"ЧЕРНЫЙ КРУГ" КРИСТИАНА ЦЕРКЕША

Было ровно десять.

Кристиан сказал:

- Ты увидишь, как это просто. Все займет не более пяти минут.

ОН ВЗЯЛ ЦИРКУЛЬ, ПОДОШЕЛ К НЕБОЛЬШОМУ ХОЛСТУ НА ПОДРАМНИКЕ, поводил раствором циркуля над холстом и, нацелившись, вонзил ножку циркуля точно в самый центр холста. Затем описал циркулем круг, отложил циркуль, обмакнул кисть в заранее подготовленную смесь из множества ингредиентов, отливавшую почти настоящим черным цветом, ловко и аккуратно обвел изнутри окружность, старательно, осторожно, тщательно, точно так, как прилежные дети раскрашивают контурные рисунки в альбомах, а потом быстро и густо закрасил все внутреннее пространство. Отошел на два-три шага, прищурился и посмотрел на часы:

- Все. Четыре минуты одиннадцатого. Когда-то Малевич дал новый ход истории, повесив свой "Черный квадрат" на место и вместо иконы. То же самое делаю я. Обрати внимание на время. Новое время истории пошло. "Черный круг" Церкеша создан!

Вольфганг пожал плечами:

- И что дальше?

- Дальше? Дальше – как обычно. Нужно найти продюсера или менеджера, но лучше хозяина галереи, выставочного зала или распорядителя биеннале.

- Издеваешься?

Вольфганг, его старый друг, был не просто владельцем огромной картинной галереи со множеством крупных и камерных выставочных павильонов, но и организатором многих международных биеннале. В его галерее уже состоялись две персональные выставки Кристиана, с большим успехом и хорошими рецензиями.

- Нисколько, - с самым безмятежным видом произнес Кристиан. – Кто же рискнет выставить одну-единственную картину, именно эту, тем более объявив ее шедевром? Сразу обвинят автора в плагиате, пародии на Малевича и еще бог знает в чем...

- А ты считаешь, что это не плагиат, не пародия, а безусловно шедевр...

- Конечно. Ты же сам видел, как это было создано. Согласись, что с такой скоростью создаются только гениальные произведения.

Вольфганг встал и сердито сказал:

- Я выставлю твою картину. Не из интереса, а по старой дружбе. Но знай – выкручиваться будешь ты! Пояснения будешь давать ты! Писать проспекты и рекламные брошюры будешь ты! Отвечать на вопросы и разбираться с шумихой - а шумиха будет, это я тебе обещаю, тоже будешь ты!

Кристиан невозмутимо кивал головой, словно наперед соглашался со всем сказанным, в том числе и угрозой шумихи.

- Пропустим по стаканчику?

- Нет, не сегодня. Я еще должен перенести круг на большой холст, подготовить вступительное слово, рекламную брошюру, и обдумать, как буду разбираться с шумихой…

ВОЛЬФГАНГ НЕ ЗНАЛ ГЛАВНОГО – ОН ПРИСУТСТВОВАЛ НА ПРЕДПОСЛЕДНЕЙ странице сценария, вернее, участвовал в предпоследнем акте спектакля, давным-давно задуманного Кристианом, отрепетированного и отшлифованного в уме и наконец поставленного на сцене. Сценой была мастерская Кристиана, предпоследним актом – создание малого "Черного круга" – специально для Вольфганга, и оставался последний акт – выставка. Все то, чего опасался Вольфганг, было основательно и многократно прокручено в голове. Так опытная хозяйка готовит новое сложное блюдо, а когда оно готово и уже подано на стол, остается принимать комплименты и рассказывать гостям, сколько секретов таит рецепт необыкновенно экзотического на вид ароматно пахнущего кушанья.

О выставке, или, по-новомодному, презентации картины, было объявлено, как обычно, в новостях в разделе "Искусство" и еще в нескольких газетах. Имя Церкеша было довольно известным в кругах, близких к искусству, но, поскольку в наши времена сохранить втайне невозможно ничего, слухи о какой-то необычной картине все же просочились. Вольфганг не отвечал ни на звонки, ни на вопросы, напустив на себя загадочный вид.

