БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАНИЕ ИЛИ РАЗВИТИЕ?

Как улучшить ситуацию в сфере науки, обеспечить объективную оценку представленных на конкурсы работ, повысить уровень подготовки научных кадров, решить проблему технического оснащения – эти и другие вопросы обсудили участники круглого стола "ГА".

Армен НЕРСEСЯН, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник ЕГУ:

- До недавнего времени я считал, что главные проблемы нашего научного сообщества - это дезинтеграция и возрастной дисбаланс. Резкое снижение числа научных работников привело к дроблению научных групп, которые в большинстве своем прекратили существование. Немногие сохранившиеся построены по простейшему признаку учитель - ученики и обречены на исчезновение или деградацию.. Имевшееся у нас в прошлом научное сообщество фактически распалось.

Его заменила индивидуальная интеграция армянских ученых в зарубежные научные группы. С одной стороны, это поддерживает высокий уровень исследований армянских ученых, но с другой - приводит к дальнейшей дезинтеграции научного сообщества страны. Кроме того, все более усиливается разрыв между образованием и наукой. А активно работающие ученые фактически отстранены от процесса обучения студентов. В результате ведущие ученые работают несообразно своему уровню, поскольку лишены энтузиазма и мозгов молодости.

Качество магистерского образования не выдерживает никакой критики. К сожалению, процессы распада уже дошли и до бакалавриата. К нам в группу каждый год приходят студенты из бакалавриата, желающие заниматься наукой. Из года в год мы наблюдаем снижение уровня их подготовки. И это при условии, что в школьные годы они были победителями и призерами национальных и международных олимпиад по физике и математике. Решение проблемы я видел в горизонтальной, междисциплинарной и межинститутской интеграции научных работников - я имею в виду физиков-теоретиков. Так или иначе этот процесс в последние годы шел и привел к определенным трансформациям научного сообщества. Но, на мой взгляд, возможность дальнейшей интеграции или решения указанных проблем на межличностном уровне практически исчерпана. При попытках дальнейшего углубления интеграции мы сталкиваемся с организационными проблемами. Они связаны с неэффективной бюрократией, с раздробленностью институтов и конфликтом их интересов, а также с отсутствием механизмов разрешения этих конфликтов. Фактически внутриармянская интеграция действующих научных работников еще больше обособила их от образовательного процесса. Этот вопрос невозможно решить на университетском уровне.

Сегодня главной проблемой армянской науки я считаю (почти) полное разделение образовательного и исследовательского процессов. Исследовательский институт может создать свою магистратуру. Но, мне кажется, плодить в маленькой стране параллельные магистратуры не стоит. Это только усугубляет процессы распада и приведет к тому, что либо в новую магистратуру пойдут плохие студенты и от нее не будет проку, либо туда пойдут хорошие студенты и магистратура университета окончательно выродится. Студентов и преподавателей для двух-трех-четырех параллельных качественных магистратур в Армении нет. Решение я вижу в создании некоего надинститутского excellence кластера, который позволит объединить имеющиеся в ЕГУ и в институтах здоровые научные и образовательные звенья, без посягательств на юридический и финансовый суверенитет отдельных организаций. Если хотите, можно назвать это по-советски координационным советом по теоретической физике.

Юрий ШУКУРЯН, вице-президент НАН РА:

- Вы затронули вопрос отношений руководитель - ученик. Вы предполагаете, что в магистратуре не будет учеников и руководителей?

Армен НЕРСЕСЯН:

- Я говорил о разрушении горизонтальных связей. Когда я был студентом, в ЕрФИ по четвергам проводился неформальный семинар по теоретической физике. В нем участвовало человек десять аспирантов и дипломников и примерно столько же старших научных руководителей и молодых кандидатов наук, работающих по близким темам. Сегодня даже представить такое невозможно.

Арсен АХУМЯН, директор Института радиофизики и электроники НАН РА:

- Изменилось общество и его цели. Тем более для физиков-теоретиков. Для них образование должно быть научным и отличаться от других. Реально на одного профессора должно быть 1-2 магистра. Но так не получается. Сейчас на физфаке недобор по заявлениям. Дальше будет хуже.

Армен НЕРСЕСЯН:

- Научных работников стало мало во всем мире. Американская система, которая предполагает, что научные работники разбросаны по разным университетам, плохо работает и в Европе. Эта система выбрасывает из науки осевших в провинциальных университетах ученых.

