ТА СИСТЕМА ПРЕПОДАВАНИЯ - ЛУЧШАЯ

В рамках Республиканского фестиваля альта и виолончели им. братьев Генриха и Геронтия Талалян прошел концерт пианиста из США, профессора университета штата Нью-Йорк, доктора музыкальных искусств в Йельском университете Дмитрия Новгородского. После его замечательного выступления вместе с армянскими музыкантами в Доме камерной музыки, где они исполнили концерт Моцарта, состоялась беседа с ним. 

- Я впервые в Армении, - сказал Дмитрий. – Арама Талаляна знаю давно, мы вместе учились в 90-е годы. С тех пор прошло много лет. Я всегда хотел попасть в вашу страну: здесь у меня много друзей, как и в Америке.

- Вы выступили вместе с армянскими музыкантами. Как вы оцениваете это выступление и нашу публику?

- Все было замечательно. Играть с Арамом – честь для меня. Это большое музыкальное событие. И с возрастом встреча становится еще более приятной, потому что, когда друзья много лет не общаются, то это всегда другой уровень понимания. У вас хорошие музыканты. И хотя время на репетиции было ограничено, мы как-то сразу нашли общий язык. Это неудивительно, потому что наша музыкальная команда была очень профессиональной. Замечательный зал, прекрасная публика. Обычно на такие концерты случайные зрители не приходят, ведь классическая музыка все-таки элитарна и требует определенного понимания.

- Кроме выступления на фестивале, вы два дня подряд давали мастер-классы студентам нашей консерватории. Каковы ваши впечатления?

- Я слушал, как играют молодые люди разного возраста. Все они музыкально и технически подготовлены. У вас хорошая, серьезная фортепианная школа. Я и так знал об этом, но сейчас убедился еще раз.

- Вы закончили Московскую консерваторию и преподаете в США. Есть ли отличия в системе музыкального образования у нас и на Западе?

- В Московской консерватории я учился в советское время. Моим педагогом был пианист, народный артист СССР Виктор Мержанов. Потом я еще учился с Арамом в Йельской школе музыки. Преподаю уже много лет. И чем больше преподаю, тем больше убеждаюсь, что та система преподавания музыки, которая существовала когда-то в Советском Союзе и по которой, как я понимаю, продолжают учиться в том числе и в вашей консерватории, тот уровень профессионализма – лучший в мире. Это самая сильная школа в плане образования, доступности, музыкальных традиций, базовой основы, профессиональной специализации. В Америке немного по-другому: там молодежь немножко занимается музыкой, немножко другими предметами и до самого университета, и даже уже включая университет, все еще выбирает, кем конкретно стать и какую профессию окончательно выбрать. Может, это и хорошо, с одной стороны. Но, когда человеку 18-19 лет, он уже должен быть серьезно настроен на определенную профессию. И об этом я говорю своим студентам: музыка – ваша профессия. И к этому нужно готовиться с детства, получая удовольствие от серьезных занятий.

- Правда ли, что система преподавания в США такова, что педагог, дающий уроки исполнительского мастерства, должен сам концертировать, иначе он не имеет права преподавать?

- Да, это так. Он должен выступать с сольными концертами или вместе с оркестром, чтобы передать свой опыт студентам. Преподавать и не выступать – это две вещи несовместимые.

 
- Расскажите, пожалуйста, немного о себе, о своем творческом пути.

- Я родился в семье музыкантов: мама – пианистка, профессор Алмаатинской консерватории, папа – дирижер хора. В 16 лет я стал победителем республиканского конкурса пианистов, а потом завоевал золотую медаль на Национальном фестивале искусств. Это и послужило стимулом, чтобы серьезно заниматься музыкой дальше, потому что до этого в подростковом возрасте не очень-то хотелось подолгу сидеть за инструментом. С этого времени я стал уже готовить себя к профессии музыканта. Есть масса других специальностей и очень интересных, но сейчас я не представляю себя без музыки. Может быть потому, что я ничего другого не пробовал. Без музыки мне очень некомфортно.

- А как вы попали в Америку?

- Так получилось, что вначале я поехал в Израиль, где провел целый год. Но там, честно говоря, после Московской консерватории не было чему учиться, у кого учиться - уровень был не очень высокий, хотя, конечно, я благодарен музыкальной академии, в которой продолжал свое образование. Туда приехал профессор из Америки, пианист Борис Берман, в свое время закончивший Московскую консерваторию у Льва Оборина и преподававший в Йельском университете. Он прослушал меня, дал несколько мастер-классов, а потом неожиданно спросил: "Не хотели бы вы приехать к нам?". Так я оказался в США. Поучился, получил работу и так и остался в Америке – вот уже двадцать лет.

- Насколько вам знакома армянская композиторская школа?

- Армянская музыка очень популярна в Америке, особенно творчество Арама Хачатуряна. Скажу больше – Токката Хачатуряна для фортепиано настолько знаменита, что все, кто приходит поступать в университет после школы, играют именно ее. Часто исполняют Фортепианный, Скрипичный концерты композитора, исполняют музыку Александра Арутюняна. Я обучал студентов музыке Хачатуряна. И сейчас хочу поделиться своими наблюдениями. Американские студенты не сразу ее воспринимают, потому что у них нет в крови той эмоциональности, которая присутствует в музыке Хачатуряна. Но, конечно, иметь в репертуаре сочинения такого композитора – это много значит. Без него я не представляю фортепианную музыку так же, как без музыки Бабаджаняна. Но, честно говоря, современных армянских композиторов я не очень-то знаю. Вам нужно их лучше пропагандировать. 

- Как по-вашему, музыка – это стихия, или она имеет какие-то определенные очертания, грани?

- На мой взгляд, и то и другое. Нейгауз, великий педагог фортепиано, говорил: "талант – это страсть, помноженная на интеллект". Конечно, музыка должна быть стихийной. Это какая-то природная одержимость передать нечто публике посредством музыки. Но, с другой стороны, важно, как все это выстраивается. Именно в этом, я считаю, кроется какая-то загадка и в то же время счастье исполнительского искусства.

- Как вы думаете, акция "Музыка во имя мира" действительно способствует примирению враждующих сторон?

- Мне как музыканту очень хотелось бы, чтобы музыка оказывала такое воздействие на людей. Она, конечно, умиротворяет. Но если после такого концерта две враждебные группировки или воюющие между собой народы сложат оружие и перестанут стрелять друг в друга, мне это было бы очень странно, потому что вопросы мира и политики не решаются звуками, какими бы прекрасными они ни были. Искусство, и в частности музыка, может заставить на какое-то время смягчить сердца, но подобные вопросы, к сожалению, она не решает. Другое дело, что она может помочь, например, задуматься о чем-то вечном.