- Где афиша? – донимали его знакомые журналисты, чтобы, как обычно, заранее прикинуть круг вопросов и набросать план статьи или очерка.

- Афиша будет завтра, типография уже закрыта, - отвечал он, - но какое это имеет значение?

Он равнодушно пожимал плечами и всячески делал вид, что ничего особенного не будет и предстоит обыкновенная выставка.

- А почему всего одна картина? - не унимались любопытные.

И вот тогда Вольфганг вынужден был ради дружбы пойти на прямой подлог:

- А кто сказал, что одна? Очень может быть, что десять или намного больше. Наверняка даже я ничего не знаю. И вообще... Кто ж выставляет одну картину?

Это и оказалось решающим аргументом. Действительно, кто и когда видел выставку одной картины? "Мона Лиза", что ли, "Слепые" или "Пылающий жираф"?

ЗА ЧАС ДО ОТКРЫТИЯ У ВХОДА В ГАЛЕРЕЮ СТАЛИ СОБИРАТЬСЯ НЕБОЛЬШИЕ группы зрителей – эксперты, критики, журналисты, оптовые продавцы, художники и просто любители живописи и завсегдатаи выставок. У рекламной фотографии на вертящейся стеклянной тумбе задерживались не более минуты, разглядывая большую черную точку в середине листа, от которой расходились в разные стороны крохотные дуги, тоже похожие на точки, пожимали плечами или поджимали нижнюю губу. " И что это там Церкеш такое учудил… Может, иллюстрации к новому манифесту, или проспект к оформлению нового биеннале… И что в этом такого? К чему вся эта таинственность…" Подобные мысли возникали у многих, но по какому-то молчаливому уговору никто ни с кем не делился – одни, чтобы не попасть впросак, другие – на всякий случай.

Без пяти минут двенадцать галерею открыли. Входили по одному, чинно, с достоинством, кивая знакомым.

В глубине павильона висела на стене громадная копия той же самой черной точки, которую они уже видели на рекламной фотографии. Действительно, в центре полотна блестел большой черный круг, от которого в двадцати четырех радиальных направлениях отходили к краям картины черные не соприкасавшиеся друг с другом дуги, тускневшие и утончавшиеся по мере приближения к краю холста. Под картиной, занимавшей почти всю стену, висела необычно большая табличка с написанными от руки крупными цифрами "1915". Сразу под цифрами было написано: "Их было два миллиона, и их не стало – двух миллионов". Ниже привычная строка: "Кристиан Церкеш, 2014 год". Только не в начале таблички, как принято, а внизу. В конце каждого ряда точек, у края полотна, были четко видны серые цифры – 2 000 000. Все цифры были составлены из точек, словно художник почему-то решил воспользоваться пуантилистской техникой именно в надписях. Какой-то зловещий смысл был во всем этом, но его пока никто не улавливал. Под углом к картине слева был установлен большой мольберт-треножник, на котором была прикреплена фотография, сильно увеличенная, явно столетней давности, о чем свидетельствовали стертости по краям и очень устаревшая техника выполнения. С фотографии смотрела большая группа людей в старинных одеждах, скорее всего, семья: мужчины в строгих темных сюртуках, женщины в длинных юбках, в нарядных накидках на головах, у каждой на лбу монисто из серебряных монет. Было много детей - больше половины. Они полулежали впереди, как бы вповалку, подперев головы руками, и весело улыбались – светлой наивной детской улыбкой, озорной и доброй. Еще бы, такое событие – все бабушки и дедушки, все дяди и тети, все двоюродные братья и сестры собрались вместе и фотографируются, а они на первом плане, впереди всех. Будет что показать внукам через много лет…

В ПАВИЛЬОНЕ ДАВНО СТОЯЛА ТИШИНА. ЛЮДИ ПЕРЕВОДИЛИ ВЗГЛЯД с картины на фотографию и обратно, смутно догадываясь, что все это действо связано с Первой мировой войной, о чем красноречиво говорила цифра "1915".

