ТРИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАЙЦА

Министр был краток, говорил, как всегда, спокойно, неторопливо, рублеными фразами, порою похожими на афоризмы или небольшие цитаты. Но сама суть вопроса была довольно необычна, так что доклад оказался куда длиннее, чем казалось поначалу.

                Собственно говоря, речь шла о чем-то среднем между таким грандиозным историческим проектом, как несостоявшаяся переброска сибирских рек в Казахстан, и сооружением обыкновенного водохранилища, которое даже стандартным назвать нельзя. Кстати, стандартными они и не бывают - всегда варьируются место, объем воды и еще много всяких умных параметров.

ВОПРОС НАЗРЕВАЛ ДАВНО – ЛЕТ ЭДАК  50-60 - И УСУГУБЛЯЛСЯ С КАЖДЫМ ГОДОМ. Гром гремел многажды, но ни один мужик не спешил перекреститься, дрых себе в ухе осла, как говорит народная поговорка. Кто ж не знал, что большинство приграничных районов республики страдает от нехватки воды, а некоторые и вовсе ее лишены - там воду дают по часам, да и то не каждый день.

В любой стране подобные проблемы решались чуть ли не каждый год. Перекрыть русло какому-нибудь чересчур ретивому ручью и попросить его орошать виноградник или высокогорные луга - чего уж проще…

               В данном случае дело обстояло так: крайне нуждались в воде семь приграничных районов, по другим подсчетам, двенадцать то ли тринадцать. Такой разброс мнений объяснялся спецификой подсчета: или территорий, совсем лишенных природной воды, даже колодезной, или с мизерным количеством, которого не хватало даже для полива индивидуальных огородов, с которых кормится все крестьянство, не говоря уж о поливе засеянных участков, воду для которых приходилось постоянно "выбивать"  чуть ли не с боем, или же брали в расчет все уцелевшее население в приграничных районах, которое следовало удержать в селах любой ценой.

Такой же разнобой был и в вопросе переброски около десятка маленьких речушек, которые в сумме образовали бы довольно вместительный водоем. А уж сколько копий было сломано, сколько замков сокрушено, сколько голов разбито из-за места будущего водохранилища! Действительно, где его строить – южнее или севернее, западнее или восточнее, очень крупное или три поменьше? Было еще несколько незначительных проблем – настолько несерьезных, что в докладе о них и упоминать не стали – их предстояло решать в процессе строительства "армянского проекта века".

Прений почти не было. Единогласно проголосовали за создание комиссии, которой предстояло выбрать место для будущего резервуара, разработать проект и представить смету на утверждение правительству, а потом, как всегда, заняться изысканием финансовых ресурсов.

ТАКИМ ОБРАЗОМ, РЕШАЛСЯ, ВО-ПЕРВЫХ, ВОПРОС ПОЛНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ водой всех приграничных и безводных районов страны – причем водой, которая фактически пропадала, не использовалась, утекая в буквальном смысле за границу, да еще в страну, которую иначе как враждебной и назвать было нельзя. За последние 60 лет о бессмысленной пропаже этой воды осмеливались говорить немногие. Во-вторых, для осуществления проекта потребовалось бы огромное количество рабочих рук. Что же касалось стройматериалов – слава богу, который засыпал ими Армению в баснословном количестве, лишь бы камнерезов хватало. Армянский труженик испокон веков был строителем, созидал  и строил, строит сегодня и будет строить завтра. Как резко сократилась бы безработица, а может, и вовсе сошла на нет... Ну, и в-третьих, такая стройка, тем более если строить два или три водохранилища, могла не только остановить миграцию, но и потребовать громадных людских резервов – и все хопанщики из России вернулись бы, и беженцев из Сирии привлекли бы, и отряды волонтеров-армян со всего света приехали бы… Одним ударом сразу три зайца были бы убиты, да каких зайца! Учитывая масштабность и государственное значение "армянской стройки века", зайцы обретали статус государственных. Это тебе не морковку с огородов таскать…

Все уже было предельно ясно, заседание шло к концу, и по привычке секретарь обратился к присутствующим и спросил, нет ли у кого вопросов. Вопрос был у очень рядового начальника, какого-то Мхитаряна Меликсета, который успел лишь произнести:

- А не воспротивится ли соседняя республика…

Его кто-то грубо прервал, проворчав с места:

- А ей какое собачье дело до того, что мы строим в нашей стране? У кого мы должны спрашивать, как нам жить?

