"НАШ ТЕАТР – КАК ЧЕМОДАН БЕЗ РУЧКИ"

Вчера завершился очередной фестиваль "Театр – Х", взявший на вооружение тезис "В ожидании профессионального слова". Из 14 участников нынешней программы группа экспертов выделила в отдельную строку три спектакля – студенческий "Человек-подушка" в постановке Григора Хачатряна, "Лю-бофф" Нарине Григорян на сцене "Амазгаин" и "Злой дух" на сцене Ванадзорского театра им. Абеляна в постановке народного артиста РА Ваге Шахвердяна. Несмотря на всю разность стилистики, все три спектакля объединил творческий поиск и стремление заговорить со сцены новым театральным языком. Специальных дипломов фестиваля удостоились и проект "Не покидай меня" в постановке Ваана Бадаляна, осуществленный Маленьким театром при поддержке Британского совета, и спектакль "Оскар и Розовая дама", осуществленный в арт-центре "Мачаненц тун" города Эчмиадзина.

Немало прозвучало профессиональных слов в ходе обсуждений, которые сопровождали каждый спектакль. Но директор "Театра–Х" Ара ХЗМАЛЯН не только не собирается ими ограничиваться. Он намерен расширять рамки контекста – в ожидании профессионального слова, которое выведет наш театр из застоя.

- Итак, главные выводы из очередного "рабочего" фестиваля?

- Вообще-то в этом году мы не рассчитывали на финансирование с учетом государственных затрат на 100-летие Геноцида. К счастью, Министерство культуры деньги выделило, фестиваль не прервался. Главное, что меня воодушевило и дало импульс каким-то мыслям, – это открытие "Театра–Х". К открытию любого местного фестиваля у меня всегда бывают, мягко выражаясь, претензии. Каким бы "торжественным" оно ни было – это либо убогое подражание нездешним эталонам, либо попытка сделать красиво посредством воздушного шарика. Я очень рад, что в этом году наш фестиваль начался с непривычного для театра интеллектуального диалога. Здесь значимым было то, что в нем приняли участие представители разных сфер искусства. И предложенная тема – "В ожидании профессионального слова" - перешагнула из театральной среды, превращаясь в общий серьезный разговор. Что все это даст в практическом плане – покажет время, но мы в очередной раз убедились, что у нас есть большие проблемы в искусстве – и в плане его создания, и в плане интерпретаций. Это же своеобразный драматический момент - благодаря информации, доступ к которой сегодня, слава богу, свободный, наши взгляды на искусство гораздо шире, чем наша арт-реальность. В наших разговорах часто возникает ощущение, что мы страшно далеки от этой самой реальности, что ты и отметила в своей статье по поводу открытия. Но это именно ножницы между нашими представлениями и сегодняшним положением дел. Нам всегда хочется больше, чем то, к чему есть возможность. Отсюда и впечатление романтизма. В любом случае радует, что вопрос из финансового, экономического поля начинает переходить в иную плоскость.

- Ну да, в недалеком прошлом все дискуссии сводились к одному – все плохо, потому что нет денег.

- Вот-вот! А на сей раз вопрос перешел в сферу интеллектуальную, что гораздо больше соответствует формату фестиваля. Очень хочется, чтобы это стало традицией. Если удастся это организовать, начать будущий фестиваль научной конференцией, пригласить серьезных людей из-за рубежа, чтобы процессы, происходящие в театре, звучали в международном контексте. Чтобы нам было понятно, какими критериями сегодня руководствуются в мире. Есть конкретные люди – Эрика Фишер-Лихте, Ганс Дислерман – их цитируют буквально в каждой театроведческой работе. Было бы просто счастьем обеспечить присутствие таких людей в нашей стране, пускай в рамках отдельного фестиваля. Другой вопрос, насколько мы готовы к подобному диалогу. Скажем, невозможно сегодня говорить о театре, пренебрегая концепцией постдраматического театра. Это реальная проблема. Потому что то, чему мы сегодня учим в театральном институте, заканчивается на театроведении первой половины прошлого века. Но ведь театр очень изменился, и говорить о сегодняшних явлениях с тех позиций просто невозможно.

