер-министра. Как тогда вы видите свой приход в политику? 

         – Я просто не успеваю к этим выборам, скажем прямо. 

         – Не успеваете подготовиться? 

         – Да, несомненно. Тут два обстоятельства. Во-первых, для меня действительно очень сомнительна легитимность самого этого процесса и, во-вторых, я просто не успеваю. Я десять лет присутствовал в политике весьма пассивно, и это присутствие выражалось в основном критикой действующей власти. Я высказывал свою точку зрения о подходах правительства по вопросам, которые имели большое общественное звучание. Делал это достаточно резко, и этим, собственно, мое участие и ограничивалось. 

          К тому же я был беспартийным. Это означает, что мне надо создавать партию с нуля, а не восстанавливать то, что когда-то было. Причем мне бы хотелось идти на выборы с новой, обновленной командой. Обычно каковы первые действия, когда хочешь собрать команду? Ты обращаешь свой взор на людей, которых ты знаешь, на окружение, с которым ты общался, работал. Но с учетом сложившейся ситуации все-таки надо привлечь новых, талантливых, молодых и энергичных людей. Иметь хорошее сочетание опыта и энергии. Кого-то, конечно, надо привлечь и из старой команды, которую ты знаешь, которая с тобой работала. Но все-таки опираться надо на новое поколение людей, а вот это сделать нелегко, для этого нужно время. 

           – То есть вы будете создавать свою партию? 

        – Если возвращаешься в политику, то надо об этом думать. 

          – Уже думали, как ее назовете? 

        – Нет. Я думаю, что это не принципиально. Принципиальны те подходы, которые надо адаптировать. Кстати, форматы возвращения могут быть разными. Сейчас я вижу одно – после внеочередных парламентских выборов оппозиционное поле будет разрушено, и думаю, страна будет нуждаться в альтернативной точке зрения, в альтернативных подходах, чтобы проблемы решались профессионально и конструктивно. Мы все живем в этой стране и понимаем, что ее успех – это успех каждого гражданина в отдельности. 

          Сейчас я вижу в оппозиционном поле очень серьезный вакуум и полагаю, что его следует заполнить в интересах страны. У меня нет стремления занять какую-нибудь высокую должность. Если бы такое стремление было, я бы 10 лет не жил своей частной жизнью. Ситуация развивается таким образом, что обстановка тебя втягивает в процесс, от которого ты не можешь отмахнуться просто в силу биографии, склада характера и жизненной позиции. 

          – Есть ли в стране политические силы, которым вы симпатизируете или которых вы поддерживаете? 

         – Сейчас все подлежит очень сильному переформатированию. Я не стал бы называть какие-то политические партии или силы, потому что у нас очень много партий, которые проявляли себя только на уровне лидера. То есть самой партии, институционально выстроенной, под ними нет, но лидеры достаточно активны. 

           С другой стороны, у нас партия власти в классическом выражении вырождается в номенклатурную партию. Это общая болезнь всех постсоветских стран. У меня есть ощущение, что этой проблемы не избежит и нынешняя власть, потому что я вижу, как они работают, я вижу, как активно они стали использовать административный ресурс и не только на выборах, но и для достижения вполне конкретных политических задач. 

         Такое использование административного ресурса означает, что в партию сразу потянутся люди, которые не прочь воспользоваться этим ресурсом. Это означает, что очень скоро эта партия станет классической номенклатурной партией. Как говорил Черномырдин, хотели как лучше, получилось как всегда. 

          Это уже видно сейчас. Найдут ли они в себе достаточно внутренней силы для того, чтобы избежать этой участи, сложно сказать. По моим ощущениям, напротив, этот ресурс они будут использовать гораздо активнее, чем это делала прежняя власть. Эйфория прощает им очень многое из того, что не простила бы прежней власти, а это развращает. 

         – Вы давно в политике, у вас очень много знакомых мировых лидеров. Они вам пишут, спрашивают о ситуации в стране? 

         – Звонят иногда, спрашивают, что, чего, как, как дела. Особенно после того, как меня арестовали на какое-то количество дней. 

        – Сочувствуют вам? 

        – Тут все персонально. Обычно с тобой связываются те, с кем у тебя сложились какие-то дружеские отношения, кроме официальных. Это мнение в определенной степени персонифицировано, завязано на личных отношениях. Конечно, сочувствуют.

       – Поддерживают? 

        – Несомненно. Те, кто не поддерживает, не звонит. Звонят, конечно, поддерживают, выражают слова содействия. 

        – Некоторые политики, которые давно знают Пашиняна, не доверяют ему и считают, что он играет за две команды. По вашему мнению, существует ли вероятность резкого изменения внешнеполитического курса Армении с российского на западный? 

        – Многие высказываются по этому поводу. Сложно в нашей ситуации резко менять подходы. Мы находимся в конкретном военно-политическом союзе, и какой-то видимой альтернативы этому нет. Я думаю, что если и будут некоторые развороты, то они будут делаться в мягкой форме в расчете на некий временной интервал.
Подходы у них были радикальные, противоположные до прихода во власть. Но одно дело быть в оппозиции и говорить о том, что военные базы надо выводить из Армении, надо вступать в НАТО и все прочее, и другое дело, когда ты несешь прямую ответственность за безопасность, за урегулирование карабахской проблемы. Ты приземляешься и начинаешь реально смотреть на то, что ты будешь делать. 

         Другой вопрос, насколько все это искренне. Если ты 20 лет думал совершенно по-другому и был убежден в своей правоте, очевидно, что за день ты не поменяешь свои взгляды на 180 градусов. Ты будешь считаться с реальностью, ты будешь делать какие-то шаги в соответствии со своими убеждениями, но так, чтобы не создавать угрозы своей власти. Вот это возможно. Со временем мы увидим, насколько искренни заявления властей о том, что они не собираются менять внешнеполитические векторы. 

        – Но сейчас вы видите эти шаги отхода от России? 

        – Недавно ComedyClub показал в Ереване очень интересную сценку, когда несколько стран обсуждают свои взаимоотношения. Очень метко и с юмором описывают то, что происходит сейчас, и то, что, вероятнее всего, будет происходить в ближайшие два-три года.

          Проблемы для Армении я вижу скорее в сфере экономики. У нас фундаментальные показатели неважные, прямо скажем. Это плохая демография, проблемы с соседями, логистика вообще никуда не годится, а ожидания у людей в связи с революционной эйфорией очень высокие. Откуда и где те точки роста, за счет которых эти ожидания можно удовлетворить, мне не совсем понятно.

          Я достаточно хорошо знаю экономику Армении, и если они непонятны мне, то, я думаю, они непонятны и нынешним властям. Инвестиционный климат стал гораздо хуже. Власти объясняют это неопределенностью с парламентской ситуацией. Я не думаю, что причина в этом. 

          У нас почти вдвое сократился объем иностранных инвестиций. Я думаю, связано это прежде всего с отсутствием экономической политики. Никто не знает, как власть будет вести себя дальше, в том числе и сама власть. Это