Юрий ШУКУРЯН:

- Сколько выдающихся теоретиков сидят, например, в Майкрософте! Я считаю, что это не совсем правильное представление о том, как строится научная работа физиков-теоретиков. Что касается интеграционных процессов, тут я с вами согласен. Научный потенциал - это те реальные возможности, которые дают нам возможность развивать науку. Плюс инфраструктура, плюс деньги. Три компонента. И здесь есть проблема: взаимопонимание между тремя компонентами - государством, обществом и наукой.

Анна БОЯДЖЯН, директор Института молекулярной биологии НАН РА:

- Именно в конкуренции определяется та система, которая наилучшим образом объединит науку и образование. В результате будет создано то, что окажется наиболее эффективным. В этом аспекте университеты оказались менее гибкими, нежели система академии. Приведу пример нашего института. У нас 2 мастер-класса. Мы даем возможность студентам заниматься научной работой на базе лабораторий института, а нашим сотрудникам - молодым кандидатам наук, не отрываясь от работы, заниматься преподавательской деятельностью. Отсутствие здоровой конкуренции приводит к плохим последствиям.

Виген ТОПУЗЯН, директор Института тонкой органической химии НАН РА:

- У нас есть магистратура в ЕГУ, в ЕрГИУ и ЕМУ. Есть и магистратура в академии по фармацевтике. Мы выбираем студентов, которые хотят заниматься фармацевтикой.

Армен САГАТЕЛЯН, директор Центра эколого-ноосферных исследований НАН РА:

- Во всем цивилизованном мире наука адекватно финансируется, поскольку там есть понимание, что уровень развития науки определяет конкурентоспособность страны, ее технологическое развитие, уровень общей образованности населения и обороноспособности. И если мы с этих позиций попытаемся оценить сегодняшнюю сферу науки в Армении, то здесь я должен согласиться с г-ном Нерсесяном в том, что резкое снижение уровня финансирования привело к тому, что у нас от единой мощной научной сферы остались острова. Это какие-то активные институты НАН РА, отдельные группы ученых в вузах, которые, по сути, сегодня пытаются просто выжить в безнадежной ситуации. Говорить о том, что деньги не так уж существенны и, не имея их, можно создавать новую структуру, по меньшей мере нерационально. Первое, что необходимо, - это адекватная государственная политика в области науки. У нас есть две серьезные структуры. Это НАН РА и Госкомитет по науке, которые, как могут, пытаются сохранить науку. Но государственная политика противоречит усилиям этих структур.

Если государственная политика признает науку приоритетной сферой, то это должно подтверждаться определенными шагами. В других сферах мы это четко видим - освобождение от НДС экспортирующих организаций. Ученые, которые экспортируют знания, такой привилегии не получают. Ученые, которые завозят оборудование, не освобождаются ни от каких налогов. С какой стати какие-то сферы получают фискальные льготы, а научное учреждение приравнивается к коммерческой лавке? Вместо государственной политики у нас кланово-финансовые интересы? Те сферы, где есть деньги и клан, который лоббируется в парламенте, получают приоритеты. А наука осталась ничья и поэтому выживает как может.

Давид КАРАХАНЯН, доктор физ.-мат. наук, ведущий научный сотрудник Ереванского физического института:

- На самом деле существует международное разделение труда. И вовсе необязательно, чтобы Армения участвовала во всех прикладных исследованиях. В Армении нужно развивать малоресурсные, неэнергозатратные, энергоемкие науки. В частности, теоретическую физику, фармакологию. Было бы хорошо найти то звено, за которое можно вытащить всю цепь. Образовался определенный дискрепанс между людьми, которые находятся в активном возрасте - имеют запас знаний и потенциал идей, и теми, кому нужны эти идеи и знания. Образовался разрыв между поколениями. Если у старшего поколения не будет возможности воспитать молодых, мы утратим то, что имеем. Качество образования, которое сегодня дают государственные вузы, не соответствует современным потребностям. Приходится заново обучать новых сотрудников.