Кристиан появился незаметно. Вдруг все увидели его - он стоял слева от фотографии и напряженно смотрел на нее, словно собираясь с мыслями. Почти одновременно все повернулись к Кристиану, некоторые подошли и поздоровались. Он молча кивал знакомым, потом встал между фотографией и картиной.

- Я расскажу вам историю этой фотографии и изложу сакральный смысл моей картины. Потом отвечу на все вопросы журналистов. Так будет каждый день всю эту неделю. Даже если придет один человек.

Строгий черный костюм, черная водолазка – в таком виде обычно расфранченного Кристиана никогда не видели.

- Эта фотография была сделана в 1910 году в Западной Армении, за пять лет до Большого Геноцида армян… Это моя семья, вернее, семья моей бабушки. Вот она - он указал на маленькую сердитую девочку, прижавшуюся к немолодой женщине в красивой кружевной накидке на голове. - Видите, у всех женщин на лбу чихтикопи – украшение из серебряных монет, что могли позволить себе только зажиточные семьи. Здесь сорок восемь человек. В 1915 году, во время Геноцида, все семья была вырезана. Спаслись только двое – моя прабабушка и ее пятилетняя дочь. Вот они, рядом.

Когда Кристиан умолкал, казалось, что тишина в павильоне стала слишком громкой. Опоздавшие зрители моментально поглощались ею, становились как бы немыми частичками этой страшной тишины.

- Когда началась Первая мировая война, - продолжал Кристиан, - турки решили покончить с тем, что дипломаты называли Армянским вопросом, и физически уничтожить всех армян в Западной Армении. Немецкие инструкторы помогли им организовать это чудовищное злодеяние. Мужчин призвали в строительные батальоны, отобрав оружие и лишив возможности защищаться, и методично расстреляли всех до единого. Европа содрогнулась от ужаса, но ничего не предприняла, чтобы остановить варварство. Младотурки, как и султан, лицемерно уверяли послов европейских держав, что все это ложь и армянская пропаганда. Спаслись единицы - благодаря самоотверженности сотрудников миссий Красного Креста, благодаря таким одиночкам, как Нансен. Почему я рассказываю это так подробно? Немного терпения, и вы все узнаете… В ночь на 24 апреля 1915 года были арестованы и зверски убиты все представители интеллигенции – поэты, писатели, художники, музыканты, преподаватели, врачи, юристы. Народ фактически обезглавили. Гений армянской музыки, великий Комитас, один из самых светлых умов той страшной эпохи, узнав о зверской расправе, лишился рассудка – его глубокий тонкий ум не вынес этого… Из всех вилайетов Турции высылали женщин, детей и стариков в сирийскую пустыню Дейр-Зор. Почти все они погибли от голода, лишений и турецких ятаганов…

