ЧАШКА С РУЧКОЙ

"Добро пожаловать в 1920-е!" - приглашала надпись наискосок на витринном стекле. Магазин так и назывался - "1920-е". Молодая женщина открыла дверь и вошла. Звон невидимого колокольчика известил о ее приходе, но человек за старым письменным столом в углу, выделявшемся светлым пятном во мраке магазина, даже не оторвался от чтения газеты.

ОНА ПРОШЛА ВНУТРЬ И ОГЛЯДЕЛАСЬ. Вокруг бок о бок стояли старинные стулья, трюмо с зеркалами, большие, тяжелые резные буфеты. На каждом – маленькая наклейка с ценой и указанием года изготовления. Женщина перевесила сумку на длинной ручке с плеча на плечо и подняла взгляд. Десятки люстр – с одним рожком и с несколькими, маленькие и большие, из фарфора, стекла, хрусталя – свисали с потолка. На каждой подвешен квадратный картонный ценник, неподвижно застывший в горячем, спертом воздухе магазина.

Она дошла до отдела, отгороженного от остального пространства занавесом и буфетом. На местами обветшалом занавесе красного бархата были вышиты четыре летящих цапли. Напротив буфета стояло большое кожаное кресло, а сам буфет был до отказа заполнен всякой всячиной, навести порядок среди которой никто, видно, не удосужился. Фарфоровые тарелки, чашки, старые летные очки, тяжелая печатная машинка черного цвета с несколькими недостающими клавишами и ваза, и пепельница, и подсвечник, и запылившиеся украшения... Женщина сняла солнечные очки и глубоко вздохнула. Потянуло запахом плесени и ветоши. Она взяла пару перчаток, осмотрела их. Перчатки из розового сатина, с желтым пятнышком на пальце левой руки. Положила перчатки на место и посмотрела на фотографию в старой рамке. На фото – серьезный, насупившийся мальчик стоит возле молодой женщины. Дама с подчеркнуто прямой осанкой, худая и бледная, с собранными наверху волосами сидит в большом кожаном кресле. Поверх наглухо застегнутой гипюровой блузы свисает длинная нить жемчуга. Мальчик, выпятив губы, хмуро уставился в объектив.

Женщина пальцем смахнула пыль с фотографии, улыбнулась и тихонько сказала: "Ты тоже не любил фотографироваться, как и мой сын?" Кто-то ответил: "Так и есть. Не любил". Она быстро обернулась, прямые длинные волосы рассыпались за спиной. В большом кажаном кресле напротив сидела дама. Собранные наверх волосы, поверх наглухо застегнутой гипюровой блузы длинная нить жемчуга. Женщина спросила: "Это вы на фотографии?" Дама намотала на палец нить жемчуга. "Да, я и сын". Женщина перевесила сумку на другое плечо и покосилась на старый письменный стол в глубине магазина. Дама, не поднимаясь с кресла, сказала: "Не беспокойтесь. Он привык к тому, что я здесь".

Затем она встала и подошла к буфету. "Многое из того, что сейчас в этом буфете, принадлежит мне. Вернее, принадлежало. После моей смерти, поскольку из близких у меня никого не было, соседи вынесли мои вещи и оставили у дороги, а он (она указала на человека за письменным столом) собрал их и принес сюда. Этим он и занимается - приносит в свой магазин никому не нужные вещи и продает тем, кто готов купить их ради забавы или из любопытства..."

ОБЕ ЖЕНЩИНЫ БЫЛИ ПРИМЕРНО ОДНОГО РОСТА и одного возраста, хотя дама с фотографии в своей длинной черной юбке, в наглухо застегнутой блузе с длинными рукавами, с собранными наверху волосами казалась старше и, пожалуй, серьезней. Другая же была одета в брюки и сорочку без рукавов с расстегнутой верхней пуговицей.

Женщина снова взглянула на фото. "Никого у вас не было? Но ваш сын... " Дама снова намотала ожерелье на палец и тоже взглянула на фотографию. "Сын погиб на войне, и муж, и все родные".

Женщина откинула волосы со вспотевшего лба.

"На какой войне?"

Дама с фотографии на несколько мгновений закрыла глаза, затем снова открыла, протянула руку и достала из буфета фарфоровую чашку с ручкой. "Эту чашку муж когда-то купил нашему сыну".

Ручка сумки оттягивала плечо. "Сожалею. Должно быть, страшно".

Дама провела пальцем по мелким красным цветам на чашке. "Война? Да, страшно. То есть пока их не убили... Потом уже страшно не было... Из этой чашки сын по утрам пил молоко".

Сумка как будто стала тяжелее. На белой поверхности фарфора, над мелкими красными цветами было выведено имя. "Это имя вашего сына?"

"Да. Мы назвали его в честь моего деда. Старинное имя... А как вашего сына зовут?" - "У него тоже старинное имя, старинное восточное имя". Лицо дамы опять озарила улыбка. "Так вы с востока? А у нас был персидский ковер. Муж всегда чистил его сам. Мягким таким веничком. Говорил, что от грубого веника ковер портится".

Женщина застегнула верхнюю пуговицу, попыталась улыбнуться. "Ваш муж был прав. Грубые веники портят изысканные ковры".