Арсен АХУМЯН:

- Фактически это диссонанс между имеющейся структурой науки и образования и состоянием науки Армении. Эти структуры достаточно архаичны, хотя и были блестящими в свое время. Насколько они адекватны сегодня - большой вопрос. У меня нет готового рецепта. Структурные изменения - это образование новых кластеров, центров и т.д. Это надо делать очень быстро. Особенно в востребованных областях - физике и прикладной математике. За последние 15 лет только в нашем институте защищали кандидатские диссертации 40 человек. Казалось бы, они должны были принять эстафету у старшего поколения. Но ни одного из них сегодня нет - они или уехали за рубеж, или работают IT-компаниях. Мы опять пришли к вопросу финансирования. Нужно создать структуру, которая в рамках нынешнего финансирования сможет обеспечить существование науки. Это сделать сложно, но нужно.

Рузанна АСАТРЯН, начальник отдела коммерциализации научных результатов и инновационных программ Госкомитета по науке РА:

- При определении приоритетов надо учитывать государственные интересы и общемировые тенденции, но при этом быть осмотрительными и ни в коем случае не закрывать научных направлений. Так было сделано дважды в СССР - с генетикой и кибернетикой, и оба раза это было ошибкой. Поэтому до сих пор по этим направлениям Россия сильно отстает, например, от США, Франции и других стран, где есть хорошие публикации, сильные ученые и научные школы.

Юрий ШУКУРЯН:

- Говоря о приоритетах науки, отмечу, что на этот счет давно существует постановление правительства РА. Наряду с арменоведением приоритетом являются биологические науки, восстанавливаемая энергетика, новые источники энергии, передовые технологии, изучение космоса, сберегательные экосистемы и те направления фундаментальной науки, которые важны для прикладных исследований.

Основные приоритеты у нас определены. Дальше все распределяется в соответствии с этими приоритетами некоторыми устоявшимися группами, историей научного направления. То есть реально подсчитывается, что мы имеем и куда можем двигаться. К сожалению, это в одно время было только персоноориентированное финансирование, когда мало денег и много людей. В результате разрушились целые институтские структуры, в том числе понятие руководитель - ученик. Доля базового финансирования сейчас больше, чем, например, тематического. Есть еще и целевое финансирование. Правительство пытается присмотреться к науке и попробовать вложить какие-то средства. Если в науку вкладывается меньше, чем 1% от ВВП, то нельзя говорить ни о каком развитии. Наука деградирует. Вопрос об оценке ученых, научного потенциала – серьезный вопрос, который далек от своего решения.

Конечно же, приоритетные направления не придумывались просто так. По каждому направлению в академии проводилась большая работа, был подготовлен подробный паспорт. Предложения также подавали физинститут, университеты, все. Это то, что мы смогли сделать. Конечно, все это не догма. Сейчас мы говорим о том, как усилить научный потенциал, куда вложить деньги, какую надо иметь инфраструктуру. Кроме того, мы обьявляем много конкурсов. Это способствует укреплению научного потенциала. Каждый раз, когда объявляется тот или иной конкурс, должно быть четко сказано, каким образом это идет на пользу научному потенциалу и каковы результаты.

Рузанна АСАТРЯН:

- Основная цель конкурсов – способствовать развитию науки. Другой цели быть не может. Финансирование науки ограничено. Оперировать не очень большими средствами и получать хорошие результаты сложно. Мы проводим конкурсы, на которых выбираются лучшие проекты. Самый обсуждаемый вопрос – это вопрос экспертизы. Система научной экспертизы применяется во всем мире, и ничего лучшего пока не придумано. Но поскольку специалистов в некоторых областях у нас мало, многие друг друга знают, мы стараемся привлекать лучших зарубежных специалистов, в том числе бывших соотечественников.

Арсен АХУМЯН:

- Был образован лист экспертов и внутри Армении, и за рубежом. Но экспертиза связана с проблемой объективности. Если человек занимается наукой, то, независимо от должности, вопрос чести для него должен быть первостепенным. И объективность здесь должна быть в первую очередь связана с его моралью. Я думаю, что большинство людей все-таки не аморально. Научная экспертиза именно на морали и держится. Это обязательное условие. Теперь об узаконенном хулиганстве. Вот есть экспертиза и есть выбор работ по экспертизе. То есть либо они должны быть основаны только на результатах экспертизы, либо нет. Выбран второй путь. Организован какой-то негласный board, который делает что хочет, лишь бы 2 эксперта не написали "категорически против". Я знаю случаи, когда эскпертизы, сделанные в нашем институте, были негативные – а работы прошли. Как?! Это говорит об аморальности не экспертизы, а организации. В прошлый раз очень уважаемые люди возмущались, что к ним ни одна работа на экспертизу не попала. Сейчас они занимают ведущее положение в этой комиссии, а Институт радиофизики, сделавший достаточное количество экспертиз, в этом году не сделал ни одной.