- Мы любим оперировать хрестоматийными понятиями и отвергаем театральную реальность, которая сегодня существует в мире, нравится нам это или нет…

- Да, эстетическое понимание постдраматического театра нам пока не удается зафиксировать. Очень бы хотелось, чтобы разговоры о театре перерастали в интеллектуальные беседы…

- Давай все-таки не перебарщивать с интеллектом и терминами. Какие конкретные впечатления из нынешнего "Театра – Х" ты вынес?

- Мне всегда казалось, что у нас существует серьезная проблема в плане владения актерским ремеслом. Но нынешний фестиваль показал: то, что мы имеем, можно использовать очень интересно, если есть грамотная и точная режиссерская работа. Скажем, спектакль "Лю-бофф" Нарине Григорян в театре "Амазгаин". Мы привыкли видеть этих актеров в совсем другой эстетике. А в данном случае они явили себя совсем по-иному. Или лучшая дипломная работа ГИТиКа прошлого года - "Человек-подушка" Григора Хачатряна. Просто блестящие актерские работы! Как они держат паузы, как молчат, как преподносят внутреннее состояние! Это, кстати, не моя драматургия, но я убедился, что когда что-то делается на высоком профессиональном уровне, ты уже не задаешься вопросом, насколько это соответствует твоим личным предпочтениям.

- Профессионализм рождает профессионализм! Никаких дилетантских "нравиться – не нравиться", есть эстетическая задача и уровень ее воплощения. К сожалению, у нас обсуждения чаще ведутся на уровне того, "как это сделал бы я, если вообще сделал".

- Как раз, когда сделано на уровне, ты принимаешь правила игры, которые установил режиссер. И в этом плане "Человек-подушка" полностью себя оправдывает. Если в институте у нас появится хотя бы три режиссера-педагога, умеющих так работать с актером – сложные технические приемы, динамика, ритмические изменения, – многие вопросы отпадут. Этот сценический экстремализм, в котором полностью раскрывается актер XXI века. Уметь играть крайнюю ситуацию значит использовать весь свой профессиональный арсенал, все возможности своего тела. Психологические выверты – это вопрос опыта, в том числе и жизненного. А подобные спектакли показывают, насколько актер владеет техникой, которой его должны были обучать на протяжении четырех лет и о которой у нас принято забывать… Еще отдельного внимания заслуживает спектакль Ваана Бадаляна "Не покидай меня", в котором заняты и люди с ограниченными возможностями. Он лишний раз доказывает, что есть только одна сфера, в которой люди могут быть равны – это искусство. Или театр "Мачаненц" - уникальный пример использования всех возможностей. Его руководитель Геворг – талантливый человек, талантливый бизнесмен с уникальным чутьем, наглядно доказывающий, что искусство - вовсе не обязательно маргинальная, убыточная сфера. Создать в Эчмиадзине такой центр: музей, театр, организовать занятия рисованием, керамикой, ковроткачеством, учить фольклорным танцам и даже виноделию – уверен, что в ближайшее время "Мачаненц тун" станет серьезным туристическим центром. Кто-то с утра до вечера поносит собственную страну, а кто-то на одной отдельно взятой улице может создать целую страну с многочисленными структурами. Это просто чудо, на которое нужно смотреть и гордиться, а может быть, стыдиться.

- Откуда же на каждый театр найти своего Геворга Мачаненц-Бабаханяна?