Меликсет Мхитарян продолжал, будто и не слышал грубой реплики:

           - …потому что в любом случае она лишается всей воды, которая веками текла с территории Армении на ее территорию. Они привыкли пользоваться нашей водой, развивать свое сельское хозяйство, орошать сады, посевы, бахчи.  И потом, это прекрасная горная питьевая вода, которая во всем мире ценится на вес золота. Если ее перекрыть, огромные районы по ту сторону границы через два­три года превратятся в безжизненную пустыню и население будет вынуждено покинуть их…

- Вот и очень хорошо, пусть катятся к чертовой матери, - выкрикнул тот же грубый голос, - нашей водой пользуются, и наших жеребят на границе каждый день убивают…

Министр, аккуратно собрав свои бумаги, спокойно заметил, что каждое государство вправе распоряжаться собственными природными ресурсами по своему усмотрению:

 - Мы же не получаем никаких доходов с их нефти. А ведь нефть тоже природный ресурс. Им с нефтью повезло, а нам нет. Но нам повезло с водой. Почему же она не должна служить только нам?

У МИНИСТРА БЫЛА ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНАЯ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО МУЖА позиция – любой сложный вопрос решать быстро, но спокойно и буднично, без нервов и крика. Но Мхитарян не унимался, и, как в знаменитом анекдоте, было непонятно, он за себя или за тигра. Не унимался и обладатель грубого голоса, который, полупривстав, метал гневные взгляды на окружающих -  мол, чего не поддерживаете, неужели в этой стране совсем уже всем на все наплевать…

- А все-таки, -  продолжал Мхитарян, - вдруг большой международный скандал получится?  Они же, даже когда кругом виноваты, скандалят, а тут их воды лишают. Вон Турция – сама российский самолет сбила,  да еще на чужой территории - и сама же побежала жаловаться. Это турецкий национальный характер – полное отсутствие чести, справедливости и достоинства, только звериная хитрость и подлость... Да и утвердит ли правительство такой проект?

- Думаю, что утвердит, – сказал министр, сходя с трибуны и направляясь к своему месту в президиуме.

- А если не утвердит? – захлебываясь, взорвался-таки грубый голос. - Пусть тогда люди вспомнят о двух миллионах безвинных жертв Геноцида!

- Пусть вспомнят тысячи умерших от жажды детей и женщин в пустыне Дейр-эз-Зор!

- Пусть вспомнят гибель Зохраба и Сиаманто!

- Пусть вспомнят потерявшего от их дикости разум Комитаса!

- Пусть вспомнят безумие варваров из Сумгаита!

- Пусть вспомнят будапештский топор, с которого еще капает неотомщенная кровь убитого во сне парня, и пусть падет она на голову того, у кого дрогнет рука и он не проголосует за этот проект!

- Я первый готов день и ночь бесплатно работать на этой стройке, только чтобы лишить этих мерзавцев воды! И таких, как я, сотни тысяч! Да вся передовая мыслящая молодежь поддержит это святое дело…

         Голоса умолкли. Заседание грозило стать неуправляемым. Министр снова вышел к трибуне, подождал, пока утихли громкое перешептывание и грозный гул в зале, и опять-таки очень спокойно и уверенно произнес:

 - Все, что здесь прозвучало, возможно, слишком эмоционально, но правильно, мной предусмотрено и продумано. Но дело в том, что есть и запасной вариант. Если вопрос будет поставлен на высоком международном уровне, мы, пожалуй, можем согласиться с тем, чтобы приостановить этот проект, при следующих непременных условиях: все соседние с нами страны безоговорочно признают независимость Нагорно-Карабахской Республики и подписывают с ней мирный договор -  под эгидой ООН, Совета Европы и Европарламента…Турция признает Геноцид 1915-1923 годов и возвращает наши исторические земли согласно Севрскому договору … Если ей так дорога вторая турецкая республика, она не захочет лишить ее воды... А потом мы вернемся к вопросу обеспечения водой наших приграничных районов. Время работает на нас. Будем работать и мы, господа.