ИМ БЫЛА ДОСТУПНА МАГИЯ ИСКУССТВА

Существует понятие социальной сущности понятия интонация, “интонационного фонда нации”, который является достоянием культуры народа и не менее важен, чем язык, архитектура, письменность. Поскольку уже по интонации можно определить принадлежность музыки к тому или иному народу, времени, эпохе. Именно таким “интонационным фондом нации” можно назвать Национальный филармонический оркестр Армении, который в этом году отмечает свою круглую дату – 100 лет со дня основания.

ИМЕННО ТОГДА, 100 ЛЕТ НАЗАД, ВЗЯЛ СТАРТ ПЕРВЫЙ СИМФОНИЧЕСКИЙ ОРКЕСТР РЕСПУБЛИКИ, взращенный в стенах консерватории. За дирижерским пультом стоял тогдашний ректор консерватории Аршак Адамян: ему и принадлежала идея создать оркестр в те далекие годы, казавшаяся несбыточной. В архивах можно обнаружить и программу первого его концерта.

 Созданный на базе педагогов Ереванской консерватории и ее студентов оркестр вскоре становится популярнейшим коллективом, известным далеко за пределами Армении. После Аршака Адамяна с оркестром работали Александр Спендиаров, Сурен Чарекян, Георгий Будагян и многие другие.

 Георгий Будагян был одним из активных деятелей современной ему музыкальной жизни. Как отмечала в своем очерке о нем музыковед Марина Берко, он служил музыке преданно и верно как дирижер, композитор, педагог, организатор музыкальных учреждений, исследователь. “Для него не было больших и малых дел, когда речь шла о музыке. И можно только удивляться невероятной, щепетильной добросовестности, с которой он относился ко взятым на себя (чаще всего по собственной инициативе) обязательствам”.

 Окончив Московскую консерваторию, Будагян по приглашению наркома просвещения Армении А. Мравяна приехал в Армению. Начался ереванский период его жизни, все аспекты которого даже трудно перечислить. С самого начала своего пребывания в республике до последних дней жизни он был связан с Ереванской консерваторией. Здесь он в полной мере проявил свои незаурядные данные музыканта-педагога, организатора. Он вел оперный, симфонический классы, камерного певца, курс чтения партитур. Огромной была и его работа в области музыкального театра. Он – один из основателей Театра оперы и балета имени Спендиарова и первый его дирижер.

 Новый этап в жизни симфонического оркестра начинается сразу после окончания Великой Отечественной войны. Летом 1945 года он начинает свою деятельность как самостоятельный коллектив, независимый от оркестра оперного. Художественным руководителем и главным дирижером становится разносторонне одаренный музыкант Микаел Малунцян. Его искусство - это подлинное и большое служение музыке.

 Титанический труд на репетициях всегда являлся залогом того музыкального праздника, в который, по свидетельству современников, превращался каждый его концерт. Секрет успеха Малунцяна был прежде всего в самой личности этого художника - глубокой, сильной, самобытной. Он был не только прекрасным дирижером, но и блестящим эрудитом, тонким психологом, умеющим соединить в единое целое большой и разнообразный по составу оркестр, заставить звучать его на одной струне - мощно и страстно.

"Это был человек редкого интеллектуального уровня, кладезь знаний, музыкант огромного дарования, бывший до того, как взять палочку в руки, талантливым виолончелистом, - пишет в своей книге "Сквозь призму времени" замечательный музыкант и педагог Христофор Закиян. - Все прошедшие его школу просто не могли не стать грамотными исполнителями. Микаела Моисеевича можно назвать явлением в деле развития симфонической музыки в Армении в целом и привитии высокой исполнительской культуры коллективу, которым он руководил много лет..."

 КОНЦЕРТЫ ОРКЕСТРА НЕИЗМЕННО ВЫЗЫВАЛИ ГЛУБОКИЙ ОТКЛИК, ОТДАВАЛИСЬ ЭХОМ в сердцах не только армянских слушателей. Вот что писал после своих гастролей в Армении Святослав Рихтер в 1953 году: "Встреча с вами (оркестром) была для меня величайшей радостью. В вашем лице я познал вас как исключительный, хороший, темпераментный и чуткий оркестр. Оркестру свойственны тонкие нюансы, хорошая ансамблевость, легкая и выразительная игра. Он имеет хорошего главного дирижера - Микаела Малунцяна..."

