НАЗАР ВЕЧЕН! ВЕДЬ НАМ ПОКА НУЖЕН ТОЛЬКО "КИШМИШ"

После длительного перерыва народный артист РА Грант ТОХАТЯН вышел на сцену. Вышел в образе того, кто принес народу свободу, достоинство и много-много мыльных пузырей, если следовать букве пьесы, много воздушных шариков. Вышел на сцену родного Камерного театра в спектакле "Назар" в авторстве Ара Ернджакяна. Вышел, чтобы спросить: нам еще не хватило назаров?

- Во время войны ты был не раз замечен в Арцахе, потом собирал митинги во имя возвращения военнопленных, и вдруг раз - и ушел в театр. Это сейчас настолько важно?

- Меня удивляет, когда некоторые сегодня кричат: вы молчите, а вот мы! Вы - что? Ведь "Назар", "Господа", они рождались тогда, в 70-х, 80-х. Может, мы всем народом шаг за шагом шли к тому, что произошло сегодня. Независимость, 89 год - мы тогда верили, что повеяли новые ветры, что-то произойдет, поменяются какие-то вещи. Увы, уже в начале 90-х наступил облом - даже когда началось победное ура, когда наши войска начали после отступления занимать позиции, идти вперед. Это же парадокс, когда в только что победившей стране люди выходят на улицы, чтобы крикнуть президенту "уходи!" вместо "Левон! Левон!" Ведь вроде он должен был быть на белом коне. К сожалению, то, что творилось внутри страны, часто затмевало то ликование победы, которое мы наконец почувствовали. А ведь наконец наступил День Победы, которого ждали, наверное, и наши отцы, до этого наши деды и прадеды… А еще возвращение Шуши. Я помню свою первую поездку в Карабах, это был 94 год, мы поехали с Артуром Григоряном и Артуром Амарасом, которые показали мне этот край, потому что я хотел понять, за что мы воевали, почему это моя Родина. С тех пор я влюбился, и по сей день это чувство со мной. Моя связь с Арцахом настолько сильна, что в какой-то момент я даже думал туда переехать, начать делать какие-то вещи. Мы даже в свое время представили Бако Саакяну программу, которую тот утвердил. Но, к сожалению, возникли финансовые проблемы - надо было строить экономику, и мы решили подождать. Но связь осталась.

- Как я понимаю, ты провел в Арцахе едва ли не всю войну…

- Нет, это будет неправдой. Скорее, "челночил" туда-обратно. Здесь работал огромный фронт - я это не считаю тылом. То, что творилось конкретно в Камерном театре - эти 250-300 человек, совершенно молодых, этот муравейник, который гудел днем и ночью, когда бы ты ни пришел. Надо было приезжать, договариваться - ребята собирали все, что было нужно на передовой. И вот тогда я впервые задался вопросом: если мы так кляли 2016 год, Апрельскую войну - все эти разговоры про голодных солдат, про "лопата - единственное оружие", Господи, а сейчас?! Если сегодня именно такая картина, значит, врет либо прошлое руководство, либо нынешнее. А потом оказалось, что эти и тогда врали - сами потом признались, что все было нормально в 2016-м. То, что довелось повидать на войне, это просто ужасно. Я, конечно, не участвовал в военных действиях - какой из меня стрелок? Но все, что нужно было делать в тылу, мы пытались делать. Знаешь, это страшно, когда ты смотришь в глаза 18-летнего парня, который младше твоих сыновей, и видишь, что он уже умудрен опытом. И страх! Страх не перед врагом, а страх, что ему всячески мешают победить, хотя он готов идти на все и побеждать. Он же понимает, что его как пушечное мясо просто оставляют под этими "Байрактарами".

- А сам ты это когда понял? Ведь был же опыт Апрельской войны, тогда вы тоже все время возили в Степанакерт помощь...

- Это самое сложное. Там ты видишь одно, приезжаешь сюда - когнитивный диссонанс. А ведь мы с Арцруном много общались, через него узнавали, что нужно для фронта. По его советам мы обращались к диаспоре, к своим друзьям, они все это присылали. Он тогда объяснял: какие-то вещи, мол, "может, по телевизору все выглядит слишком оптимистично, но это нужно, чтобы поднять боевой дух". Первый раз я почувствовал, что что-то во мне не принимает этих объяснений, когда начали записывать обращения творческих людей. Я вдруг понял, что не смогу этого сделать.

- Любимая тема Ваграма Саакяна - почему интеллигенция позволила себе призывать детей умирать…

- Может, я не отношусь к этому столь критично, как Ваграм. Мне трудно винить своих коллег по той причине, что их там не было. Они слушали Арцруна, и, когда нужны были добровольцы, артисты искренне говорили, что надо поехать и помочь фронту. Но, так или иначе, у меня вдруг возникла внутренняя уверенность - я не смогу этого сделать! И я не сделал. Закончилась война… Для меня было просто ударом, когда на каких-то сайтах я увидел, что "продаются каски, бронежилеты", какие-то вещи, которые так нужны были на фронте! Просто жесткий удар! Не дай бог, но и сегодня ожидаемо, что все может начаться снова. Так если осталось что-то - понеси, отдай воинским частям! Отдай тем добровольцам, которые сегодня сидят на границах. Сегодня очень много денег тратится на какие-то непонятные для меня вещи, а там ребята в каких-то рваных палатках! Так постройте для них какие-то казармы, чтобы люди охраняли Родину в человеческих условиях! Ведь на их глазах буквально через дорогу стоят суперстроения, в которых сидит враг и смотрит свысока, а иногда - наглости хватает! - предлагает сигареты. Это же страшно! Так отнеси отдай, поделись! Вот мы до сих пор делаем все, что в наших силах, чтобы помочь раненым ребятам, многим надо помочь с операцией. Недавно отвозили в приграничье телефоны, раздали детям, у которых нет возможности ходить в школу, а со смартфоном они могут делать это дистанционно. Уже отвезли 500 штук, сейчас ждем новую партию.