Дама поставила чашку на буфет и вернулась к креслу.

Женщина взяла чашку в руки и обернулась - кресло было пустым.

Она глубоко вздохнула и направилась к старому письменному столу. Поставила чашку на стол, открыла кошелек. "Хороший у вас магазин". Мужчина поднял голову и зевнул. Затем отсчитал сдачу и снова углубился в газету.

На улице светило солнце. День стоял теплый. Дул легкий ветерок... Женщина услышала за собой грохот захлопнувшейся двери магазина.

Дома навстречу кинулся сын: "А что ты мне купила?" Она взглянула на мальчика: "Чашку". Потом вымыла ее, обтерла и протянула сыну: "Будешь из нее по утрам молоко пить".

СКАЗКА О ЗАЙЦЕ И ПОМИДОРАХ

Каждый день говорю сама себе: "Сегодня напишу рассказ". А вечером, домывая посуду и зевая, заверяю себя: "Завтра, вот завтра обязательно напишу"

ПОСУДА ДОМЫТА. Привожу в порядок кухню и сажусь у телевизора. "Набросаю-ка я вкратце на листке пока то, что пришло в голову, и приклею к зеркалу в ванной – утром, умываясь, вспомню, о чем собиралась писать..." Завтра, после того как приготовлю обед, будет время – пока не вернутся из школы дети и с работы - муж.

Завтра на обед приготовлю плов с тушеными помидорами – займет совсем немного времени. Дети-то плов любят, а вот муж – могу себе представить выражение его лица! Опустит голову, поест и, ни слова не говоря, подымется из-за стола... Он его и вправду не любит, без позы, но ворчать не станет. Ну так я послезавтра приготовлю что-нибудь эдакое, на его вкус. Куплю свежей зелени и сварю горме-сазби.

Послезавтра рассказ уже будет готов, так что и зелень почистить время найдется... Поворчу на зеленщика - зелень у него грязная, сора в ней полно... Набираю полную мойку воды, замачиваю зелень. Промываю, меняю воду, еще раз промываю, опять меняю воду, и в третий раз, и в четвертый... А иногда – и по семь-восемь раз ... Надеваю очки и тщательно перебираю зелень, чтобы грязи в ней не осталось, а потом уже нарезаю... Надо бы поосторожней в этот раз, не пораниться – вечно я, нарезая зелень, раню руку. Муж смеется: "Ты и после пятнадцати лет семейной жизни все еще профан!" Да я и сама смеюсь – знаю, он шутит. Зелень режу мелко. Мама говорит: "Для горме зелень нужно получше измельчать", - и сама она делает это на удивление умело. Режет мелко-мелко, а рук не ранит... Поджарить зелень – тоже искусство, уж этому-то за пятнадцать лет я обучилась. В течение пятнадцати минут ее нужно постоянно помешивать на сковороде, чтобы и не подгорела и хорошо обжарилась... Надо не забыть заранее замочить фасоль, чтобы быстрее сварилась. В прошлый раз фасоль замочить забыла – так мясо разварилось, а фасоль была еще твердой. Муж тогда ничего не сказал, но, собирая со стола, я заметила, что фасоль отложена у него на краю тарелки. В тот вечер дочь пожаловалась на боль в животе. Муж отложил газету и посмотрел на меня. Потом улыбнулся и указал в сторону кухни. Мой муж, как и большинство мужей, не знал, что в тринадцать лет у девочек такие жалобы бывают часто.

... ЗАВТРА ПЛОВ С ТУШЕНЫМИ ПОМИДОРАМИ займет совсем немного времени, и я напишу рассказ. Я задумала детский рассказ – сказку о зайце, который попал в вырытую охотником яму. Яма глубокая, и заяц не может выбраться. Друзья зайца отыскали его, а помочь ему из ямы вылезти не могут. Еду ему, воду приносят, чтобы с голоду не умер, иногда беседуют с ним, чтобы не скучал. Дни идут – заяц в яме. И еда у него есть, и местечко теплое-удобное, но так на волю хочется! Из ямы виднеется кусочек неба – то оно светлое, голубое, то - облачное, серое. Днем заяц на птиц пролетающих смотрит, ночью – на звезды...

Пока не знаю, как вызволю зайчонка из глубокой ямы. Завтра придумаю что-нибудь. А пока надо набросать в нескольких словах хотя бы то что есть, чтобы не забыть. Зеваю... Пойду-ка я спать, чтобы завтра быть в форме. Завтра придется зайца из ямы вызволять. Хочется пить... Иду на кухню, открываю холодильних, достаю бутылку воды. Взгляд падает на емкость для овощей: там всего два помидора – для плова не хватит. Завтра надо купить помидоры. Пью воду. Так хочется спать... Ставлю стакан на место, выключаю свет и выхожу из кухни. Что там было? Из блокнота, в котором веду учет расходов, вырываю лист бумаги и пишу на нем - помидоры. Надо бы приклеить к зеркалу в ванной, чтобы завтра не забыть.

Зоя ПИРЗАД

Перевод с персидского Виктории Аракеловой, журнал "Караван", N6, 2011 г.