 "Превосходный молодой состав Ереванского филармонического оркестра подает большие надежды. Его выдающееся исполнение Пятой симфонии Бетховена может служить образцом и навсегда останется незабываемым. Я расстаюсь с самым горячим пожеланием оркестру и желанием вновь вернуться". (Франц Конвичный, лауреат национальной премии, главный дирижер "Гевандхауз", профессор, 1953 г.). Незабываемы концерты этого времени под руководством В.Ферреро, Ф.Конвичного, К.Кондрашина, О.Димитриади, А.Мелик-Пашаева, авторские концерты Арама Хачатуряна.

 Артистическая раскованность, высокая свобода владения самыми различными музыкальными стилями, истинно духовный контакт с партнерами в самых разнообразных по составу ансамблях - наиболее явные достоинства оркестра, каким он предстал перед слушателями в период Огана ДУРЯНА. И широкий взгляд на мир художественных ценностей, взгляд, идущий от подлинной мобильности. У многих на слуху его тогдашние интерпретации. Выступления оркестра под эгидой этого дирижера (1960-1965) тоже ярчайший этап в жизни симфонического оркестра. Но отношения маэстро с оркестром складывались в нелегких условиях. Здесь никогда не было бесконфликтного равновесия - слишком сложным организмом был этот оркестр, слишком яркой и сложной личностью являлся Дурян. Но как это ни парадоксально, именно такие непростые взаимоотношения коллектива и руководителя служат основой их взаимных достижений и взлетов. Ибо успех "сражения", которое именуется концертом, всегда продиктован как силой замысла дирижера, точностью его стратегии, так и силой сопротивления коллектива, который лишь в процессе работы с дирижером бурно устремляется в то русло, что было предвидено им.

ЭТО ЛУЧШЕ МЕНЯ ВЫРАЗИЛ В СВОИХ ВОСПОМИНАНИЯХ О ДУРЯНЕ ХРИСТОФОР ЗАКИЯН: "Когда дело касалось творческих вопросов, он никаких оговорок и причин не признавал. Было немало людей, считавших Дуряна человеком сложным, излишне противоречивым. Для меня же Оган был человеком простым. Настолько простым, что это зачастую и давало повод оппонентам считать его сложным.

 Прежде всего нужно понять, что мы были людьми двух разных систем. Мелкие нарушения дисциплины и законодательства, на которые у нас закрывали глаза, в мире, в котором жил и воспитывался Дурян, были строго наказуемы.

 Не думаю, что где-то, в любой зарубежной стране могла царить ситуация наподобие нашей. Ни у кого в голове промелькнуть не могло, что вместо шести пультов скрипачей на репетиции могут присутствовать пять, из троих флейтистов один может отсутствовать. Не думаю также, что ответственный за порядок в любом аспекте административный работник мог не знать причины отсутствия музыкантов и не обеспечить своевременно замену.

 За подобное безобразие в тот же день инспектора, директора или еще кого-то, отвечающего за порядок в оркестре, выгнали бы с работы за то, что он не умеет работать, если не сказать - мешает. Дирижер должен заниматься творчеством, а не выяснять, по какой причине вдруг нет исполнителя, или же спрашивать, почему оркестр не имеет того или иного инструмента. Все, о чем сказано выше, имело место в нашей действительности и стало чуть ли не нормой в работе коллектива.

 Дурян в подобных случаях нервничал, швырял, бывало, партитуру за пульт и уходил с репетиции, которая, не начавшись, тем и заканчивалась. Следовали реплики, что он, дескать, не в себе, не того... Не мне давать характеристику этой уникальной в своем роде, высокоодаренной личности. Так, все программы он дирижировал наизусть независимо от сложности текста, следуя своему правилу, что “партитура должна быть в голове, а не голова в партитуре”.

 ... ДУРЯН БЫЛ ПРОФЕССИОНАЛОМ ВЫСОЧАЙШЕГО КЛАССА и ничего идущего в ущерб качеству исполнения не признавал. Не то, что не хотел, а просто не мог. Все его нутро мгновенно восставало против. Оган Дурян, как и Микаел Малунцян, заслуживает памятника в истории становления нашего оркестра. Произведения под их руководством звучали по-новому, светились какими-то глубинными, заложенными ими красками. Их интерпретация убеждала, покоряла слушателей и исполнителей. Во время репетиций, не говоря о концерте, невозможно было расслабиться - шел творческий процесс, и накал был велик ...

