НЕНАУЧНО О ШЕКСПИРЕ И СЕРВАНТЕСЕ

«Политик тот, кто обходит Бога».

Сервантес, скончался 22 апреля 1616 года

«Сущность закона – человеколюбие».

Шекспир, скончался 23 апреля 1616 года

Признаться, я отношусь к той категории людей, которые уверены, что за последние пять веков мировая литература металась и мечется, блуждала и блуждает, находилась и находится исключительно в магнитном поле между полюсом по имени Шекспир и полюсом по имени Сервантес. Шекспир – непререкаемое мерило мирового Театра, философский архетип. Сервантес, создав принципиально новый жанр, – роман, проложил столбовую дорогу не только романистам, но и философам, в первую очередь, конечно же, для Кьеркегора, «отца» экзистенциалистов.

 НЕ ПРИПОМНЮ, КТО ПЕРВЫЙ СРАВНИЛ ДОН КИХОТА С ГАМЛЕТОМ (если не ошибаюсь, один из братьев Шлегелей, Фридрих или Вильгельм). Собственно, именно Шлегели в начале XIX века реанимировали для Европы давно забытые и шекспировские пьесы, и «Рыцаря Печального Образа». Гамлета и Дон Кихота категорично противопоставил Тургенев, утверждая, что «почти каждый из нас сбивается либо на Дон Кихота, либо на Гамлета». Знаток Шекспира, автор русского варианта короля Лира – повести «Степной король Лир», Иван Сергеевич, своеобычно определил векторы, двигающие историю: «Одна сила – скептицизм. Другая – энтузиазм. Борьба этих двух сил – коренной закон человеческой жизни. Гамлет является воплощением скептицизма. Дон Кихот – воплощение энтузиазма». Трудно не согласиться с такой формулировкой, впрочем, в равной степени нелегко и принять подобное толкование как истину в последней инстанции.

Достоверные сведения о великом Англичанине и великом Испанце соседствуют подчас с вымыслом, причём, в паритетном соотношении: fifty-fifty. Например, одна из устойчивых легенд гласит, что Шекспир и Сервантес скончались день в день, год в год, 23 апреля 1616 года. Мол, боги поспешили одновременно забрать к себе двух гениев – и 52-летнего Шекспира, и 68-летнего Сервантеса. Хотя равенство этих «полюсов» порой ставится под сомнение. Испанские ученые утверждают, что роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» популярнее трагедии «Гамлет, принц датский»: роман переведен на 140 языков, а по данным самих британцев, переводов шекспировских произведений на 40 меньше.

Шекспир, не покидая пределов Англии, расширял географию своих пьес.  Шекспировские герои буйствуют в датском замке Эльсинор, Флоренции и Марселе, Сицилии и Париже, Мессине и Эфесе, Наварре и Афинах... Немудрено, что на таких крутых маршрутах набралось тысячу двести двадцать пять шекспировских действующих лиц. Сервантес бывал в Риме, Неаполе, участвовал в битве при Лепанто. К слову, в том морском сражении был ранен в левую руку, как сам признавался позднее, «ради славы правой». Вместе с братом попал в плен к алжирским корсарам Гасана Паши, потом служил в Португалии. В Севилье писатель стал сборщиком податей. Но вскоре за растрату его посадили в севильскую тюрьму. Быть мытарем со времен апостола Матфея дело не простое! Сервантес пытался даже выехать в Америку, но все «безумные похождения» идальго происходили в пределах родной Испании. Может поэтому, в «Дон Кихоте» шестьсот шестьдесят девять персонажей, почти вдвое меньше шекспировских.

 САМУЮ ДЛИННУЮ ШЕКСПИРОВСКУЮ ПЬЕСУ «ГАМЛЕТ» в разных странах воплощали в 50 киноверсиях, «Дон Кихот» – в два раза меньше. Не в последнюю очередь из-за того, что Гамлет, в отличие от Дон Кихота, лишен не только национальных подробностей, но и национального менталитета.

«Дон Кихот», задуманный как пародия на 120 рыцарских романов, появившихся сразу после «Амадиса Галльского» Гарсия Родригеса де Монтальво, стал первым мировым бестселлером задолго еще до того, как слово «бестселлер» вошло в обиход. Кстати, Гете, прочитавший роман «Амадис Галльский» в 1808 году, записал в дневнике: «Стыдно, будучи в столь преклонном возрасте, не знать такого прекрасного произведения, несмотря на такое количество пародий, которое на него имеется».

Роман Сервантеса оказал влияние на самых разных писателей: от Шарлотты Леннокс («Женщина Дон Кихот») и до Лоренса Стерна («Жизнь и мнения Тристана Шенди»), от Флобера («Мадам Бовари») и до Достоевского («Идиот»), от Кафки («Правда о Санчо Пансо») и до Унамуно («Наш господь Дон Кихот»)… Да и по следам Гамлета «направились» многие писатели. Вспомним роман «Гертруда и Клавдий» Джона Апдайка. Наберется еще с десяток других сочинений калибром помельче. Хотя сарказм в моей пьесе «Комментарии непристойного Тома», что «самый великий американский роман – «Дон Кихот» Сервантеса на английском языке» – не следует понимать буквально, тем не менее, этот роман существенно повлиял и на американскую литературу. 