- Уже восемь лет я постоянно думаю о том, почему театр утратил привлекательность в глазах людей и как сделать, чтобы ее вернуть. Вернуть в театр интеллигенцию, молодежь. Вот что делать? Перед нами стоит задача сохранить театральную атмосферу – путем дискуссий, бесед, какого-то резонанса. Резонанс создает интерес по отношению к продукции. А вообще главное – театр сам должен стать интересным. С чего начинать эту реформу? Сегодня театр просто пролетает над временем. Ведь прежде чем быть искусством, он – социо-коммуникативный институт. Сегодня мы переживаем социальные драмы, но они не получают своего сценического воплощения. И коды, которые идут со сцены к зрителю, публика не читает. Шекспир, Мольер, Чехов – способен ли сегодня зритель воспринимать идущую от таких спектаклей художественную информацию? Думаю, во многом – нет. На каком языке мы говорим со зрителем? Да, есть небольшая интеллектуальная прослойка, но все равно театр – это явление массовое. Где драматургия, откликающаяся на события? Где спектакли? На этом фестивале я лишний раз убедился, что нашему театру не хватает событийности. Чего-то такого, что может вызвать ответную волну, стать чем-то долгожданным.

- Приведу конкретный пример. Из пятидесяти с лишним пьес, принявших участие в конкурсе, объявленном два года назад "Амазгаин", больше половины было посвящено теме эмиграции. В репертуаре наших театров нет практически ни одного спектакля на наболевшую тему. Наши режиссеры - все больше о высоком…

- Конечно! Почему зритель столько смотрит сериалы, а ты кричи сколько хочешь, что это мусор? Потому что это – о нем. Не знаю, как охарактеризовать наш театральный процесс – это даже не инерция. Жизнь не меняется, не идет вперед. Многие десятилетия театр занят репродукцией. То, что делалось в 60-70-х с теми же тенденциями, те же люди воспроизводят с завидным упорством.

- Если учитывать, что главный и единственный спонсор театра у нас – государство, его все устраивает. За редким исключением спектакли, сделанные по госзаказу, самые предсказуемые и скучные.

- Для меня это вопрос вопросов – на что тратится государственный бюджет. Если какая-нибудь никому не известная труппа более интересна и нам, и миру чем то, что априори считается классикой, почему финансирование идет совсем в другие руки? Я каждый год поднимаю этот вопрос. Необходимо провести научное исследование среды, соцопросы – чего зритель хочет, чего не хочет, сколько было спектаклей, сколькие провалились, сколькие выезжали за рубеж. Мне попался такой мониторинг, осуществленный в Петербурге еще в 70 годы. Блестящее исследование – солидное, капитальное. Еще в советские времена об этом задумывались. У нас ничего подобного нет. Ну, не может государственная политика не иметь программы! У нас нет никакого документа, в котором написано, чего мы хотим от театра.

- Так можно провести сто исследований и перевести тонну бумаги – ты всерьез думаешь, что это что-то изменит?

- Рано или поздно произойдет смена поколений. Придут молодые, которые точно видят театр совсем по-другому. Понятно, будут и карьеристы, и бюрократы. Но, как говорится, делай, что должно, и пусть будет, что будет. В конце концов даже те, кто сидит в государственных кабинетах и решает вопросы, им нужны какие-то письменные, фактические обоснования. Вот я просто знаю, что сегодня министр культуры хотела бы что-то менять. Но где мотивация, которая обоснованна и оправданна? Хоть какая-то аналитика? А тем временем театр превращается в чемодан без ручки – бросить жалко, нести тяжело. Такой спутник жизни.

- Скорее, рудиментарный отросток, аппендицит, с которым, в общем-то, можно жить.

- Аппендицит можно удалить, а театр – нет. Это хроническая боль армянской культурной жизни. Сегодня часто приходится слышать, что вот, есть театры, которые не нужны. Не знаю… Но прежде чем перейти к институциональным реформам, давайте разберемся с кадровой политикой. Почему художественный руководитель возведен в ранг Католикоса – это ведь приводит к застою. Что мы делаем? Связываем самое живое искусство, искусство "настоящего времени" с предпочтениями и персоной одного человека. На десятилетия. А жизнь меняется, меняются ее ритмы. Фестиваль просто фиксирует эти факты. И каждый раз мы убеждаемся в несовместимости сегодняшнего армянского театра с требованиями жизни и времени. Но как ни прячь голову в песок, рано или поздно мы окажемся со всеми этими проблемами лицом к лицу.