СТАРИК И ГОРЕ

ТЕПЕРЬ О ГЛАВНОМ. На днях правительство отложило повышение акцизного налога на лимонад. Накануне прошли активные протесты производителей, люди приходили к дверям правительства, требовали, возмущались, недоумевали.

Протест сопровождался финансово-экономическими выкладками и комментариями, из которых выходило: стоящие за дверями Дома правительства протестанты правы, а сидящие в Доме правительства господа - нет. Взвесив все "за" и "против", власти прислушались к голосу разума и отсрочили повышение акциза.

Тот ли это случай, чтоб газеты писали: "Команда Пашиняна в очередной раз была вынуждена отступить"? Не правильнее ли, отказавшись от языка сводок с поля боя, признать, что команда Пашиняна приняла правильное решение. То есть не кто-то кого-то положил на лопатки, не война "белых и "черных" грез, а верх взяли прагматизм и разумный подход к проблеме.

С лимонадом обошлось, с некоторыми товарищами из нового руководства опять же наблюдается ожидаемая перемена мест, коммивояжерам японских автомобилей дана передышка, но вот новое сообщение. "Сотрудники Оперного театра подняли голос протеста против произвольного решения министерства, выразив поддержку маэстро Константину Орбеляну".

Правильные оперные голоса хороши в любом регистре, но как воспримут их в верхах, когда они раздадутся с приправительственной площади Еревана? Прислушаются, возьмутся искать пути решения или опять "против лома нет приема"? Скоро увидим.

На текущих днях премьер-министр разместил в публичном пространстве объявление. Объявление имело вдохновляющий заголовок: "С удовольствием приглашаю всех!" Приятно было слышать. Но… Круг вдохновленных лиц заметно сужается, когда читаешь дальше. Речь идет о встрече с представителями армянский общины Австрии. Всего-то…

 А представители несогласного населения Армении? С ними как? На ногах, между делом, отмахиваясь, не замечая, засовывая передаваемые записки в карманы телохранителей? Как насчет того, чтобы приглашать к разговору всех?  

ВОТ НЕ НРАВИТСЯ премьеру ректор университета, но он ректор. Не исключено, что остаток своей жизни я могу прожить и не общаясь с Давидом Санасаряном, но Санасарян - действующее официальное лицо. Любая конфигурация на сцене, включая политическую, подразумевает соответствующее отношение. "Собрать свои вещи и уйти", "им нечего делать в Армении" - это не отношение государственного мужа. Слабо коррелируется как с этикой, так и с практикой отношений между председателем правительства и ректором главного вуза страны. 

Признаться, "светя другим, сгораю сам" лично у меня с образом Арама Симоняна не совпадает, но я частное лицо, а Пашинян - премьер-министр, а в университете девять академиков, почти двести профессоров, больше двенадцати тысяч студентов, и вот так, не спросив, не сверившись с мнением других, не перепроверив выдвинутые обвинения, взять и как свечу задуть? Есть совет попечителей, пусть он и решает.

Когда рушили кафе перед Оперой, на поле битвы оказался некто Альберт Макян, ереванец, возраст - почти век (девяносто один год). Гражданину было и больно, и стыдно, но никак не гордо.

- Чтобы все шло правильно, надо было составить список работников кафе и сказать, кто где будет зарабатывать на свой кусок хлеба дальше. Чтоб спокойно, а не так, в виде войны…" - горевал Альберт Макян. А дальше был задан вопрос: во имя какого будущего мы расстаемся с прошлым? Кажется, волнует не только тех, кому за девяносто…

…Никол Пашинян и Серж Саргсян: стихи и проза, лед и пламень, но вот признание Ашотяна - ни друга, ни брата нынешнего премьера, а, напротив, соратника Саргсяна, сделанное накануне встречи армянского премьера с азербайджанским президентом в Вене: "Желаю удачи Пашиняну. Не буду злорадствовать, если произойдет провал". Потому что, если провал, цену за него придется платить всем нам. А еще потому, что Арцах не сумка на колесиках, которую можно взять и увезти.

Автор, конечно, далек от мысли, будто еще немного, еще чуть-чуть - и армянский "пирог" будет делиться так, чтобы каждый думал: лучший кусок оказался у него.  Но если не отказаться от "приходишь ко мне со своим мнением, уходишь с моим", то можно и вовсе оказаться без пирога. "Потому, - горевал на площади у Оперы Альберт Макян, гражданин, которому было больно, стыдно, но никак не гордо, - надо, чтобы спокойно, а не так, как в виде войны". Человеку девяносто один год, и он знает, что говорит.