В ЭКСПОЗИЦИИ - РАБОТЫ ГАРЗУ

В художественной галерее "Араме" (ереванский проспект Маштоца, 33/1) вчера открылась выставка работ одного из величайших художников XX века Гарзу (Гарника Зулумяна), творчество которого стало вехой в истории культуры не только Франции, но и всего мира. В армянском изобразительном искусстве диаспоры нет художника, который был бы так всенародно популярен, как Гарзу. Среди множества зарубежных армянских мастеров его имя приходит первым. Ни одно из дорогих нам имен не заслонит собой безмерную и беспримерную известность Гарзу.

В экспозиции уютного, просторного зала представлены сорок пять оригинальных произведений мастера, созданных в разных жанрах - пейзажа, натюрморта, портрета, - многие из которых вниманию зрителя представляются впервые. Они дают наиболее полное представление о творческих исканиях Гарзу в определенные периоды жизни, начиная с 1948 и до 1988 гг.

ЛЕГКОСТЬ И ОСОБОЕ ОЧАРОВАНИЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ СРЕДСТВ, своеобразие, изящество - вот качества, позволившие художнику создать уникальные произведения. Кто хоть однажды видел его картины (выставки Гарзу у нас проходили довольно часто), тот без труда узнает его манеру, его "голос". В искусстве Гарзу содержится до такой степени ни на кого не похожее, индивидуальное мировосприятие, что забываешь о привычных подходах, мерках и оценках. Он не подходит ни под какие категории. Живописные полотна, многочисленные литографические листы ярко отражают сущность его ума, его душу, его мироощущение.

С 17 лет Гарзу жил в атмосфере Парижа и был одержим этим городом, где каждый уголок напоминал о рождении живописных шедевров, великих книг, восторженных поэтических строк. На перекрестках улиц манящего всех художников и поэтов города встречались века, эпохи, нравы. Конечно, обрести собственное лицо в такой стране, как Франция, было нелегко. Богатые художественные традиции французского искусства и вдохновляли, и подавляли молодых художников. Что мог противопоставить тогда еще мало кому известный художник величайшим авторитетам европейской живописи? Оказалось, мог. Более полувека имя Гарзу среди величайших художников XX века, о чем свидетельствует неутихающий интерес к его творчеству и во Франции, и за ее рубежами. Картины его украшают стены музеев многих стран. Его талант от Бога подкреплялся удивительной работоспособностью.

Конечно, европейская школа живописи повлияла на творчество Гарзу. Однако это не следует понимать прямолинейно. Многое от творчества предшественников было воспринято Гарзу, но его искусство - это прежде всего самое полное выражение внутренней жизни художника, неутомимой работы мысли, сложного противоборства волновавших его чувств. Все передуманное, перечувствованное им самим облачалось в творчестве в самобытный образ и поднималось на высоту художественного обобщения. У картин Гарзу свои законы, свое кровообращение, своя нервная система. Он стоял вне какого-либо влияния других мастеров.

Впервые в Армении с творчеством Гарзу познакомились в далекие 60-е годы прошлого столетия, когда он приехал в Ереван будучи уже известным художником. Именно тогда все испытали на себе власть его искусства. Его приезд стал огромным событием не только для армянских зрителей, перед которыми открывался совершенно новый, самобытный мир, но и для самого художника, который впервые оказался на родине предков.

ПО СЛОВАМ ХУДОЖНИКА, ОН РЕШИЛ ЕХАТЬ В ЕРЕВАН ПОЕЗДОМ. "Возможность лететь самолетом меня не прельщала. Хотелось въехать в Армению не сразу, а постепенно. Подобно тому как постепенно раскрывался образ страны, которую я мечтал увидеть всю свою жизнь. И у меня создавалось ощущение, что я уже давно знаю Армению, более того, видел ее в своих произведениях и чувствовал себя армянским художником, прожившим часть жизни в родной стране".