Виген ТОПУЗЯН:

- Я знакомился с процессом экспертизы в США. Там существует отдельный пункт – конфликт интересов экспертов. Например, если у меня с Анной Бояджян плохие отношения, я не должен быть экспертом. Это должна решать Анна. И самое главное, на что надо обратить нам внимание: человек, сдавший свою работу на экспертизу, участвует в оценке работ других. Это самое странное. Потому что если я представляю свою работу, то другому я автоматически занижу результат. Независимо от степени своей порядочности.

Анна БОЯДЖЯН:

- Мы немного отошли от вопроса приоритетов. Думаю, все проблемы от того, что мало базовых денег. Конкурсы тем на гранты есть во всем мире, но там базовое финансирование позволяет нормально жить, а тема – некое финансовое дополнение. А тут тема – тоже кусок хлеба. Отсюда и возникают эти разговоры – кто честный, кто нечестный. По сути, речь идет о том, чтобы вместе с темой как-то прожить. Вопрос экспертизы, конечно же, важен, но еще более важно базовое финансирование в размерах, обеспечивающих достойное существование, и уже на этом фоне можно объявлять конкурсы и т.д. Я абсолютно согласна с Арменом Сагателяном, что сначала нужно повысить базовое финансирование. Мы ссоримся еще и потому, что здесь идет борьба за кусок хлеба и средства производства. Не от хорошей жизни это все. И тут трудно говорить об объективности. Когда идет борьба за выживание, трудно требовать высоких моральных качеств. Ученые оказались в унизительной ситуации.

Арсен АХУМЯН:

- С 1 июля повышается минимальная зарплата. Знаете, к чему это приведет? 7 лет назад отношение минимальной зарплаты к средней зарплате по институту было 1:3. Сейчас это соотношение близко к 1:1. После этого о чем-то говорить бессмысленно. Теперь о проектах, которые осуществляет Госкомитет по науке. Все они имеют благую цель, но в нынешней ситуации это напоминает "тришкин кафтан". Делают латки здесь и там, затыкают дыры. Это не есть политика финансирования. Как справедливо отметила Анна Бояджян, гранты есть везде, но никто нигде не живет на эти гранты. Профессора за рубежом получают гранты, чтобы держать аспирантов на этих научных работах. Их зарплата не зависит от этих грантов.

Армен НЕРСЕСЯН:

- У нас такая демократия в науке, что денег никогда не будет. У нас в науке нет административной иерархии, нет научных ставок как таковых. Надо определиться, что значит хватает или не хватает денег. Если мы хотим, чтобы у нас зарплаты были как на Западе, то нужно уволить 150 сотрудников института и организовать международный конкурс на десять позиций. Тогда на конкурс подаст масса людей извне, и я не уверен, что у многих местных ученых будут шансы попасть в счастливую десятку.

Армен САГАТЕЛЯН:

- Это не совсем так. Когда мы говорим о приоритетах и успешных институтах, работы которых востребованы на рынке, это означает, что мы зарабатываем дополнительные средства. И это не так, что мы никому не нужны и у нас лишние штаты. Другое дело, что идет полная уравниловка со стороны государства в отношении всех – и успешных, и неуспешных институтов. Что хороший институт, что плохой – деньги одинаковые. И в этом плане, несмотря на огромные недостатки организации конкурсов, Госкомитет по науке делает одну важную вещь - речь идет о наукометрии. Если наукометрические показатели, которые во всем мире являются критерием успешности института, сегодня применить, дохлые институты тут же отомрут.

Армен НЕРСЕСЯН:

- Наукометрия хороша, если вы на ее основании оцениваете большие группы научных работников, если оцениваете институт. Но если вы примените ее для оценки отдельного ученого, то получите совершенно искаженную картину сообщества. Что такое наукометрия? Она основана на каком-то наборе индексов, факторов, которые так или иначе опираются на публикации в журналах. Но все научные работники, начиная с какого то уровня, публикуются в одних и тех же журналах. Есть труженики, которым не лень заниматься рутиной, и они публикуют 5-10 статей в год. А есть артисты, которые пытаются найти для себя что-то новое и публикуют одну статью за два года. Наукометрия все это никак не учитывает.

Рузанна АСАТРЯН:

- Наукометрия есть – хотим мы этого или нет. И она применяется во всем мире.