- Давай о твоем возвращении на сцену. Соскучился или уверен, что "Назар" сегодня актуален как никогда?

- Два в одном. Я действительно дико соскучился по сцене, особенно по родной сцене Камерного театра. Периодически у нас с Ара Ернджакяном возникали разговоры о том, чтобы восстановить этот спектакль. Как это ни парадоксально, он родился в самый застойный период - 82 год, когда вроде ничто не предвещало дня сегодняшнего, но даже тогда он вызывал бурную реакцию. Еще в ноябре, когда все закончилось, мне казалось, что я не готов выходить на сцену. Пришел к Ара Арутюновичу, был разговор о том, что этот спектакль даст мне возможность перешагнуть какой-то внутренний барьер. Каждый раз, выходя к зрителю, ты думаешь - до кого-то достучишься, кого-то заставишь задуматься, кто-то вступит с тобой в диалог… Но последние годы нашей истории показали, что, может быть, в этот момент зритель и готов к этому диалогу, но потом он идет к другим людям и что-то ему мешает. Наверное, единицы уносят с собой то, что ты пытался сказать им со сцены. Но это не важно. Вот меня часто обвиняют, почему я не активен в соцсетях, не делаю "лайвы". Так для меня спектакль - самый большой "лайв", большего я себе не представляю! На сцене у меня есть возможность сказать все что думаю. А "лайв" - для хайпа… Так было, когда мы начали заниматься военнопленными. Я не знаю, есть ли и сегодня более важная вещь, а меня начали обвинять, что это самореклама. Кому я пойду объяснять, что мне эта реклама, простите за нескромность, не нужна? Надо помочь этим ребятам, потому что, когда разговариваешь с теми, кто прошел этот ад, хуже ада… Надо сделать все, что в твоих силах.

- Публика в зале хохочет, особенно на пронзительно сегодняшние реплики. Но, сидя в зале, кажется, что зритель воспринимает несколько отстраненно, - не только вечные темы, но и то, что это о нашей стране, о нашем народе, о каждом из нас. А что чувствуется со сцены?

- К моему великому несчастью, каждый сидящий в зале в основном смотрит на соседа. Никто не видит себя, что ты обращаешься к нему - нет чувства собственной вины. Для меня самое страшное в спектакле, когда каждый раз приходит новый Назар и встает вопрос: хотят, ожидают ли от него чего-то нового? Нет! Мы все равно хотим тот самый метафорический "кишмиш". Почти 40 лет играется этот спектакль, и эти назары повторяются, и спектакль не утрачивает актуальности. И "Назар" в прочтении Ернджакяна пока вечен. Я не вижу конца Назара, пока не вижу. Наверное, это не только мы, армяне, такие, просто у нас все это более выпукло, потому что мы так и не успели стать государством. Нет в нас чувства государственности - мы пока аморфны по отношению к этому понятию. Мы не уважаем свое государство, поэтому у нас все это периодически повторяется. И будет повторяться.

- Арцахцы особенно уверены - то, что произошло, - это запятая, а не точка. Вот и на "Артавазде" главный режиссер степанакертского театра говорила, что над Арцахом еще будет рассвет…

- Возможно, сегодня у арцахцев это немного бравада. Но, зная их на протяжении многих лет, я понимаю, что они не просто верят в то, что говорят. И сегодня, мне кажется, они разочарованы в нас. Мы воевали - даже, может быть, наших мальчиков было на фронте больше, мы были крепким тылом, но после - даже не хочу это называть каким-то серьезным словом - после той бумажки мы отошли, бросили их одних. Главная "заслуга" этой власти - им удалось инертность к этому краю, к нашему родному краю внушить и привить очень многим. И от этого мне еще страшнее, потому что, если завтра дело коснется одного из марзов Армении, они могут сделать то же самое. Сейчас они пытаются сделать это с Сюником... Страшно за Тавуш... Все, что приграничье - это страшно. "Отдали - теперь давайте думать об остальном". Нет!!! Поэтому я периодически и езжу в Арцах - мы должны быть там, я должен быть там, рядом с ними. И рядом с главным режиссером театра - тоже.

Вот сейчас есть идея восстановить театр. Я понимаю, что сначала надо думать о жилье. Но никогда ни руководителю театра, ни их министру культуры не говорю - что вы, какой театр! Нет, давайте восстанавливать! Пусть театр работает! Мне кажется, сегодня он вообще очень нужен. Даже развлекательные спектакли. После некоего веселого действа ты выходишь - и тебе тоже хочется действовать. Или просто выходишь с улыбкой на лице. Из нашего города, из нашей страны должна уйти эта серость. Наш Ереван - все равно розовое чудо. Раньше мы были нужны нашему городу, чтобы отражать его краски, а сегодня он нам нужен, чтобы мы взяли у него хоть немного яркости, жажды жизни. Тогда у нас все получится. Должно получиться - иначе нельзя.