ВОЙНА И МУЗЫ

22 июня - судьбоносная дата в истории нашей страны: в этот день началась Великая Отечественная война. Тогда еще никто не знал, какие нечеловеческие страдания придется испытать и какой тяжелейший путь до Победы придется пройти советскому народу. Каждый вкладывал в нее свои силы и возможности, в том числе старики, женщины и дети. Не последнюю роль в Победе, приближая ее, сыграли и музы. Не случайно именно в те военные годы были написаны эти строки: "Стихи шагают с нами в ногу, Ведут дорогами побед, И каждый воин хоть немного В душе по-своему поэт".

МАЛО КТО ЗНАЕТ, ЧТО В ДЕНЬ, КОГДА НАЧАЛАСЬ ВОЙНА, КЛАВДИЯ ШУЛЬЖЕНКО - знаменитая эстрадная певица, чьи песни звучали на передовой и в госпиталях, любимица простых солдат и генералов, находилась на гастролях в Ереване. Ничего плохого те июньские дни не предвещали. По воспоминаниям певицы, улицы солнечного, гостеприимного Еревана пестрели афишами, извещавшими о концертах Ленгосэстрады. Настроение было чудесное. Гастроли проходили отлично, все билеты проданы, публика принимала с сердечной, поистине южной теплотой.

А между тем за день до начала войны предшественница "Голоса Армении" - газета "Коммунист" писала: "Лауреата Всесоюзного конкурса артистов эстрады К.Шульженко некоторые ереванцы слышали со сцены и раньше. Другие ее знают по граммофонным пластинкам. С большим чувством она исполнила песни "Моя тень", "О любви не говори", "Песню креолки" и другие. Но особо высокого мастерства достигает ее исполнение в песнях "Мама" и "Руки".

Во время репетиции, когда готовилось несколько новых номеров в Летнем театре (в бывшем саду "Флора") и музыканты только начали настраивать свои инструменты, вдруг на всю мощь раздался голос из репродуктора. И в этот момент на сцену неожиданно вбежал директор театра. Именно он дрожащим голосом и сообщил артистам о том, что страну настигло большое несчастье - началась война.

С этого момента для всех присутствующих перевернулось все, а через некоторое время было принято решение считать себя мобилизованными и перейти в полное распоряжение военного командования. И хотя вечером очередной ереванский концерт состоялся, артисты решили прервать гастроли, а администратор раздал им билеты на ночной поезд.

Вот как в своих воспоминаниях об этом писала Шульженко: "Я гримировалась перед концертом и вдруг подумала: а кому все это нужно? Мысли мои были в Ленинграде, о войне, а война предстояла жестокая и не на один день, это все понимали; о сыне, о том, что нас ждет впереди. Зал был неполным - очевидно, не все зрители воспользовались своими билетами. В саду не горели фонари, город был затемнен по условиям военного времени. Я пела, и смысл знакомых слов ускользал от меня, делался неуловимым. Конечно, зрители не чувствовали этого - профессиональный актер должен делать свое дело вне зависимости от того, в каком настроении он находится. Но пела, и мне казалось, что "Креолка" и "Моя тень" - уже вчерашний день. И только когда начала "Руки", любимую песню, подаренную мне Василием Ивановичем Лебедевым-Кумачом: "Нет, не глаза твои я вспоминаю в час разлуки, Не голос твой услышу в тишине, Я вспоминаю ласковые, трепетные руки, И о тебе они напомнят мне... " - слезы вдруг подступили к глазам и перехватило горло. Боже мой, о чем я? Ведь сидящие в зале уже сегодня провожали на фронт самих дорогих и близких, ведь разлука с любимыми встала у порога сотен тысяч людей, и война надолго, а то и навсегда разведет миллионы рук. Не знаю, как допела песню, получившую новый, неожиданный смысл. Отзвучал последний аккорд, в зале - мертвая тишина, я стояла не двигаясь - замерли и зрители. И только когда сделала движение по направлению к кулисам - в зале раздались аплодисменты. Я видела глаза, полные слез, глаза благодарных слушателей и впервые за тот страшный день почувствовала, что мое искусство нужно, что оно и в новых условиях способно выразить самые откровенные чувства...".

А ВОТ КАК О ПЕРВОМ ДНЕ ВОЙНЫ ВСПОМИНАЛ РЕЖИССЕР ГРИГОРИЙ АЛЕКСАНДРОВ. Вместе со своей супругой актрисой Любовью Орловой они выступали в Риге, рассказывая о своих творческих планах, а утром 22 июня город бомбили фашистские самолеты. Уже на второй день они получили указание немедленно вернуться в Москву. Во время посадки в поезд произошел очередной налет. Летчик так обстрелял паровоз, что тот не смог сдвинуться с места. Пришлось откатывать его руками. А потом к нему прицепили какой-то другой, маломощный. Пассажиры по-черепашьи доехали до первого взорванного моста. А затем на лодках переправились на другой берег реки.

Всюду были беженцы, пожары. Целых три дня пришлось им добираться до Минска. Минск и всю Белорусскую железную дорогу бомбили беспрестанно. Любовь Петровна организовала женщин эшелона в отряды сандружинниц, наладив помощь раненым. "Она, - вспоминал Александров, - была смела, находчива, энергична - такой, какой ее привыкли видеть на экране - советской героиней.

Война явилась суровым испытанием для всего народа и для каждого советского человека. Свой счет предъявила война и художникам: и как гражданам страны, и как творческим работникам.

Мы, кинематографисты, сознавали себя мобилизованными, идеологическими бойцами. В Великой Отечественной войне кино буквально с первых дней великого испытания вышло на передний край общенародной борьбы с немецко-фашистскими захватчиками...".

И ЕЩЕ ОДНО ВОСПОМИНАНИЕ О ВОЙНЕ, О КОТОРОМ В СВОЕ ВРЕМЯ РАССКАЗАЛ КОНСТАНТИН СИМОНОВ. Кто не знает его знаменитое стихотворение "Жди меня", которое было написано им в начале войны. По признанию поэта и писателя, он совсем не любил писать письма и во время войны не написал ни одного. Но в трудные минуты, когда было тяжело и одиноко, Симонов иногда писал стихи, которые по сути, как он говорил, были не чем иным, как неотправленные письма к женщине, находившейся очень далеко от него. Когда, перебираясь с одного фронта на другой, он как-то на несколько дней оказался в Москве, подарил ей эти стихи взамен писем, которых она так и ни разу не получила.

"Я считал, - вспоминал Симонов, - что эти стихи - мое личное дело, касающееся только меня и ее. Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на далеком Севере и когда метели и непогоды иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке или в занесенном снегом бревенчатом домике, - в эти часы, чтобы скоротать время, мне пришлось самым разным людям читать стихи. И самые разные люди десятки раз при свете керосиновой коптилки переписывали на клочке бумаги стихотворение "Жди меня", которое, как мне раньше казалось, я написал только для одного человека. Именно то, что люди переписывали это стихотворение и что оно так доходило до их сердца, заставило меня через полгода напечатать его в газете. Как только оно было напечатано, я стал получать сотни писем со стихотворными ответами на него, иногда неумелыми, но всегда трогательными. И я понял, что это произошло не потому, что стихотворение было каким-то уж особенно хорошим, а потому, что самой задушевной мыслью многих сотен тысяч людей была мысль о том, что их ждут, что их должны ждать и что это ожидание смягчает для них тяготы войны, а подчас и спасает их...".