Юрий ШУКУРЯН

- Это вспомогательный инструмент. Когда проводится конкурс, в основу которого ставится наукометрия, вообще непонятно - это что. Новая система выявления выдающихся и активных людей? Вы представьте себе такую ситуацию: мы объявляем конкурс на лучшего певца и в качестве заслуг учитываем, заслуженный он артист или нет…

Рузанна АСАТРЯН:

- Наукометрия точно говорит о публикациях ученого, то есть о его научной продуктивности.

Юрий ШУКУРЯН:

- Несодержательно говорят. Они говорят, что у такого-то журнала высокий импакт-фактор, что известно и без этого ученого. В плане конкурсов по базовому и тематическому финансированию есть недостатки. Вы знаете, что по базовому финансированию все должно как заявка представляться в НАН, и только по результатам оценок академии мы пойдем дальше. Вот, например, сейчас обьявлен конкурс в рамках базового финансирования по инфраструктуре, оборудованию. Я думаю, что это обязательно должно быть согласовано с НАН. Более того, говорится, что речь идет об оборудовании для совместного пользования. Хочу напомнить, что инфраструктура, кроме всего прочего, это академическая сеть, которая работает по всей Армении, это вычислительные средства, имеющиеся в сети. Серьезных вложений давно не делается, все портится. Так может быть и с другими областями.

Конкурсы, на мой взгляд, должны согласовываться с академией, и цель этих конкурсов и экспертиза должны быть оговорены заранее. Был написан проект закона об экспертизе, где четко сказано, что финансирующая сторона не участвует в экспертизе, она заказ дает кому-то. Результаты проектов должны озвучиваться и анализироваться с точки зрения их пользы. Зачем проводится конкурс? Для укрепления научного потенциала Армении. Речь идет о реальных возможностях, которые мы имеем. Это не потенциал, созданный за 2-3 года, и его связи, например, с теми же российскими учеными, которые имеют глубокие корни. И в тех случаях, когда мнения экспертов расходятся, это может сильно повлиять на традиционные научные связи. Зная это, надо оговаривать условия конкурса.

Рузанна АСАТРЯН:

- Были случаи, когда оценки наших ученых не совпадали с оценками российских ученых.

Юрий ШУКУРЯН:

- Меня удивило, что в области ИТ оценки наших экспертов были ниже, чем зарубежных. Условия конкурса, смысл, последствия его должны хорошо учитываться. По базовому и тематическому конкурсам существует решение правительства относительно их проведения. А во всех остальных новшествах, например, когда говорится, что на сей раз мы будем выбирать активных ученых, надо определить: на каком основании? В конце концов, существует институт с его раскладом. Это не может быть госкомитет как финансирующая организация. Это не его функция. Госкомитет может попросить академию выявить наиболее активных специалистов. Только библиометрическим образом измерить продуктивность ученого невозможно. Это может быть ориентиром – не более.

Рубен ВАРДАПЕТЯН, директор Европейского центра трансфера знаний и технологий в Брюсселе, советник Госкомитета по науке РА:

- В прошлом году у меня была возможность обсуждать с Самвелом Арутюняном вопрос по Candle. Он рассказывал, что в разных странах есть поддержка проекта. Я предложил в Брюсселе в Еврокомиссии выяснить, чем она может поддержать проект. Там есть структура, именуемая ERIC - Europeian reserve infrastructure consorcium. Я поинтересовался, может ли Армения стать членом этого консорциума. Оказалось, что не может, потому что Армения является третьей страной, имеющей право только на сотрудничество. А чтобы участвовать, надо стать ассоциированным членом. Выяснилось, что это возможно, только Армения должна заплатить определенную сумму. Деньги большие – 4 миллиона долларов. Но потом выяснилось, что можно обойти этот вопрос. Например, Молдова стала членом, но ничего не платила. То же самое можно сделать для Армении. Если все пройдет успешно, это открывает очень широкие возможности для Армении в плане реализации новых научных проектов и развития науки. С Молдовой этот процесс уже начался. Надо работать в этом направлении.

