“МЫ ПОТЕРЯЛИ САМИ СЕБЯ”

Нора ГРИГОРЯН – режиссер совсем молодой. В ее не по возрасту солидном послужном списке есть и “Хроники Сумгаита”. На сцене родного Русского театра им. Станиславского она делала этот спектакль - как память и как абсолютную веру в то, что такое не должно повториться. И в дни войны она была активисткой тыла – с той же абсолютной верой…

- Что ты сейчас чувствуешь?

- Полный крах всего! Ощущаю себя совершенно раздавленной, и пока мне не удается взять себя в руки, даже в плане работы. Умом, конечно, понимаю, что жизнь продолжается, что надо идти вперед, что само собой нам хорошо не будет, что надо даже не работать, а вкалывать, чтобы было хорошо. Но пока у меня это категорически не получается. Наверное, каждый здравомыслящий человек понимал, что существует международная политика, что рано или поздно что-то придется отдавать. Но такой финал, я уверена, даже самые прозорливые не могли предположить даже в самом страшном сне! Поражение ведь поражению рознь. Да, бывает, приходится уступать силе. Но то, как это случилось с нами – вот это самое страшное! Не представляла, что такое возможно. Я просто потеряла всякие ориентиры, совсем утратила веру, и, если честно, пока не вижу никакого просвета. Пока не могу найти в себе силы начать что-то, собрать мозги в кучку, выбрать пьесу. Понимаю, что надо делать спектакли, стараться создавать какую-то отдушину, попытаться принести людям хоть какую-то радость, но у меня настолько тяжело на душе, что не получается. Знаю, что это неправильно, но пока вот такое состояние.

- Но ведь три месяца назад о твой энтузиазм можно было зажигать спички!

- И это было абсолютно естественно! Я оставила на маму своих троих маленьких детей, оставила все, попросила поддержки у руководства театра, мне пошли навстречу, предоставили помещение, мы организовали этот штаб помощи беженцам... Уже не говоря о том, что с утра до вечера я носилась на своей машине по трассам Еревана и не только – Бюракан, Севан, Цахкадзор… И когда вдруг с экрана телевизора главный начальник страны говорит, что я лишена чувства собственного достоинства, у меня возникает когнитивный диссонанс. Потому что в людях я вижу совсем другое – буквально горение, готовность делать все от них зависящее. Не скрою, мне было приятно, когда президент Арцаха поблагодарил граждан Армении, которые помогают эвакуированным. И вот все, объединившись в один кулак, пашут, а тут кто-то по ту сторону экрана объявляет – вы чмо! Тем более, как человек, который в этом варился, я видела, что многие госучреждения на происходящее никак не реагировали, хотя это их прямая обязанность. Я конечно же не говорю, что кто-то должен был вешать нам на шею медали, но можно же было хотя бы не плевать в душу! Из книжек и кино нам было известно, что война – вещь грязная, что кто-то греет на ней руки и делает на этом деньги. Но когда предательство, все эти ушедшие в песок деньги Спюрка, вся эта мерзость обретает такие масштабы… Понимаешь - все-таки что-то с нами пошло очень сильно не так. И чувствуешь себя, извините, просто лохом, которого тупо использовали. Нас всех использовали, даже тех, кто героически погиб.

- А разве не естественно сегодня искать отдушину в театре, даже не для зрителя, но, в первую очередь, для себя?

- Театру сегодня очень трудно еще и потому, что он частично утратил свои функции. Мы в какой-то мере приостановили свою деятельность, случилось это не вчера и не по причине коронавируса, а потому что те, кто руководят страной, делают вместо нас большую часть нашей работы. Они ведь постоянно устраивают спектакли с плавным переходом в большое шоу. Можно сказать, отняли наш кусок хлеба и превратили жизнь в шоу - дорогое по постановочным затратам и дешевое по содержанию. Есть сценаристы, есть главные исполнители, есть статисты, есть народ, исполняющий функцию массовки. В общем, огромный постановочный контекст, причем, тяготеющий к сельскому клубу. Мы же видим все это закулисье в соцсетях – как кому-то “суфлер” в очередной раз передает текст роли. Театр уже десять месяцев в простое, но другие за нас работают! А если серьезно, то, что в этом контексте наш театр умудряется регулярно играть премьеры, причем выбирать достойные пьесы – это для меня конкретно героизм. Лично я пока себя собрать не могу. Но что-то нужно начинать делать. Ведь этим дешевейшим шоу придет конец.