 Концерты, когда за пультом находился Дурян, как на родине, так и во всех зарубежных странах, где ему довелось дирижировать, проходили с неизменным успехом при переполненных залах. Овации и восторженные отзывы в прессе сопутствовали ему неизменно. Везде.

 Дуряну предлагали выгодные контракты, руководство престижными оркестрами. Но Оган был патриотом своей исторической родины до мозга костей и, кроме нее, ни о какой другой стране слышать не хотел. И вот такую личность, благодаря которой в известной степени мир познавал высокую культуру нашей страны и входившей в ее состав маленькой республики, по непонятной и ничем не оправданной причине начали дергать, чинить всякие препоны, не выпускать за рубеж на гастроли ...

 Вокруг человека, принципиального во всем, что касалось работы, полностью лишенного высокомерия и честолюбия, правдивого и честного, далекого от любых интриг и склок, была создана обстановка, иногда доводившая его до степени крайнего нервного напряжения, разочарования, отрешенности. Не выносивший любую несправедливость, он задыхался в созданной вокруг него атмосфере. Терпеть далее подобную ситуацию стало невозможно. Кучка недоброжелателей сделала свое дело - выжила Дуряна. В 1969 году он уехал. Да разве только он ..."

 ПОСЛЕ ДУРЯНА В РАЗНЫЕ ГОДЫ ОРКЕСТР ВОЗГЛАВЛЯЛИ Микаел Терян (1965-1966), Рубен Варданян (1967-1970), Арам Катанян (1970-1973). Следующий этап расцвета симфонической музыки в Армении связан с именем Давида Ханджяна, истинный масштаб которого с годами становится все более ясным.

 Мощь его дарования проявлялась во всем, что он играл. Замечательный интерпретатор классической музыки, он неизменно выступал как первооткрыватель и неутомимый пропагандист современных авторов. Он вызывал неотразимую симпатию у всех, кто его видел и слушал. Разгадка тайны - в нем самом. Никогда не заслужил бы такую признательность артист, если бы оказался лишь блестящим профессионалом. Нет! В Давиде Ханджяне все видели личность, зримое воплощение утонченной духовности. “Исключительна роль Ханджяна в творческой биографии Авета Тертеряна: никто не умел так воспринимать и выражать характер, дух, время и темп его музыки. Ему удавалось покорять такие высоты, которые поражали самих авторов произведений”. (Э.Мирзоян). А как высоко ценил его сам Тертерян, как трепетно к нему относился: “Дирижер - философ, мыслитель, способный к долгим и осмысленным “погружениям”: где нужно, неистовый и дерзкий, но всегда красивый, на редкость артистичный... В нем была магическая сила, способная удерживать зал в напряжении”.

 Восторженным было отношение к Ханджяну и за пределами Армении: “Дело его жизни стало достоянием не только армянской культуры, но и всего нашего многонационального искусства, - признавался выдающийся грузинский композитор Гия Канчели. - Не всегда музыканты оркестра дают единую положительную оценку приехавшему на гастроли. Я был свидетелем полного единомыслия (в отношении Давида) как в Тбилиси, так и в других городах. Мне довелось присутствовать при исполнении симфоний А.Тертеряна и Л.Сарьяна. То, что делал Давид, было сравнимо с работой скульптора. Только в последние минуты концерта вспоминаешь, что автор звучащих произведений не он”.

Благодаря усилиям Д.Ханджяна в ЦК КП Армении было принято постановление “О дальнейшем улучшении пропаганды симфонической музыки в республике". К сожалению, Давиду Ханджяну была суждена короткая жизнь - 41 год. Но он оставил ярчайший след в истории армянской музыки, в истории оркестра.

 “Микаел Малунцян, Оган Дурян, Давид Ханджян... - три столпа, стоявшие за пультом Государственного симфонического оркестра Армении и поднявшие его на высоту всеобщего признания... Эти годы смело можно назвать периодом расцвета оркестра” (Х.Закиян).

 Продолжение следует…