Армен САГАТЕЛЯН:

- Я бы хотел коснуться проблемы оснащения. На протяжении 20 лет институты были предоставлены сами себе в решении вопросов оборудования. Государство денег не выделяло. Здесь тоже сказалось отсутствие государственной политики. Мы получали иностранные гранты, на которые могли закупать оборудование. Но нас на таможне обдирали так, будто мы везли косметику, а не необходимое стране оборудование. И часто проекты проваливались, потому что мы не могли купить то что хотели. Потому что 32% НДС, которым государство облагает научное оборудование, никакая страна оплачивать не хочет. И второй, еще более серьезный вопрос: предположим, мы привозим очень дорогое оборудование. У нашего центра, например, одна из лучших лабораторий в Армении. Ну купили оборудование, но его же надо содержать. Ни копейки денег наше базовое финансирование государственными нормативами не предусматривает. Никак не учитывается, что институт проявил лидерство, сумел купить оборудование на международные гранты. Нужны амортизационные деньги, чтобы это оборудование содержать. Необходим текущий ремонт, профилактическая работа. Даже то, что мы ухитряемся делать на свои деньги, государственной поддержки не получает. Этот вопрос остается открытым.

Анна БОЯДЖЯН:

- Раз была затронута тема налогов при растаможке, хочу привести два факта: в России налог, независимо от того, идет ли речь о преследующей прибыль организации или нет, составляет 5%, в Грузии такого налога вообще нет. Здесь мы даже не можем добиться того, чтобы хотя бы для НПО налог был снят. У нас тоже с приборами дело обстоит неплохо – они в основном закуплены на средства грантов. Но то, что мы платим при растаможке, - это несусветные деньги, на которые, кстати, год можно содержать прибор. Почему здесь нельзя хотя бы для ученых, сотрудников научных институтов, университетов сделать этот налог нулевым или хотя бы снизить его? Академия наук несколько раз обращалась по этому вопросу в государственные инстанции. Однако ответ был такой: если для каких-то организаций мы сделаем исключение, другие тоже будут этим пользоваться. Хотя я считаю, что для мелкого и среднего бизнеса это тоже было бы положительным фактором. Это не помешало бы любым организациям. Технику ввозить без налога – это было бы на пользу стране не только в плане науки.

Арсен АХУМЯН:

- Нулевой процент в Армении, если помните, был. Лет семь назад его отменили. На измерительные, научные приборы был нулевой процент и НДС, и таможенного налога. Насчет того, что правительство боится того, что если отменят налог для одних, то это приведет к злоупотреблениям со стороны других, я скажу так: получается, что правительство не может противостоять злоупотреблениям и потому запрет распространяется на всех. Это глупость. Потому что таможня может направить документы в систему НАН, в экспертный совет, и они дадут заключение. Если прибор ввозится для научных целей, значит разрешат растаможку без налога, а нет – так нет.

Есть два типа оборудования. Один касается измерительных приборов конкретно в институте, лаборатории и т.д. Такое оборудование относительно недорогое и стоит порядка $100 тыс. Но вот в чем проблема: сегодня много говорится о том, что надо развивать в Армении нанотехнологии. Но о каком развитии нанотехнологий может идти речь, если ни в одной организации Армении – ни в ЕГУ, ни в академии, ни в Славянском университете нет тестирующего оборудования, которое стоит уже миллионы долларов. Если мы говорим о том, что надо развивать энергосберегающие технологии, то можно создать свою национальную лабораторию. Мы писали такой проект, мы готовы были как институт предоставить инфраструктуру. Нужна такая лаборатория, где разные научные организации могли бы тестировать свои образцы, проводить исследования. Мы, повторюсь, готовы были предоставить инфраструктуру, помещение, специалистов, говорили, что не будем брать ни копейки, только просили создать возможность. Но оборудование стоит около $6-7 млн. Ни один институт это не потянет. Вместо того чтобы деньги разбрасывать по мелким грантам, не лучше ли создать что-то одно и сказать: вот что мы имеем. И тогда можно делать научные работы, уже не теоретические и на самом высоком уровне.

Анна БОЯДЖЯН:

- Давайте постараемся оценить ситуацию объективно. Мы – страна с переходной экономикой. У нас все в каких-то переходных вариантах. Я помню, как проходило тематическое финансирование очень давно. Я была секретарем экспертной комиссии и хорошо помню, что творилось. Без всяких объективных критериев отбора. Сегодня несравненно лучше, чем было раньше. Все проблемы - от нехватки денег. Я согласна с идеей создания национальных лабораторий, которые на Западе широко распространены и замещают собой громоздкие и менее эффективные научные центры.

Круглый стол провели Гаянэ САРМАКЕШЯН, Зара ГЕВОРКЯН, Тигран МИРЗОЯН