- У ПРАБАБУШКИ, - ПРОДОЛЖАЛ КРИСТОФЕР, - БЫЛА БОЛЬШАЯ некрасивая родинка на лице, здесь, на фотографии, это не заметно. Видите, ее голова немного повернута. Из-за своего уродства она поздно вышла замуж, за пожилого человека, вдовца, и то по настоянию родителей. У нее была только одна дочь, - он указал на сердитую девочку, прижавшуюся к матери. – Уродливая родинка, бывшая проклятием ее молодости, спасла ей жизнь, и она избегла участи красивых женщин и девушек, иначе я не стоял бы теперь здесь и не рассказывал вам все это… На нее не обращали внимания, и ей удалось вместе с дочкой, улучив удобный момент, спрятаться в густом кустарнике на берегу реки и ночью вернуться в пустую деревню. Ей повезло и в другом. Хотя девочка была слишком мала, чтобы представлять интерес для турок, среди аскяров, сопровождавших их караван, не было тех озлобленных зверей, которые развлекались тем, что хватали детей за ноги и разрывали пополам…Или били детей головой о стену, пока у них не лопался череп… В доме она нашла зарытый узелок, в котором было несколько серебряных крестов и эта фотография. Прятались в полуразрушенном курятнике - в поисках золота турки разрушили и дом, и хлев, и все строения в обширном дворе. Несколько дней они почти ничего не ели, только остатки разорванных лавашей, сложенных под полотенцем, которые она отыскала под развалинами. Днем она подкрадывалась к ограде, прислушиваясь, что происходит вне дома, и однажды услышала незнакомую речь. Украдкой выглянув, она увидела большую группу женщин в колпаках с красным крестом на головах... Она бросилась к ним и стала плакать, показывая в глубь двора. Одна из женщин пошла с ней и вывела за руку девочку. Стоявшие поодаль турецкие офицеры не посмели помешать им – у них было много документов на каком-то европейском языке с печатями, и они вели себя очень уверенно, к тому же одна из них говорила на ломаном турецком языке. Это были сотрудники миссии Красного Креста, которые вывезли их во Францию. Там прабабушка работала в приюте при миссии Красного Креста, растила дочь, мою будущую бабушку. Она была умелой поварихой, очень трудолюбивой, и сотрудники миссии уважали ее. Когда дочь подросла, она рассказала ей историю их семьи, историю их спасения, передала эту фотографию, велела беречь ее, в надежде, что когда-нибудь люди узнают правду о том, что творилось в Османской империи в 1915 году, когда турки уничтожили все христианское население в Западной Армении. Бабушка знала армянский язык очень хорошо. Родной язык и эта фотография - вот и все, что осталось ей от потерянной семьи и потерянной родины. Бабушка вышла замуж за француза, но ее дети – мама и мой дядя, владели армянским. Я владею гораздо хуже, но посещаю занятия, организованные нашей общиной, и непременно выучу язык как следует, чтобы в Армении, куда я скоро поеду, разговаривать по-армянски. В Париже мама встретила моего отца, Ласло Церкеша, и переехала сюда, в Будапешт, где я и родился. Теперь вы все знаете обо мне. Между прочим, все, что я вам рассказал, может поведать любой потомок спасшегося из турецкого ада. Видите, как много может рассказать старинный фотоснимок.

На разношерстную, как и на любой выставке, публику, рассказанное Кристианом произвело очень сильное впечатление. О Геноциде армян знали немногие, но и для них это было фактом далекой войны. Но теперь перед ними была старая фотография – живой говорящий свидетель, и был сам Кристиан – правнук свидетеля с этой фотографии.

Кристиан немного помолчал, потом обвел взглядом собравшихся и кивнул в сторону картины:

- ПОЧЕМУ ОНА НАЗЫВАЕТСЯ "1915", ДУМАЮ, ВСЕ УЖЕ ПОНЯЛИ. Несколько слов о расплывчатых серых линиях и числе 2 000 000. Во время резни 1894-1896 годов в Турции погибло почти полмиллиона человек. По приблизительным подсчетам самых разных организаций и комиссий, историков и общественных деятелей, число погибших во время Геноцида армян 1915 года и систематических погромов и резни в течение следующих пяти лет, вплоть до 1920 года - от полутора до двух с половиной и даже трех миллионов человек. Я взял среднюю цифру… Конечно, я мог бы долго рассуждать о черных дырах, темных материях, о бесконечности Вселенной, о супрематизме, сюрреализме, эксцентризме и т.д. Вы видите, что от черного круга радикально расходятся концентрические черные дуги малых размеров. Эта картина символизирует два миллиона черных кругов, черных пятен, но не жертв. Это символ Мирового Зла, черные круги – это черные души убийц. У каждой жертвы был убийца. Были звери, каждый из которых погубил сотню беззащитных людей, но сплошь и рядом по десять-двадцать головорезов набрасывались на одного человека, забивали до смерти и кромсали на куски. У двух миллионов жертв было два миллиона убийц. Мировое Зло - зловещая черная дыра, бездонная черная пропасть, которая, если позволить ей расшириться, однажды уничтожит жизнь и поглотит нашу планету. Мой "Черный круг" – это квинтэссенция черных сил, напоминание и предупреждение о черных силах. Что сделали люди, чтобы лучи солнца, лучи света растопили бы этот мрак в душах варваров? Два миллиона убийц уничтожили народ на его родине. Теперь они уничтожают храмы, церкви, кладбища, хачкары, надгробные камни, чтобы уничтожить все следы пребывания христианского народа на его исторической земле. Страна, рвущаяся в Европу, отрицает свою историю, отрицает Геноцид армян! Ведь даже Гитлер не отрицал, а наоборот, фактически подтвердил, что это было! А турки еще смеют заявлять, что они не делали этого, что все это ложь, выдумки самих армян! Что это армяне убивали турок… Куда же делось армянское население Западной Армении, где, по официальным данным, проживало два с половиной миллиона армян? Смеют утверждать, что все это спорные вопросы, которые должны решать историки. Да каждый камень в Анатолии вопиет об ужасах Геноцида! Да вы все прекрасно помните, что произошло здесь, в нашем чудесном городе, всего десять лет назад… Помните, как ночью турок из Азербайджана отрубил топором голову спящему армянскому офицеру, за что был провозглашен в Азербайджане национальным героем… Это в XXI веке, в центре Европы, на курсах НАТО под девизом "Партнерство во имя мира"! Так представьте же, что творилось сто лет назад в дикой Турции! Творилось то, что я вам рассказал…

