«ВЫ УЯЗВИМЕЕ, ЧЕМ МЫ»

Месяцев этак 5-6 тому назад гостил у меня дома некий француз лет 55-60, по профессии инженер – дорожный строитель. В Армении он был впервые: приехал познакомиться с Родиной своей жены-армянки, приходящейся нашей  семье давней приятельницей. И вот, сидя за традиционным армянским столом с домашним вином и сладостями, мы начали, как водится, разговор об Армении. Только мне интересно было узнать у Пьера не о том, что ему понравилось в нашей стране (этот вопрос терпеть не могу из-за формализма и рафинированных ответов), а что не понравилось. Недолго думая, а точнее, вообще не думая, Пьер, улыбаясь, ответил: дороги и повсеместный мусор.

НА УМ СРАЗУ ПРИШЕЛ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, которого Пьер из Монпелье едва ли читал, однако его "диагноз" Армении почему-то поразительно совпадал с гоголевской характеристикой главных российских бед. С дорогами, естественно, все понятно, тем более, что французский инженер – дорожный строитель не мог обойти вниманием их печальное состояние в нашей стране. Мусор же, упомянутый Пьером, прямо перекликается с гоголевскими дураками - объясню почему.

 Дело в том, что действительно нужно быть конченными дураками, чтобы довести свою страну до состояния гигантской мусорной свалки, но при этом настойчиво упиваться самим и бахвалиться перед чужими брендом "музея под открытым небом". Нужно быть безнадежными дураками, чтобы сильнее всех в мире любить свою страну на словах, и интенсивнее всех на свете загрязнять ее отбросами промышленной и социальной жизнедеятельности. И, наконец, следует быть отпетыми дураками, дабы искать причины всех бед на стороне, но никак не в своем вопиющем бескультурье и фактического равнодушия к своей земле.

То, что творится в Армении в сфере, условно названной "чистотой окружающей среды", - форменный позор. Это приговор национальному и гражданскому самосознанию армянина, превратившего родину в одну сплошную помойку. Прошу прощения у читателей, но наш собирательный образ крайне  негативен и постыден, потому что никакие пьеры из франций или гансы из германий при виде позорного состояния окружающей нас среды не обязаны разделять армянское общество на сознательных граждан и на свиней. Для них ответственность за этот позор общая, и увильнуть от этого никому не удастся.

 То, что творится у нас в этой сфере, назвать откатом вниз по эволюционным ступенькам язык не поворачивается, поскольку, к примеру, даже племена «караваев» из Гвинеи или индейцы из Боливийских джунглей, живущие на стадии каменного века, верны своему "примитивному" социальному воспитанию поддерживать среду обитания в идеальной чистоте. Да, у них нет практики использования в быту целлофановых пакетов и пластиковых бутылок, но зато есть крайне важное философское понимание уважительного отношения к земле, когда, к примеру, даже обыкновенный, извиняюсь, плевок не делается где попало и куда попало.

Поэтому происходящее у нас - это не откат назад, это какое-то деградационное сползание в сторону… в тупиковую от естественных законов социальной эволюции сторону. Выигрывает ли наш собирательный образ в  сравнении с папуасом-караваем, который в дополнение к сказанному к тому же и в мыслях не допускает кичиться тысячелетней историей своей племенной цивилизации, не бахвалится собственной исключительностью и свершениями предков? Едва ли…

Но самое страшное – даже не сам факт катастрофической замусоренности Армении. Самое страшное, что у нас эта замусоренность уже не вызывает чувства дискомфорта и протеста. С омерзительными и вонючими "рукотворными пейзажами" свыклись все на уровне и личном, и административном, и государственном. Люди готовы вылизывать личное и семейное пространство до блеска и при этом быть глубоко равнодушными к творящемуся за собственной дверью и забором. Чиновники приучились подобное положение дел вечно списывать на отсутствие денег.

НУ, А ГОСУДАРСТВЕННЫЕ МУЖИ И ВОВСЕ СКЛОННЫ городить ересь о том, что воспитание цивилизованных граждан, в том числе - привычки к чистоте, лежит через какие-то демократические реформы, избирательные процессы, политические преобразования и прочую словесную шелуху… Все, так сказать, задом наперед. Между тем, часто ли вы видите, чтобы субъекта, бросившего окурок рядом с урной, хотя бы по-отечески упрекнул кто-нибудь из рядом стоящих граждан? Или чтобы какой-нибудь сельский староста вдруг без нагоняя, по личной инициативе организовал субботник у себя в общине и засучив рукава, первым пошел бы по улицам собирать мусор?

Или чтобы госмужи в парламенте или правительстве грызли бы друг другу глотку в споре за то, сколько денег выделить на антимусорную социальную рекламу, на пропаганду чистоты и ухоженности окружающей среды в школах, на программу по избавлению страны от форменного мусорного позора?

Ноль желания! Ноль усилий! Ноль сознательности и уж простите за откровенность - ума!

Мусор в Армении – в порядке вещей. Это отражение деградирующего с каждым годом национального и гражданского самосознания, а вернее, его отсутствия в условиях беспрепятственного распространения токсичной ментальности потребительства и массового обыдления граждан.

Вернемся, однако, к моему французскому приятелю. Не то, чтобы до его замечания меня не беспокоило все вышеизложенное, но слова Пьера оказались подобны страшной душевной пытке. В тривиальной надежде хоть как-то сгладить  впечатления гостя от Армении и показать их ошибочность, меня понесло на волне характерной армянам (чего уж тут скрывать) лести и угоднического кривляния перед иностранцами с Запада. Но вдохновенные монологи о восхищении режиссурой Годара, преклонении перед лирикой Бодлера, упоении прозой Гюго и увлечении французскими постэкспрессионистами на него, судя по всему, впечатления не производили. Пьер из Монпелье с непринужденным видом попивал вино и оставался безучастным к моим страданиям.
    Тут меня обуяла злость и вместо воспевания французской культуры, а заодно и рекламирования своих скромных в ней познаний, я принялся критиковать Францию за мягкотелость, за самоубийственную гуманность в отношении исламских мигрантов и пресловутый мультикультурализм. "Вы понимаете,- торжественно-грозно выпалил я в конце пространной речи, - что роете себе могилу?"

"Да, - кивнул головой француз,- конечно, понимаем, конечно, тревожимся и обязательно разберемся с этим. Но и вы с мусорным вопросом не откладывайте, потому – что с ним, я вас уверяю, вы уязвимее, чем мы". И пока я вникал в суть  перевода, он лукаво повертел в руках пустым фужером: "А вино у тебя хорошее".

Наверное, цивилизованному Пьеру из Монпелье в заключение захотелось сказать что-нибудь приятное, чтобы сбить горчинку от разговора. А может, ему и правда понравилось армянское вино…