Сервантес не цитировал Шекспира, а Шекспир, взяв за основу эпизод из

 «Дон Кихота», в соавторстве с Джоном Флетчером, написал пьесу «Карденио».

Насколько Шекспир находился под впечатлением Сервантеса, сегодня трудно судить. Пьеса, сыгранная в 1613 году театральной труппой «Люди короля», безвозвратно утеряна.

Испанский язык часто называют языком Сервантеса, а Шекспиру приписывают свыше 1700 неологизмов. В том числе и слово «диккенс». В «Виндзорских насмешницах» вместо тогдашнего ненормативного «Какого дьявола?» эйвонский Бард (прозвище автора «Гамлета») возмущался более чинно: «Какого диккенса?». Абсолютно уверен, что не это стало первопричиной того, что Чарльз Диккенс испытывал сильнейшее воздействие своего гениального соотечественника. «Неподражаемый» (прозвище автора «Оливера Твиста») в англоязычной литературе стал вторым сразу после Барда.

Исследователи насчитали 80 имен, которым в разные годы приписывали творчество Шекспира. Сервантесу повезло намного больше: продолжение первой части «Дон Кихота» приписываются то Лопе де Веге, мировому рекордсмену по числу пьес (1800 театральных единиц – иначе эту продукцию и не назвать), то загадочному Алонсо Фернандесу де Авельянеде. В Англии я «протопал» шекспировский маршрут – от Стратфорда-на-Эйвоне до Лондона, в Испании – от Толедо, через Мадрид, до самой до Севильи. И на этих маршрутах окончательно убедился: автором шекспировских пьес является сын стратфордского перчаточника Уильям Шекспир, а автором «Дон Кихота» обедневший дворянин и мужественный воин Мигель Сервантес де Сааведра. Подобное убеждение трудно объяснить, но легко почувствовать!

 АРМЯНСКИЙ ТЕАТР, НАЧИНАЯ С ПЕТРОСА АДАМЯНА И СИРАНУЙШ (второй женщины-Гамлет после Сары Бернар), по праву считается шекспировским. Шекспировским не только потому, что почти все трагедии, хроники и комедии в разные годы ставились на армянских сценах – даже такие редкие, как «Ричард II» и «Король Джон»... Не только потому, что в Ереване проходил первый в Советском Союзе Шекспировский фестиваль… Не только потому что единственным шекспировским спектаклем, отмеченным Госпремией СССР в истории советского Театра, так и остался «Кориолан» Армянского национального театра... Шекспир, именно Шекспир счастливо соседствует с другой вершиной, вершиной по имени Нарекаци. Такая близость и сроднила армян со стратфордцем.

Но с «Дон Кихотом» армянам, кажется, повезло несравненно меньше, дополнит меня читатель. Меньше, наверно, потому что ветер на равнинах Ла Манчи задерживает своё дыхание, но всё же с опозданием взметается к библейской горе. Впрочем, лучший хитроумный идальго это Питер О’Тул, лучшая Дульсинея – София Лорен, а вот лучший Санчо Пансо – филигранный мастер вторых ролей Аким Тамирофф (Оваким Тамирян), в незавершенной картине Орсона Уэллса. Работая над своим образом, Тамирофф как-то сказал, что Дон-Кихот – трагедия высокого и худого мечтателя, а Санчо Пансо – трагикомедия низенького и толстого прагматика.

В своей ненаучной статье я нисколько не пытаюсь противопоставить Шекспира Сервантесу, не стараюсь найти и точки пересечения. Однако (так иногда происходит), неожиданно в магнитном поле Сервантес-Шекспир разгадал магическое очарование армянского искусства. (Не будете же спорить, что искусство – это движение души народа!). То магическое очарование, которое до предела сократило расстояние между полюсами Англичанин-Испанец. Во всяком случае, сократили все те, с кем посчастливилось дружить, работать или встречаться по жизни. Я больше чем уверен, что элита армянского искусства органично совмещала в себе и скептицизм Гамлета, и энтузиазм Дон Кихота, придавая интеллектуальному скептицизму высший духовный энтузиазм. Думаю, именно в такой амальгаме творили и великий Ерванд Кочар, и «этот гений Параджанов», творили чуть менее скептичный Хорен Абрамян и чуть более скептичный Сос Саркисян, двое Фрунзе – Мкртчян и Довлатян, Генрих Игитян и Минас Аветисян, Армен Джигарханян и наш общий с ним друг, болгарский режиссер Коко Азарян… До максимума сближал Дон Кихота с Гамлетом и Уильям Сароян! Ведь что такое «сароянизм», если не концентрация донкихотства в Гамлете? Впрочем, безусловно, верен и обратный порядок слов!

Сан-Франциско