НИ ШОРОХА, НИ ШЕПОТА, НИ ДВИЖЕНИЯ НЕ БЫЛО В ПАВИЛЬОНЕ. Казалось, каждое слово Кристиана взрывается, как бесшумная бомба.

- Через год весь мир, весь цивилизованный мир, который не имеет ничего общего с турецким государством, будет отмечать столетие Геноцида армян. Наша армянская община получила приглашение приехать в столицу Армении, где будут с торжественной скорбью отмечать эту трагическую дату. Через неделю мы начинаем наш вояж - выставки во всех городах мира, где живут армяне. Мы объездим все страны и континенты. Через год мы отвезем картину в Армению – в дар Музею, который исследует историю Геноцида армян. С нами поедет большая делегация наших венгерских друзей и представителей венгерской интеллигенции. Они хотят хоть немного смягчить ужасную ситуацию, созданную нашими властями. Будапештцы отказывались верить, что в их городе могло произойти такое злодеяние. Только судебные заседания заставили их поверить этим чудовищным фактам. Пусть узнают в Армении, что все порядочные венгры на их стороне и возмущены действиями своего продажного правительства. Недавно я говорил Вольфгангу, что после создания "Черного круга" пойдет новое время истории. Человечество должно опомниться, должно пересмотреть истоки и причины взаимной ненависти разных народов, идущие из глубины веков. Есть страны и народы, которых не коснулась цивилизация, и историю с Рамилем Сафаровым можно назвать метастазом раковой опухоли Геноцида. Страна, где героизируют трусливых убийц, смертельно, неизлечимо больна, и век ее недолог… Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать. А теперь я готов ответить на ваши вопросы.

Вопросов не было. Зрители столпились у фотографии. Странная перекличка старинной фотографии с событиями столетней давности и зловещее подтверждение преемственности черных сил и черных душ, которое было еще свежо в памяти всех будапештцев, создали совсем особую, трагическую ауру в павильоне, где обычно преобладали радостные тона.

Один из журналистов тронул Кристиана за рукав, прошептав что-то.

- Да, конечно, - ответил тот, - завтра или послезавтра, у вас есть целая неделя…

Зрители еще долго стояли у старой фотографии с истертыми краями. Казалось, что она не отпускала их. На них смотрели мужчины в добротных сюртуках, женщины в длинных юбках, со строгими лицами, в белых кружевных накидках, которые чинно сидели, сложив на коленях руки, улыбающиеся дети. Их всех зверски истребили недочеловеки, по иронии судьбы считающие себя великой нацией. Всем, кто был в этот день в галерее, надолго врезались в память светлые детские улыбки, озорные и веселые. Светлые улыбки детей, которым вскоре суждено было погибнуть лютой смертью…