Откликаясь на первую выставку работ Гарзу в Армении, искусствовед Генрих Игитян писал о том, что мы начинаем видеть по Гарзу очертания современных зданий, подъемные краны, железнодорожные пути, строящиеся корпуса заводов, цепкие кустарники, рассыпанные по склонам армянских гор. "Это прежде всего говорит о том, что Гарзу - глубоко современный и национальный художник. Национальное своеобразие определяется не этнографической или фольклорной окраской, а той внутренней жизнью, темпераментом, конструктивным мышлением, которые характеризуют лучшие творения армянской культуры", - подчеркивал Г.Игитян.

Гарзу видел современность в звуках, ощущая ее в красочных, ярких, беспокойно-насмешливых красках. И, может быть, поэтому, глядя на его работы, ощущаешь звуки Парижа, сложную полифонию вечно прекрасного города. Он слушал музыку Парижа, улавливал ее в природе, в звуках и красках окружающей действительности и стремился по-новому воплотить все виденное и слышанное. Да, музыка прежде всего. Потому что Гарзу и музыка Парижа навечно слиты. Он словно бог музыки, которая звучит, захватывая зрителя, и обостряет наше восприятие его полотен, их сокровенного смысла.

У Гарзу в Армении было много друзей, для которых двери его дома в Париже и мастерской всегда были открыты. Среди них и искусствовед, заслуженный деятель искусств РА Шаэн Хачатрян, с которым художника связывала искренняя дружба. С Гарзу он познакомился в 1966 году, когда он впервые приехал на родину с выставкой графических работ - гравюр и книжных иллюстраций.

"ТОГДА ГАРЗУ БЫЛ ИЗВЕСТЕН НАМ ЛИШЬ ОДНИМ СВОИМ ПРОИЗВЕДЕНИЕМ - живописным полотном, которое он прислал в дар нашей Картинной галерее в 1963 году, - рассказывает Ш.Хачатрян. - Все работы, составившие экспозицию выставки, он также подарил родине. Я опубликовал о Гарзу статью и с тех пор неоднократно писал о нем, включал его произведения в свои книги и альбомы. В 1984 г. по приглашению Академии художеств и Союза художников СССР я организовал в Москве крупную выставку мастера, и он присутствовал на вернисаже. Мы много раз встречались в Париже, и всякий раз Гарзу посылал со мной в Ереван несколько новых литографий. В 1989 году, после землетрясения, я попросил его помочь ленинаканским художникам, в одночасье лишившимся мастерских, а часто и средств к существованию. Фонд культуры, где я был исполнительным директором, предлагал устроить выставку-продажу примерно полусотни работ, которые Гарзу, не задумываясь, передал мне. Спустя некоторое время выставка-продажа состоялась, однако я уже не имел к ней отношения: в фонде произошли кадровые изменения. Через непродолжительное время меня немало озадачило, что два десятка литографий, которые я, повторяю, собственноручно привез в Ереван, вдруг обнаружились в США, где их продавали по несравнимо более высокой цене...

Помню, тогда же я попросил, чтобы мастер отозвался на землетрясение не только как гражданин, но и как художник. Прошло несколько месяцев, и я получил от него эскиз картины "Надежда": из земли, на которой стоит разрушенный город, словно дерево, прорастает обнаженная женщина, на ее голове не волосы, а густая поросль молодых цветущих побегов... К сожалению, этой картины Гарзу так и не написал. Армянская тема, точнее, тема Геноцида возникла и во фресках, которыми художник расписал средневековую церковь в городе Маноске на юге Франции...

В середине 90-х мы снова встретились, и мастер пригласил меня пообедать в ресторан, украшенный его фресками. Атмосфера беседы была самая непринужденная, и я счел возможным сказать, что Национальная галерея все еще располагает лишь одной его живописной работой. Мы приехали к нему. Жены художника не было дома, и он заговорщически подмигнул: "Выбери несколько работ, только никому об этом здесь не говори"... Из привезенных мной семи десятков работ несколько графических и четыре живописные работы я проиллюстрировал в своей книге "Музейный воин".