- И тогда перед нами и нашим искусством вновь станет вопрос поиска героя…

- Вот это точно задача задач! Нам выбили почву из-под ног, лишили всей системы ценностей, еще до начала войны нас стали лишать героев. Дискредитация Роберта Кочаряна, героя Карабахской войны, и сдача освобожденной Монте земли именно в день его рождения – это все взаимосвязано, этот символизм, точнее, антисимволизм, он по любому существует. У нас забрали и “передали” Шуши – отняли даже День победы! Вся наша система ценностей потерпела крах. Когда на человека, потерявшего сына и занятого его тщетными поисками, набрасываются, даже не пытаясь разделить его боль – это же конец.

Мы потеряли не только земли предков и тысячи молодых жизней – мы потеряли сами себя. Лично я утратила истину, рухнуло все, что казалось незыблемым. Мы теперь всех только ненавидим. Любого человека, который высказал просто здравую мысль, потрошат до конца и заявляют, что он “наймит”, а значит прав хоть в чем-то быть не может. Мы уже ничто не можем оценивать трезво – ненависть, ненависть, ненависть, и полное отсутствие ценностной шкалы. И как при этом нашему обществу пройти через все то, что мы проходим и еще, видимо, должны пройти? Мы же саморазрушаемся, мы морально убиваем друг друга. Да и не только. Нас же просто толкают к гражданской войне. Может я глубоко не права, но, кажется, некоторым столько пролитой крови оказалось недостаточно. И каждый день – новый удар, и сегодня болит у Капана, завтра – у Севана. И что дальше?

- Насколько мне известно, у тебя, как у многих, возникают мысли об эмиграции.

- А разве кого-то можно в этом винить? Ведь очевидно же, что война не кончилась – не кончился момент опасности. Где уверенность, что завтра под нашими окнами мы не услышим громкую речь на турецком. Не знаю, зафиксировали ли вы это, но даже после 9 ноября были какие-то люди в фейсбуке, которые пытались уверить, что это соглашение – очередное “стратегическое отступление”, а вот числа 18-19 - “вы увидите, что будет!”. Мы не можем осознать и признать свою вину – что приняли это решение, привели этого человека. Я понимаю, это очень трудно, признаться себе в том, что тебя одурачили. И очень горько осознавать цену, которую приходится платить за то, чтобы мы отрезвели. Может, после всего пережитого мы действительно будем делать все и больше, чтобы страна встала на ноги, стала сильной. Но сегодня трудно не бояться за своих детей. У меня есть сын. Да уже и не важно – мальчик-девочка… Если азербайджанцы сегодня практически на Севане, то кто даст гарантии, что в “Эривани”, как они выражаются, их не будет?

- И все-таки давай верить, что и страна, и мы все, и лично ты выйдем на свет. О чем тебе захочется поговорить со зрителем?

- Не знаю, мне кажется, нужно что-то очень эмоциональное – чтобы люди могли выплеснуть все, что в них накопилось. Мы все зажались, и кругом один негатив. Может, действительно, нужно что-то такое, чтобы зритель смог освободиться от всех сжатых в пружину эмоций, даже поплакал – по-настоящему. Вот я начала репетировать Миллера, “Салемских ведьм”, потом поняла, что это очень тяжело, и переключилась на Маркеса – “ Я просто зашла позвонить”. Но и тут невозможно не проводить какие-то параллели. Мне кажется, какую пьесу сейчас не выбери, все равно разговор приведет ко дню сегодняшнему, так у нас все внутри горит. Очень сложно найти нужную тональность, особенно тем, кто хочет выразить это через спектакль, музыку, книгу, а не через фейсбук. Сейчас многие говорят о том, что темой войны и ее последствий нельзя спекулировать в творчестве, но, мне кажется, этого – не спекуляций, естественно - невозможно избежать. Художник, простите за высокопарное слово, должен жить в своем времени, поднимать проблемы своего времени и своего общества. У нас сегодня вся жизнь – одна большая проблема, причем, я имею в виду моральные проблемы. И молчать о них нельзя.